Русские  артиллеристы хорошо  работают.  В  четверть часа  третья часть
наличного состава солдат на земле.
     Неустрашимые английские солдаты все-таки перешли Альму и грозят правому
крылу русских.
     В дивизии Боске слышится команда:
     -- Мешки наземь! В штыки! Барабанщиков и трубачей сюда! На приступ!
     Раздается звук трубы под аккомпанемент барабана.
     Люди рвутся в бои. Зуавы и Венсенские стрелки идут впереди.
     Русские  стоят неподвижно,  подняв штыки. Вдруг все замирает.  Трубы  и
барабаны замолкли. Несколько минут царствует гробовое молчание.
     --  Да  здравствует император!  Да  здравствует  Франция! -- вырывается
восторженный крик из пяти тысяч грудей.
     Русские отвечают стрельбой.
     Французы,  прыгая,  как тигры, бросаются на  человеческую  стену. Перед
ними рослые  молодцы в  плоских  фуражках, одетые  в  серые шинели и большие
сапоги.
     Ужасающее столкновение! Лязг металла, проклятия, стоны, вопли, рыдания.
     Спокойные, терпеливые, хорошо дисциплинированные, эти русские великаны,
в усах и с баками, стоят плотной стеной под натиском неприятеля.
     Удивляясь храбрости русских солдат, Наполеон  сказал: "Убить  их -- это
мало! Надо заставить их упасть!"
     Первая  линия  прорвана,  уничтожена, за  ней стоит  другая, готовая  к
битве...
     Охотники, зуавы,  линейцы,  опьяненные кровью и порогом,  налетают  как
ураган.
     Русские не сдаются и не бегут, а умирают на месте.
     В  несколько  минут Владимирский  полк потерял  своего полковника, трех
батальонных  командиров,  четырнадцать  капитанов,  тридцать  лейтенантов  и
тысячу  триста солдат, убитых  и раненых.  Из Минского и Московского  полков
выбыла половина наличного состава людей.
     В центре дивизия Канробера захватила все неприятельские позиции.
     Медленно,  шаг  за шагом, русская  армия  отступает  к  стратегическому
пункту, известному под названием "телеграф".
     На возвышенности, окраины которой защищены насыпями, высится деревянное
здание, выстроенное из досок, соединенных перекрестными брусками.
     Тут хотели устроить  сигнальный  телеграф,  от этого и возвышенность, и
башня получили свое название.
     Снова разгорается  битва,  ужасная, ожесточенная.  По  блестящему плану
Боске, вперед выдвигается резервный полк алжирских стрелков.
     -- В штыки!
     Стрелки отчаянно бросаются вперед.
     Обманутые восточным видом и голубой формой  стрелков, русские принимают
их за турок и презрительно кричат:
     -- Турки! Турки!
     Иллюзия   их  кратковременна,   но   жестока.  Одним  прыжком   стрелки
перескакивают траншею, насыпи и попадают в середину русских.
     Брешь готова. Зуавы, охотники и линейцы стремительно бросаются в нее, в
то время как стрелки, расширяя брешь, вопят во все горло:
     -- Турецкие макаки! Вот вам и стрелки!
     Храбрые африканцы  сделались героями последней битвы, которая  все  еще
продолжается благодаря непобедимой стойкости русских.
     Жажда  крови  охватила всех  людей.  Всюду  идет  бесчеловечная  резня!
Стреляют  друг  в  друга,  протыкают  штыками,  убивают  пулями  или  просто
прикладами ружей.
     Обезоруженные солдаты душат, давят,  кусают  врагов.  Всюду  мертвые  и
раненые.
     Вокруг башни отчаянная борьба. Вверху развевается русский флаг, пока не
найдется смельчака, который водрузит там французские цвета.
     Многие, кто пытался сделать это,  погибли. Много смельчаков было убито,
когда лейтенант Пуадевин, тридцать девятого линейного полка, успел добраться
до первой площадки, взмахнул знаменем  своего  полка и упал мертвый. За  ним
последовал фельдфебель Флери. Пуля опрокинула его.
     Тогда полковник зуавов хватает  знамя одном рукои, а другой держит свою
саблю и кричит:
     -- Сюда... храбрецы  второю полка!  Туда... вверх... гром и молния! Там
должно быть знамя зуавов!
     Пятьдесят человек готовы заслужить почетную, но неизбежную смерть.
     --  Мне, господин полковник, я!  -- кричит  громовой голос, заглушающий
перестрелку.
     -- Это ты, Сорви-голова?
     -- Я,  господин полковник, но мои товарищи... умоляю вас...  я осужден,
но если...
     -- Ступай,  Сорви-голова!  -- просто говорит  ему полковник,  передавая
знамя.
     На  пути  его останавливает  чья-то  грубая  рука, и голос провансальца
гудит ему в ухо:
     -- Голубчик, ты храбрец из храбрецов!
     --  Буффарик! Мой  старый... За  Францию! -  и, наклонясь, он добавляет
вполголоса: -- за Розу!
     Жан быстро  лезет  по  лестнице.  Пули свистят вокруг него, ударяясь  в
перекладины. Вот он  на первой  площадке. Раздается  сразу 500 выстрелов. Он
смеется, показывая свои великолепные зубы, и кричит во все горло:
     -- Да здравствует Франция!
     Потом он лезет все выше и выше, окруженный тучей пуль.
     Вот  он  вверху,  на второй  площадке, и  его  гордый силуэт  отчетливо
рисуется  на голубом небе. Раздаются восторженные крики. Еще последний залп.
Французы  вздрагивают.  Одним ударом  ноги  Сорви-голова  сбрасывает русское
знамя, которое  падает  вниз,  как подстреленная  птица, потом  развертывает
трехцветное знамя, победоносно развевающееся на ветру.
     -- Молодец! -- кричит восхищенный полковник.
     Солдаты, столпившиеся у подножия башни, надевают шапки на острия штыков
и  машут  ими  в  воздухе.  Восторг  разражается  громовым  "ура".  Выстрелы
умолкают,  словно появление французского  знамени  убило  всякую  надежду  в
сердцах русских.
     В это время трубач  во  всю силу  своих  легких трубит  сбор к знамени.
Раздается победный звук труб... Барабаны громко возвещают победу на Альме.

ГЛАВА V