Лахманн [Ludwig M.Lachmann (1906--1991) работал с Шаклом и Хайеком в
Лондонской школе экономической теории в 1930-х годах. Позднее преподавал в
университете Витватерсренда, Йоханнесбург, и в Нью-Йоркском университете;
суммарное изложение его взглядов см. в книгах Capital, Expectations and the
Market Process (Kansas City: Sheed Andrews & Mcmeel, 1977), и The Market as an
Economic Process (Oxford: Basil Blackwell, 1988) -- амер. изд.] внесли вклад в
развитие субъективной традиции, и, таким образом, сыграли существенную роль в
американской ветви австрийской школы.

В 1934 году Людвиг фон Мизес оставил Вену ради профессорского кресла в
Институте международных исследований в Женевском университете (Швейцария), а в
1940 году, опасаясь Гитлера, он переехал в Соединенные Штаты. В то время
интеллектуальное сообщество здесь столь же мало было в состоянии
симпатизировать явному оппоненту всех социалистических идей, как это было и в
Вене, но постепенно он из более или менее символической фигуры в Высшей школе
бизнеса Нью-Йоркского университета превратился в весьма влиятельного человека.
[Жалованье Мизеса в Нью-Йоркском университете с 1949 по 1962 год платилось
целиком из средств фонда Вильяма Волкера, а затем эти платежи осуществляла
группа, возглавлявшаяся бизнесменом Лоуренсом Фертигом. Фонд Волкера также
субсидировал Хайека на его посту в Комитете по общественной мысли в Чикагском
университете. -- амер. изд.] В течении многих лет в Соединенных Штатах
австрийскую школу отождествляли с учениками Мизеса. Первыми выдающимися
учениками, которые добились весьма почетного положения, были Мюррей Н. Ротбард
[Murray N. Rothbard (1926) учился в Колумбийском университете, а затем у
Мизеса в Нью-Йоркском университете; он был профессором экономической теории в
Бруклинском политехническом институте прежде чем стать заслуженным профессором
экономической теории в университете Невады, Лас-Вегас -- амер. изд.] и Израель
М. Кирцнер [Izrael M. Kirzner (1930) защитил докторскую диссертацию у Мизеса в
Нью-йоркском университете, где он в настоящее время является профессором
экономической теории и главой программы по изучению австрийской доктрины --
амер. изд.]. В 1970-х и 1980-х годах группа существенно разрослась, и сегодня
наиболее заметен, пожалуй, Томас Соуелл [Thomas Sowell (1936) является старшим
исследователем в Гуверовском институте Стенфордского университета; см. обзор
Хайека об его работе Knowledge and Decisions (New York: Basic Books, 1980) в
Reason, December 1981, pp. 47--49 -- амер. изд.]. Однако Мизес был привержен к
строго рациональному утилитаризму больше, чем ранние австрийцы, и эта
ориентация не вполне согласовывалась с его фундаментальным субъективизмом, а в
особенности с характерным для него отрицанием возможности межличностного
сравнения предпочтений или измерения благосостояния. Это снижало
убедительность его эпистемологии и его критики социализма.

Хотя к третьей четверти ХХ века методология австрийской школы стала
господствующей в области микроэкономической теории, затем этот подход был в
существенной степени вытеснен из центра профессионального внимания
кейнсианской макроэкономикой. Но усилия, порожденные успехом кейнсианского
учения, были, с точки зрения австрийского методологического индивидуализма,
результатом ошибочного представления о том, чем должно быть научное объяснение
очень сложных явлений. Таким образом, австрийская школа вторично оказалась
вовлеченной в своего рода Methodenstreit, в котором их противники претендовали
на большую свою научность просто в силу более эмпирического характера
полученных ими результатов; иными словами, -- просто потому, что они больше
зависели от наблюдений и измерений (хотя на этот раз скорее статистических, а
не исторических). Ситуация, по крайней мере в Соединенных Штатах, делалась
весьма непростой, потому что Мизес, представлявший здесь австрийскую теорию,
занял крайнюю позицию в отношении к господствовавшему в то время научному
позитивизму. Одновременно, правда, он делал большие уступки англо-американской
традиции рационалистического утилитаризма, который вполне встраивался в
австрийскую методологическую традицию. В результате теория у него приобрела
характер априорно выводимого построения.

Против такого результата данный автор, который в то время в целом не сознавал,
что он просто развивает забытую часть традиции Менгера, возражал [в "Economics
and Knowledge", Economica, N.S., vol. 4, 1937, pp. 33--54 (reprinted in
Individualism and Economic Order (London: Routledge & Sons, 1948), а также в
нескольких поздних работах; "The Use of Knowledge in Society", American
Economic Review, vol. 35, September 1945, pp. 519--530 (также в Individualism
and Economic Order, op.cit.); "The Theory of Complex Phenomena", в Mario A.
Bunge, ed., The Critical Approach in Science and Philosophy: Essays in Honor
of Karl R. Popper (New York: The Free Press, 1964), перепечатано в Studiesin
Philosophy, Politics and Economics (Chicago: University of Chicago Press;
London: Routledge & Kegan Paul, 1967); и "Competition as a Discovery
Procedure", в New Studies in Philosophy, Politics, Economics and the History
of Ideas (Chicago: University of Chicago Press; London: Rouledge & Kegan Paul,
1978)], что хотя и в самом деле чистая логика выбора, с помощью которой
австрийская традиция интерпретирует индивидуальные действия, является чисто
дедуктивной, но как только объяснению подпадает межличностная активность
рынка, решающими процессами оказываются процессы перемещения информации между
людьми, то есть чисто эмпирические явления (Мизес никогда так и не ответил на
эту критику, но точно также он не изменил свою вполне полную и развитую
систему).

Главным достижением австрийской теоретической школы оказалось то, что она
определенно помогла прояснить неизбежные различия между науками, изучающими
сравнительно простые явления, вроде механики, которые по необходимости первыми
достигли больших успехов, а потому и предстали как парадигма, обязательная для
копирования другими науками, и науками о чрезвычайно сложных явлениях, или о
структурах, испытывающих влияние большего количества фактов, чем сможет
когда-либо охватить научный наблюдатель, и состоящих из объектов не физически
наблюдаемых, но теоретически мыслимых -- то есть мыслимых другими людьми. То,
что имплицитно присутствовало уже в концепции "невидимой руки" Адама Смита,
которая порождала порядок, не доступный пониманию человека [ср. размышления
Хайека в "Adam Smith: His Message in Today's Language", chapter 8 of The Trend
of Economic Thinking, op. cit. -- амер. изд.], благодаря этому становится
прототипом модели, на которой основывается все растущее количество попыток
разрешить проблемы устроения /систем/ чрезвычайно сложных порядков.

-------------------------------------------------------------------------------

Библиография
 [Это слегка измененная версия списка, подготовленного Хайеком для "Weiner