эпиникии. В целости, если не считать конца последней книги, дошел до нас
только последний разряд стихотворений, по степени важности общеэллинских
празднеств расположенных в 4 книгах:  оды  олимпийские  (14),  пифийские
(12); немейские(11), истмийские(7). Как эпиникии (победные песни), так и
все прочие стихотворения П. принадлежат к хоровой лирике и подчинены  ее
правилам в рифмическом и стихотворном  построении,  а  равно  в  способе
исполнения: каждое стихотворение было песней, которая исполнялась хором,
под аккомпанемент флейты или лиры (или обоих инструментов) и рифмических
движений хора. Не менее эпиникий ценились древними и  другие  потерянные
для нас стихотворения Пиндара, как это видно из оды Горация (IV, 2).  Мы
не имеем возможности судить о музыкальной и пластической стороне  поэзии
П., о том впечатлении, какое производила она, в гармоническом  сочетании
с музыкой и танцами, на пирах владык и знатных граждан, в  торжественных
религиозных  процессиях  к  храмам,  жертвенникам  или  местам   вечного
упокоения   усопших.   -   Нынешняя   редакция   эпиникий   восходит   к
александрийским грамматикам; хронология  большей  их  части  установлена
впервые А. Б„ком в его монументальном издании П., со схолиями  и  латин.
переводом, с объяснительными комментариями и монографией о стихосложении
П. (Б., 1811 - 21). Диссен; Шнейдевин, Г. Герман, Бергк, Т. Моммзен,  В.
Христ, А. Круазе и  др.  продолжали  дело  Века,  как  в  восстановлении
текстов П., так и в разностороннем разъяснении его  поэзии.  Назначением
од П., было придать возможно большую  торжественность  и  общий  интерес
ликованию победителя и его сограждан, следовавшему за победой  на  одном
из национальных праздников. Эллин всегда дорожил доброю и долгою памятью
в потомстве, всячески поддерживал связь с  предшествующими  поколениями,
восходившими до самых богов, никогда не изменял вере в то, что  истинный
виновник и бедствий человека, и его счастья - божество. Все эти мысли  я
чувства должны были находить себе место и  в  том  празднестве,  которым
чествовал свою удачу победитель на общенародных  играх;  возможно  более
яркое выражение  обязан  был  дать  этому  настроению  поэт,  призванный
украсить празднество победителя. Торжественный тон составлял непременное
свойство песни, проникнутой чувством благодарности  к  богам  и  боязнью
чем-либо не угодить им. 0билие правил, соблюдение которых может  уберечь
настоящего победителя  и  всякого  другого  смертного  от  кощунственных
действий относительно богов и от насильственных поступков по отношению к
людям, было второй необходимой чертой победных песен. Правила  эти  были
тем внушительнее, что поэт (как и афинские трагики) освещал их примерами
из  области  сказаний  о  богах  и  героях.  Поэт,   достойным   образом
увековечивавший имя победителя, пользовавшийся этим  случаем  для  того,
чтобы почтить богов, научить  смертных  добру,  доставить  слушателям  и
отдаленным читателям художественное наслаждение, сам твердо верил в свое
призвание, в свое право на восторги современников. Когда  П.  открыто  и
часто говорит о достоинствах своих песен, провозглашая их бессмертие, он
свидетельствует  этим,  что  его  песни  отвечали  глубочайшим  душевным
движениям эллина. "Памятник" Горация: Exegi monumentum  aere  perennius,
вдохновлявший многих последующих поэтов - не более,  как  подражание  П.
(пиф. VI, 10): в устах греческого поэта уверенность  в  бессмертии  была
лишь выражением открытого, всенародного признания его великой  роли.  Из
44  эпиникий  некоторые  посвящены  тиранам,  другие  -  частным  лицам,
уроженцам различных  эллинских  государств.  Не  следует  забывать,  что
греческие храмы, пиршества, религиозные собрания  оглашались  и  другими
видами песнопений П., так что он был  гораздо  больше  певцом  народным,
обще  эллинским.,  нежели  панегиристом   владык   или   богачей.   Этим
объясняется независимый тон его эпининий, в которых похвалы лично  герою
занимают обыкновенно весьма скромное место. Если оды П. не всегда  и  не
во  всех  частях  и  подробностях  доступны  нашему  пониманию,   то   в
значительной  мере  они  были  такими   же   и   для   большинства   его
современников. Трудность понимания П. происходит,  главным  образом,  от
того, что ему не казалось согласным с достоинством его  музы  входить  в
более ясные и  более  многочисленные  указания  на  личные  или  местные
обстоятельства. В одах П. центральную и наиболее распространенную  часть
(dmjaloV ) составляет, большею  частью,  какой-либо  мифологический  или
легендарный рассказ; ему предшествуют и за ним следуют краткие обращения
поэта к воспеваемому победителю, похвалы народному празднеству; наконец,
в разных  местах  оды  вставлены  общие  суждения,  в  виде  собственных
афоризмов автора  или  хорошо  известных  народных  речений.  Так,  в  1
олимпийской оде  содержатся  похвалы  Гиерону,  как  правителю  мудрому,
правосудному и любящему науки, и упоминание о коне Ференике, доставившем
победу господину в Олимпии (ст. 1 -  23);  засим  идет  миф  о  Пелопсе,
давшем имя полуострову и также победившем в олимпийском  состязании  при
содействии божества (24 - 103); в последних 17 стихах поэт снова говорит
о Гиероне и о своей музе. Взаимное отношение составных частей в одах  П.
особенно ярко характеризует IV пифийская ода,  в  229  стихов.  Воспетый
здесь поэтом киренец Аркесилай был прямым  потомком  основателя  Кирены,
Батта, происходившего от аргонавтов; это последнее  обстоятельство  дает
повод П. изложить легенду о Язоне и Медее,  об  основании  города  (4  -
262); в конце песни поэт ходатайствует перед  Аркесилаем  о  помилования
некоего Демофила.  В  мифических  своих  рассказах  П.  или  восходил  к
начальным временам городов и народных праздников, к предкам победителей,
или высказывал свои  пожелания  победителям  и  намекал  на  аналогичные
современные отношения; в развитии мифической части оды могли иметь место
и чисто художественные мотивы. Во всяком случае в эпиникиях П. мифы были
преимущественно формою, которою поэт  пользовался  для  своих  целей,  с
мифической стариной  не  имевших  ничего  общего:  в  этом  существенное
отличие П. от эпических поэтов более  древнего  времени,  у  которых  П.
заимствовал свои рассказы. П. шел еще  дальние:  не  отвергая  реального
существования народных богов и героев, он не мог помириться  со  многими
подробностями сложившихся о них басен, так как они не согласовались ни с
его нравственным чувством, ни  с  его  религиозными  воззрениями;  такие
подробности он отвергает, как вымысел поэтов, оставляя неприкосновенными
прочие части мифа или легенды. В IX  олимп.  поэт  говорит  о  том,  как
Геракл ополчался на самих богов - Посейдона, Аполлона, Плутона, - но тут
же  останавливается:  "прочь  эти  речи:  хулить  богов  -   ненавистная
мудрость;  возноситься  сверх  меры  прилично  безумцам".  С  ужасом   и
смущением  спешит  поэт  закончить  рассказ  о  братоубийстве  Пелея   и
Теламона, не дерзая, однако, отрицать само событие (нем. V,  12  -  16).
Великаны Алкионей и Антей, крылатый Пегас, чудовищная  Горгона,  Химера,
Тиеон о ста головах и т. п. мифические образы  имеют  для  П.  такой  же
реальный смысл, как и легендарные предки воспеваемых им победителей;  но
в тоже время он с негодованием  отвергает  рассказ  о  том,  как  Тантал