другом Эфиальта,  тогдашнего  вождя  демоса;  основываясь  на  Плутархе,
полагали даже, что именно  П.  был  истинным  виновником  и  инициатором
реформы ареопага, проведенной Эфиальтом и положившей конец политическому
влиянию этого учреждения; но это противоречит  свидетельству  Аристотеля
(в "Афинской Политии"). Со смертью Эфиальта (462 - 461  г.)  руководство
демократической партией перешло к П. В то время на первом  плане  стояла
борьба с внешними врагами, требовавшая страшного напряжения сил, так как
Афинам приходилось воевать и в Египте (с Персами), и в самой  Элладе  (с
Коринфом, Эпидавром, Эгиной, затем и со Спартой). П. участвовал в  битве
при Танагре, в которой афиняне  были  побеждены  спартанцами  (457  г.).
Когда,  под  влиянием  этой  неудачи,  обнаружилась  реакция  в   пользу
изгнанного  посредством  остракизма  (вовремя   борьбы   из-за   реформы
ареопага) Кимона, то П. пошел на встречу народному желанию  и  сам  внес
предложение о возвращении своего соперника из  изгнания,  раньше  срока.
Когда спартанцы, вопреки заключенному в 451
   -  50  г.  перемирию,  вторглись  в  Среднюю  Грецию,  чтобы   помочь
дельфийцам против  фокидян,  П.  тотчас  после  их  удаления,  возвратил
фокидянам обладание дельфийским святилищем. Вскоре  в  Беотии  поднялось
восстание против афинского господства; Толмид, поспешивший туда, вопреки
совету П., с небольшими силами, пал в битве при Коронее (447  -  6  г.),
окончившейся поражением афинян; вслед затем восстала  Евбея,  отложилась
Мегара, спартанцы вторглись в Аттику. П., переправившийся было с войском
в Евбею для подавления восстания, должен был спешить на спасение Аттики.
Действуя с большою  осторожностью  и  не  вступая  в  битву,  он  достиг
отступления спартанцев, что объясняли подкупом. Теперь П.  направил  все
силы на покорение Евбеи, которая и подчинилась афинянам. В 445 г.  между
Афинами и Пелопоннесским союзом заключен был тридцатилетний  мир  (иначе
Периклов), по которому афиняне отказались от всего, что принадлежало  им
в Пелопоннесе, и возвратились к тому положению, какое занимали до войны;
оба союза взаимно  признали  друг  друга.  С  прекращением  войны  снова
возгорелась борьба внутренняя.  Столкновение  произошло  по  вопросу  об
употреблении союзной казны на украшение города: глава  аристократической
партии, Фукидид, находил  такое  употребление  несправедливым.  П.  имел
опору преимущественно в городском населении, его противник, вероятно - в
сельском.  Только  остракизм  мог  положить  конец  борьбе,  и   Фукидид
принужден был отправиться в изгнание. Влияние П. достигает теперь  своей
высшей степени. В течение почти 15 лет он правит Афинами без соперников;
из года в год  он  избирается  в  стратеги,  облекается  иногда  особыми
полномочиями. Значение П.  основывалось,  однако,  не  столько  на  этой
должности, в то время очень важной, сколько на самой  его  личности.  П.
является благороднейшим типом эллина, в котором гармонически  сочетались
разнообразные таланты и качества. При тогдашнем строе Афин всего  важнее
был талант ораторский, столь необходимый для того, кто  желал  подчинять
своей воле народное собрание. П. называли олимпийцем; говорили,  что  он
мечет перуны, поражая своим словом, как громом и  молнией,  и  что  само
убеждение  восседает  на  его   устах.   С   талантом   ораторским,   со
способностями государственного человека, с  опытностью  и  благоразумием
полководца П. соединял  высокую  честность  и  бескорыстие,  простоту  и
умеренность в образе жизни. Почти все время посвящал он  государственным
делам; единственным развлечением для  него  служила  беседа  в  домашнем
кругу, среди друзей, избранных  умов  и  талантов  Греции.  В  его  доме
сходились философы, как  Анаксагор,  Зенон,  Протагор,  молодой  Сократ,
поэты, как Софокл, художники, как Фидий и  архитектор-философ  Гипподам.
Душою этого кружка была талантливая, образованная Аспазия.  Демагогом  в
позднейшем смысле слова П. не был, хотя при нем  афинская  демократия  и
достигла своего расцвета. "Перикл",  говорит  Фукидид,  "был  первый  из
афинян  своего  времени,  сильный  словом  и  делом...  Стоя  во   главе
государства в мирное время, он правил умеренно и  охранял  безопасность.
Афины достигли при нем высшего могущества... Не столько масса руководила
им, сколько он - массой, потому что он приобрел власть,  не  прибегая  к
недостойным средствам, и не имел вследствие, этого, нужды льстить толпе,
но, пользуясь уважением, мог и резко противоречить ей. Когда  он  видел,
что афиняне не вовремя смелы, он своими речами пробуждал в них страх - и
наоборот, видя их падающими духом без основания, внушал им смелость. "По
имени это была демократия, на деле же - господство лучшего мужа". П.  не
был реформатором, пролагающим новые пути: по творчеству и смелости мысли
он уступал некоторым из своих предшественников, и  его  реформы  -  лишь
один из  моментов  в  последовательном,  органическом  развили  афинской
демократии, естественное и логическое следствие  предшествовавшего  хода
афинской  истории.  П.  -  лишь  продолжатель  дела  Солона,   Клисфена,
Фемистокла. Неизвестно, способствовал ли П. открытию зевгитам доступа  к
архонтству (457 - 6) и к восстановлению так наз. судей по демам  (453  -
2); но он несомненно внес закон касательно права гражданства (451 - 50),
по которому  тот  не  мог  иметь  этого  права,  кто  не  происходил  от
афинянина. Чем больше стекалось разного люду в Афины и чем больше прав и
выгод предоставлялось афинскому демосу, тем более  казалось  необходимым
сохранить эти права только за настоящими афинянами и  удалить  из  среды
гражданства посторонние элементы. Затем, П. ограничил права ареопага еще
более, нежели Эфиальт (в чем состояло  это  ограничение  -  неизвестно).
Главной и наиболее характерной реформой его является введение  денежного
вознаграждения гелиастам (первоначально 1 обол); членам совета (1 драхма
пританам и 5 об. остальным.  Есть  основание  думать,  что  в  то  время
существовало вознаграждение и архонтам.), войску и флоту. Введение платы
гелиастам (присяжным)  источники  объясняют  тем,  что  иначе  П.  не  в
состоянии  был  соперничать  с  богатым  и  щедрым   Кимоном;   но   это
нововведение вызывалось необходимостью и стоит  в  связи  с  расширением
деятельности гелиэи (суда присяжных). Не будь вознаграждения, не было бы
и нужного числа гелиастов: суд очутился  бы  в  руках  одних  знатных  и
богатых и не был бы народным; между тем, чем влиятельнее становилось это
учреждение, тем важнее было не допускать, чтобы оно  оказалось  в  руках
одной аристократической партии; наконец, отправление обязанностей  судьи
по делам не только сограждан, но и многочисленных союзников было немалым
трудом, и плата являлась тут вполне заслуженным вознаграждением. То  же,
еще в большей степени, можно сказать о плате членам совета,  а  также  о
жалованье войску и флоту, в  виду  войн  50-х  годов  и  продолжительных
морских маневров в мирное время. Плата за посещение  народного  собрания
введена не при П.,  а  лишь  в  начале  IV  в.  Что  касается  феорикона
(зрелищных денег), то тут возникает сомнение: если феорикон отличать  от
диобелии и видеть в последней  отдельную  от  него  денежную  раздачу  в
праздники, то мы имеем основание введение феорикона приписывать П.; если