г. Бакуром, вместе с обстоятельным описанием этой интересной страницы из
французской истории, составленным самим Ла-Марком. Взамен оказываемых М.
услуг, король обязывался уплатить долги  М.,  простиравшиеся  до  200000
фр., давать ему в месяц по  6000  ливров  и  вручить  Ла-Марку  миллион,
который должен был быть передан М. по окончании сессии,  если  он  верно
будет служить интересам  короля.  М.  с  совершенно  спокойной  совестью
согласился на  эту  сделку,  считая  себя  негласным  министром,  вполне
заслуживающим  плату  за  труды.  В  дальнейшей  своей  деятельности  он
является вполне последовательным, не изменяя своим  убеждениям  и  часто
действуя вопреки желаниям короля  и  роялистов.  Он  поддерживал  власть
короля, оставаясь верным революции ("его не купили", говорит Сен-Бев, "а
ему платили"). Если он при обсуждении вопроса о праве объявлять войну  и
заключать мир  поддерживал  королевскую  прерогативу,  то  лишь  в  силу
глубокого убеждения в невозможности существования исполнительной власти,
лишенной всякого авторитета. Если  он  часто  возражал  против  действий
собрания, то лишь потому, что возмущался его теоретическими  увлечениями
и непониманием действительной  жизни.  Его  приводило  в  негодование  и
многословие  прений.  Чтобы  установить  какие-нибудь  правила  в   этом
отношении, он попросил своего друга Ромильи составить подробный доклад о
правилах и обычаях английского парламента и перевел его  на  французский
язык, но палата не приняла его к  руководству.  Когда  возник  вопрос  о
суровых мерах по отношению к эмигрантам, М. восстал против  них,  потому
что находил, что наказание за выезд из королевства равносильно нарушению
основных  начал  свободы.  Он  высказался  против  назначения  комиссии,
которая могла по своему  произволу  присуждать  беглецов  к  гражданской
смерти и конфисковать их имущество. "Я объявляю",  воскликнул  М.,  "что
буду считать себя свободным от всякой присяги в верности тем, кто  будет
иметь бесстыдство назначить диктаторскую комиссию. Популярность, которой
я домогаюсь и которой имею честь пользоваться - не  слабый  тростник;  я
хочу вкоренить ее  глубоко  в  землю,  на  основаниях  справедливости  и
свободы".  В  противоположность  теоретикам,  он  находил,  что   солдат
перестает быть гражданином,  как  только  поступает  в  военную  службу:
первая его обязанность - повиноваться беспрекословно, не  рассуждая.  Он
говорил в защиту ассигнаций, но  под  условием,  чтобы  их  ценность  не
превышала половины ценности земель, пущенных в продажу. Он хотел во  что
бы то ни стало избежать банкротства,  позорного  для  страны.  Неутомимо
работая в палате, заседая в клубах, М. в то же время принимал участиe  и
в ведении иностранных дел.  Он  находил,  что  французский  народ  может
устраиваться как желает и что ни одна иностранная держава не имеет права
вмешиваться в его внутренние дела; но он знал, что соседние  монархии  с
беспокойством следят за успехами  революции  во  Франции,  что  государи
боятся  влияния  революционных  идей  и  благосклонно  внимают  просьбам
эмигрантов о  помощи  французскому  королю.  Как  член  дипломатического
комитета, избранного палатой в 1790 г., и  его  докладчик,  он  старался
избегать всяких поводов к вмешательству держав в дела  Франции.  С  этой
целью он поддерживал постоянные сношения с мин. иностр. дел, Монмореном,
давал ему советы, руководил его политикой, защищал ее  перед  собранием.
Значение М. в этом отношении доказывается беспорядком,  водворившимся  в
иностранной политике после его смерти. Между тем слухи о продажности М.,
о его "великой измене", проникли в палату, в народ; газеты обсуждали  их
на все лады. Положение М. становилось день ото дня  все  более  и  более
невыносимым,  и  только  внезапная  смерть  его,  среди  самого  разгара
деятельности, заставила замолкнуть его противников. Он работал неутомимо
до конца, хотя болезнь его требовала  абсолютного  спокойствия.  Ни  его
сношения с двором, ни прения палаты,  ни  обширная  переписка  не  могли
удовлетворить  его  жажды  деятельности:  он  был  командиром  батальона
национальной гвардии, членом администрации  сенского  дпт.  и,  наконец,
председателем национального собрания. 27 марта он испытал первый тяжелый
приступ болезни; тем не менее 28-го он выступил с  речью  по  вопросу  о
рудниках, защищая, вместе с общественными интересами, и частные интересы
своего приятеля Ла-Марка. "Ваше дело выиграно",  говорил  он  ему  после
заседания, "а я мертв". Через 6 дней  Франция  узнала  о  смерти  своего
трибуна. Весь Париж присутствовал  при  его  похоронах;  тело  его  было
положено в Пантеон. 10  августа  1792  г.  найдены  были  доказательства
сношения М. со двором и полученной им платы;  вследствие  этого  останки
его были вынуты из Пантеона и на место их положены останки Марата.  Прах
М. был перенесен на кладбище казненных, в предместье Сен-Марсо.

   Литература. Mirabeau, "Oeuvres completes" (1882: сюда  не  вошла  его
"Monarchie Prussiennе", 1788); Mirabeau. "Memoires sur sa vie litteraire
et  privee"  (1824);  Lucas  de   Montigny,   "Memoires   biographiques,
litteraires el politiques de Mirabeau ecrits par lui meme, par son pere,
son oncle et son  fils  adoptif"  (П.,  1834);  Dumont,  "Souvenirs  sur
Mirabeau" (l832); Duval, "Souvenirs sur Mirabeau" (1832);  Victor  Hugo,
"Etude sur Mirabeau" (1834); "Mirabeau's Jugendleben" (Бреславль, 1832):
Schneidewin, "Mirabeau und seine Zeit" (Лпц., 1831); "Mirabeau,  a  Life
History" (Л., 1848); Ad. Bacourt, "Correspondance entre Mirabeau  et  le
comte de La-Marck" (1851); Louis de Lomenie, "Les Mirabeau" (1878);  Ph.
Plan, "Un collaborateur de Mirabeau" (1874); Reynald,  "Mirabeau  et  la
Constituante" (1873); Aulard, "L'Assemblee Constituante" (1882);  Stern,
"Mirabeau" (1889); Mezieres, "Mirabeau" (1892);  Rousse,  "Mirabeau"  (в
"Grands ecrivains francais").
   Л.
   Мираж  (Mirage,  Lufispiehelung)  -  атмосферное  явление,  благодаря
которому при известных обстоятельствах делаются в  какой-либо  местности
видными предметы, действительное местонахождение которых вдали от  места
их наблюдения зрителем.  Оно  объясняется  полным  отражением  лучей  на
границе двух слоев воздуха,  имеющих  различные  температуры,  если  луч
света падает с очень  сильным  наклоном  на  граничную  плоскость.  Если
зритель и отдаленный предмет находятся на лишь немного повышенных точках
и между ними лежит сильно нагретая солнцем  песчаная  почва,  сообщающая
свою теплоту ближайшим слоям воздуха и тем нагревающая их сильнее  слоев
выше расположенных, зритель видит предмет в его действительном положении
при посредстве лучей, прямо от предмета идущих к нему,  и  во-вторых,  в
перевернутом положении, при посредстве лучей, идущих от предмета  книзу,
потом, при встрече с  более  теплыми  и  поэтому  более  редкими  слоями
воздуха, подвергающихся отражению и идущих к глазу наблюдателя, видящего
предмет как бы  отраженным  в  воде.  Это  объяснение  дал  еще  Монж  в
"Мemoires de I'lnstitut d'Egypte". Если сильно нагретый теплый  слой  не
внизу, но вверху наблюдателя  и  наблюдаемого  предмета,  находящихся  в