лиризмом и после молчания добавляет:
     -- Жан, будешь пить?
     -- С удовольствием!
     Вдруг раздается крик:
     -- Стройся! Живо!
     Солдаты вскакивают с мест, словно среди них разорвалась бомба. К лагерю
зуавов подходит пешком генерал, один, без свиты. Его узнают и кричат:
     -- Это  Боске, неустрашимый Боске!  Боске, обожаемый  солдатами!  Самый
популярный из всех  генералов африканской армии. Накануне битвы он запросто,
как  отец,  обходит дивизию,  без свиты, без штаба, без церемоний, и это еще
больше усиливает его обаяние!
     Великолепный и еще молодой солдат! Произведенный в бригадные генералы в
тридцать восемь лет,  он одиннадцать месяцев тому назад как получил дивизию,
хотя ему нет еще сорока четырех лет! Высокого  роста, великолепно сложенный,
гибкий  и деятельный, с красивой энергичной  головой, он  внушает доверие  и
симпатию. В его широком жесте, огненном взоре, в звучном гасконском  голосе,
который гремит  как раскаты грома, чувствуется великий вождь, великий знаток
человеческого сердца.
     Да, он так красив, увлекателен, смел, что вошел в пословицу: Храбр, как
Боске. И ничего банального, потому что Боске -- герой, который смущается  от
этого восторга, криков, восклицаний, виватов.
     Зуавы волнуются, поднимают руки,  бросают  в воздух свои фески и кричат
во все горло:
     -- Да здравствует Боске! Виват!
     Он хочет знать,  хорошо ли поели люди --  полные котлы и  вкусный запах
кушанья   успокаивают  его.   Проходя  мимо  Буффарика,  которого  он  знает
пятнадцать лет, Боске дружески кивает ему и говорит:
     -- Здравствуй, старик!
     Ветеран краснеет от  удовольствия и  вопит сквозь  свою  патриархальную
бороду:
     -- Да здравствует Боске!
     Когда гордый силуэт любимого генерала исчезает вдали, он добавляет:
     --  Какой человек! Как  хорошо умереть за него! А  пока выпьем  за  его
здоровье!
     Он чокается с Жаном и вдруг вскрикивает:
     -- Что это такое?
     Четверо вооруженных зуавов  с примкнутыми штыками под командой сержанта
приближаются к ним.
     -- Чтоб им провалиться!  Я должен арестовать Сорви-голову! --  отвечает
сержант.
     -- А за что?
     --  Он едва не убил какого-то чертова сержанта... У меня приказ кебира;
он клянется казнить Жана в пример другим!
     -- Это правда, это верно, Жан?
     -- Это правда! -- спокойно отвечает Жан.
     -- Беда! Бедняга ты мой! Ведь тут военный суд!
     -- Я иду... что сделано, то сделано! Сержант, я готов!
     Тетка  Буффарик  перепугана,  Роза  бледнеет, Тото протестует,  солдаты
волнуются   при   виде  Жана,  уходящего,  окруженного  товарищами,   весьма
недовольными своей ролью.
     Пленника ведут сначала  в палатку, где его ждет товарищ, трубач-капрал,
по прозвищу Соленый Клюв.
     Он в отчаянии и. не находя слов, бормочет сквозь слезы:
     -- Бедный! Горе какое! Бедняжка!
     Сержант отбирает у  Жана  штык,  матрикул, его добрый карабин,  верного
товарища в битве.
     Потом  его  ведут  в  центр   лагеря  к   полковнику,  большими  шагами
расхаживающему    перед   своей   палаткой,    входная   занавеска   которой
полуприподнята. Внутри за складным столиком сидят три офицера, у стола стоит
штабной писарь с пером в руке, готовый писать.
     При виде арестованного полковник разражается яростными восклицаниями.
     -- Как? Это ты? Лучший солдат моего полка, и делаешь подобные веши!
     -- Господин  полковник! Тут старая семейная  вражда, и,  кроме того, он
оскорбительным  образом  потребовал,  чтобы  я  отдал  ему честь...  Я света
невзвидел... и ударил его уткой! Как это было смешно!
     -- А! В  самом деле? Ты находишь это  смешным, несчастный? Это  сержант
двадцатого линейного полка, его полковник сейчас же донес все самому маршалу
Сент-Арно.  Маршал  требует железной  дисциплины.  Я получил  приказ созвать
заседание военного суда... Ты будешь осужден!
     Несмотря на всю свою  храбрость,  Сорви-голова ощущает легкую дрожь, но
скоро  оправляется  и,  чувствуя  участие  и   сожаление  в  суровых  словах
полковника, с достоинством отвечает ему:
     -- Господин полковник,  позвольте  мне умереть завтра в битве, в первом
ряду полка...
     --  Да, это единственный  способ умереть  с честью!  Ну, иди же, бедный
Сорви-голова, судьи ожидают тебя!
     Окруженный  четырьмя  зуавами,  пленник  вошел в  палатку,  и занавеска
опустилась за ним.
     Через  полчаса  все  было  кончено.  Зуав  Жан  Бургейль,  по  прозвищу
Сорви-голова, осужден насмерть. Казнь совершится на другой день в полдень.
     Беспощадная суровость военного  регламента не позволила судьям смягчить
приговор. И как смягчить? Послать  на каторжные работы, в  тюрьму? Нет, все,
кто знает Жана, понимают, что для него в сто  раз лучше смерть с двенадцатью
пулями в груди.
          Ужасная новость поразила весь полк.
     Даже судьи  были в отчаянии, осудив  на смерть этого баловня  полка,  и
проклинали свои законы.
     Всякая надежда напрасна.
     Кто решится просить  о помиловании  этого  железного  человека, который
называется Сент-Арно?
     Тетка Буффарик  плачет, не  осушая глаз.  Роза,  бледная, как  мертвец,
рыдает. Буффарик бегает, проклинает, горячится и кричит:
     --  Никогда не найдется зуавов, способных убить Жана! Стрелять  в него!
О, черт возьми! Я переверну небо и землю,  буду просить, умолять... Ведь нас
любят здесь!
     Он бегает повсюду, пытается просить, хлопотать -- и напрасно.
     Ночь наступает.  Сорви-голова  заключен  в  палатке под охраной четырех
часовых, которые должны следить за ним, так как отвечают за него головой.
     Буффарик  неутомим.  В  отчаянии он  собирает  вокруг  себя  двенадцать