их у какой-то другой отрасли, производящей их в крупных масштабах, -- все это
будет существенно влиять на решение вопроса о том, будет ли вообще выгодно
использовать какое-либо конкретное орудие. Однако эти и очень схожие проблемы
должны более подробно рассматриваться в связи с предложениями снова допустить
конкуренцию в гораздо более полной форме. Но и того, что уже было здесь
сказано, достаточно, по-видимому, чтобы показать: если кто-то хочет сохранить
конкуренцию в социалистическом государстве с целью решения экономических
проблем, то полумеры реально не помогут получить удовлетворительное решение.
Лишь если конкуренция существует не только между, но и внутри различных
отраслей, мы вправе ожидать, что она будет отвечать поставленной цели. Именно
к рассмотрению такой более полной конкурентной системы мы и должны теперь
обратиться.
9
На первый взгляд не очевидно, почему такая социалистическая система с
конкуренцией как внутри отраслей, так и между ними не функционировала бы так
же хорошо или так же плохо, как конкурентный капитализм. Похоже, ожидаемые
трудности носили бы чисто психологический или моральный характер, о чем можно
сказать очень мало определенного. Это правда, что возникающие в связи с
подобной системой проблемы несколько отличаются по природе от тех, что встают
в «плановой» экономике. Однако при более близком рассмотрении они оказываются
не настолько отличными, как кажется вначале.
Решающими вопросами в этом случае будут следующие: что должно быть независимой
единицей деловой активности? Кто должен быть менеджером? Какие ресурсы должны
быть ему доверены и как проверить его успех или неудачу? Как мы увидим, это ни
в коем случае не какие-то второстепенные административные проблемы вроде
кадровых, которые сегодня приходится решать в любой крупной организации. Это
основные проблемы, урегулирование которых будет влиять на структуру отрасли
почти так же сильно, как если бы она непосредственно определялась решениями
планирующей власти.
Начнем с того, что, как нетрудно убедиться, потребность в некоей центральной
экономической власти окажется не намного меньше. Ясно также, что эта власть
должна будет обрести почти такое же могущество, как и в плановой системе. Если
собственником всех материальных ресурсов производства является общество, то
кто-то должен будет реализовывать это право от его имени, по крайней мере в
том, что касается распределения ресурсов и контроля за их использованием.
Невозможно представить себе эту центральную власть просто в виде супербанка,
ссужающего имеющиеся у него фонды лицам, предлагающим наивысшую цену. Ведь
фонды будут ссужаться лицам, не имеющим никакой своей собственности.
Следовательно, власть брала бы на себя весь риск и не имела бы возможности
претендовать на какую-то определенную сумму денег, это делает банк. Она просто
имела бы права собственности на все реальные ресурсы. Ее решения не могут
также ограничиваться перераспределением свободного капитала в форме денег или,
возможно, земли. Ей пришлось бы также решать, оставлять ли конкретный завод
или часть оборудования и дальше предпринимателю, использовавшему их в прошлом,
поверив ему на слово, или их следует передать другому, обещающему от них более
высокий доход.
Представляя систему такого рода, будем исходить из наиболее благоприятных для
нее предпосылок, что начальное распределение ресурсов между отдельными фирмами
строится на основе исторически сложившейся структуры отрасли и что отбор
руководителей осуществляется на основе какого-то теста на эффективность и их
предшествующего опыта. Если существующая организация отрасли не принимается,
ее можно усовершенствовать или рационально изменить только на основе самого
широкого централизованного планирования. Это вернуло бы нас обратно к тем
системам, которые конкурентная схема пытается заменить. Однако принятие
существующей организации решило бы трудности только на данный момент. Любое
изменение в условиях сделает необходимыми изменения в ней, и, конечно, через
сравнительно короткое время центральная власть должна будет осуществить полную
реорганизацию. По каким принципам она станет действовать?
Ясно, что в подобном обществе изменения будут такими же частыми, как и при
капитализме; они будут и такими же непредсказуемыми. Все действия должны будут
основываться на предвидении будущих событий и ожидания различных
предпринимателей, естественно, будут разными. Решение о том, кому доверить
данное количество ресурсов, придется принимать на основе индивидуальных
обещаний о будущих доходах. Или, скорее, оно должно будет приниматься исходя
из предпоположения, что определенный доход следует ожидать с определенной
долей вероятности. Безусловно, не будет никакого объективного критерия для
оценки величины риска. Но кто тогда должен решать, стоит ли рисковать? Для
таких решений у центральных властей не будет других оснований, кроме
результатов прошлой деятельности предпринимателя. Но как они должны
определять, был ли оправдан риск, на который ему пришлось пойти в прошлом? И
будет ли его отношение к рискованным проектам таким же, как если бы он
рисковал своей собственностью?
Рассмотрим сначала, как будет проверяться его успех или неудача. Первый
вопрос: преуспел ли он в сохранении ценности доверенных ему ресурсов. Но даже
лучшие предприниматели время от времени терпят убытки, и иногда даже очень
серьезные. Следует ли винить предпринимателя в том, что его капитал устарел
под влиянием нововведений или сдвигов в спросе? Как надо определять, имел ли
он право пойти на тот или иной риск? Является ли тот, кто никогда не терпит
убытков, поскольку никогда не рискует, непременно человеком, действующим
максимально в интересах общества? Безусловно, будет иметь место стремление
предпочесть безопасный проект рискованному.
Однако рискованные и даже чисто спекулятивные операции будут здесь не менее
важны, чем при капитализме. Специализация на функции несения риска
профессиональных спекулянтов товарами будет такой же нужной формой разделения
труда, как и сегодня. Но как следует определять размер капитала спекулянта и
назначать его вознаграждение? Как долго можно позволить удачливому в прошлом
предпринимателю нести убытки? Если наказанием за убытки является утрата
положения «предпринимателя», не станет ли почти неизбежным, что вероятность
убытков будет действовать как сдерживающее средство столь мощно, что перевесит
перспективу получения самых больших прибылей? При капитализме потеря капитала
также может означать утрату статуса капиталиста. Но этому сдерживающему
средству всегда противостоит привлекательность возможности выигрыша. При
социализме этого быть не может. Вполне допустимо даже, что общее нежелание
затевать какое бы то ни было рискованное дело могло бы довести норму процента
практически до нуля. Но принесет ли это выгоду обществу? Если бы это произошло
просто из-за насыщения всех абсолютно надежных каналов инвестирования, то
ценой стало бы прекращение всякого экспериментирования с новыми и
неиспытанными методами. Даже если прогресс неизбежно будет связан с тем, что
обычно называют «растратой ресурсов», не следует ли на это пойти, если в целом
выигрыш перевесит убытки?