а не получается чествованье.
     Перерывом в речи Всеслава воспользовался князь-старшина Павич.
     Павич начал с важностью:
     - Ты,  видать,  крепким пивом упился,  воевода! Явился к нам оружный,
старшим дерзишь....
     Всеслав не дал Павичу кончить, закричал на князя, как на собаку:
     - Цыц!  Знай свое место, дурная борода! Ты, глупец, сделал изгоями из
рода  своих,  которые  хотели  защищать росский язык.  Молчи,  или  плетью
отвечу!
     Охватив голову руками, Павич спрятался за чужими спинами от страшного
лица яростного князя. Всеслав же продолжал с великим гневом:
     - Доколе так жить будем, илвичи? Гунны нападали, от россичей осталось
семь человек.  После гуннов сколько раз степные приходили, сколько росских
градов сожгли.  А  к  вам не доходили,  насытясь нашим горем.  Ныне хазары
пришли с великой силой,  пропали наши грады.  Вам же - ничего. Да, россичи
побили великую хазарскую силу.  А коль бы их,  хазаров, еще больше пришло?
Нет,  не забуду я,  худой россич забудет вам то,  что вами не совершено. С
нашей общей силой я бы хазар через Рось не пустил, в степи всех удушил бы.
И с вами поделил бы неслыханную от века добычу.
     Илвичские  князь-старшины  повесили  головы.   Была  их  вина,  была.
Боялись: гневный россич велит своим посечь их мечами.
     Всеслав  пустил  коня  в  толпу  илвичей,   как  в  море.   Дымчатый,
беломордый,  невиданный конь.  Глаза ясные, под кожей горячая кровь играет
сетью жил.  Осторожно,  будто рукой,  конь раздвигал людей, в тесноте умел
искать опору и, чувствуя ногу человека, скользил чутким копытом на землю.
     Князь поднял руки,  призывая внимание.  Князь говорил,  а  под мордой
коня-балана стояла женщина с малым ребенком на руках. Дитя гладило конские
ноздри,  а  бывший ханский конь с  девичьей нежностью ловил губами детские
пальчики.  Забывшейся матери  князь  Всеслав  казался воплощеньем Сварога,
который покинул священный дуб в заросской роще.
     - Люди  росского языка,  я  к  вам  обращаюсь,  ко  всем...  не  быть
прошлому!  Одна наша речь,  един наш обычай и  боги.  Одна кровь у нас,  и
никто не  отличит илвича от  россича,  от  канича,  от россавича,  от всех
людей,  живущих между Росью и  Припятью.  Будем ли мы в  раздроблении жить
жалкой жизнью птицы, беззащитной в гнезде на голой земле, или будем сильны
единством? Решайте!
     Взмыл общий вопль, прокатился, затих.
     - Я обещаю вам вольность,  защиту.  Я обещаю вам жизнь без страха.  Я
дам вам, люди, великую силу!
     Восторг сжимал горло  нового россича Малха,  бывшего грека-ромея.  Он
своей кровью завоевал право быть в  славянском братстве.  Доброжелательный
Фатум бросил Малха на межу степи и леса,  дал ему видеть созидание народа.
Как в дни рождения Древнего Рима!  Налитые силой жизни суровые люди вольно
объединяются для великого будущего.
     Всеслав еще говорил бы,  но  уже как в  исступлении кричали илвичские
родовичи, кричали илвичские изверги - вольные пахари:
     - Слава!  Слава!  С тобой,  Вещий! С тобой, князь великий, с вами мы,
россичи, с вами!
     Все ли илвичи, как один, принимали единство? Нет. Запнувшись, молчали
медленные умом.  Были и такие,  как Павич,  противники всякого новшества и
блюстители старины.  Против них Всеслав с россичами был готов биться,  как
против хазар.  Но они не решились возражать. Они, ощущая свое меньшинство,
поняли:  в  чрезмерности общего ликования таился и  гнев.  И гнев этот мог
упасть на несогласных.  Злобно глядя на Всеслава,  Павич грозился в душе -
ужо тебе! - и знал свое бессилье.
     На  щеке  Всеслава белой звездой рисовался шрам от  хазарской стрелы.
Был князь в  копытном доспехе,  с простым росским оружием.  Жил,  как все,
общим обычаем, ел общую пищу, мысли его были общими.
     Умный  конь  осторожно,  чтобы всаднику не  помешать,  тешился нежной
лаской с ребенком.


     К каничам послали послов с богатыми подарками. Отблагодарив за помощь
четырьмя десятками воинов, послы сказали каничам:
     - Нет больше отдельно россичей и  илвичей.  Россичи стали как илвичи,
илвичи -  как россичи.  Хотите быть с нами -  будете. Не хотите, уходите с
вашей земли.  Вам не  будет защиты.  Придут степные,  мы их от себя к  вам
отгоним, чтобы они вас били.
     Каничи приняли союз. Им другого не оставалось делать.
     На полях жали хлеб.  Несколько родов собирались после жатвы приняться
за росчищи для новых полей, забыв про былую бережливость к лесным стенам.
     В  росских родах не хватало девушек,  чтобы дать в  жены слобожанам и
дружинникам из родов Горобоя,  Беляя и  Тиудемира.  По воле князя Всеслава
илвичи дали невест.  За них князь платил выкуп из хазарской добычи. Илвичи
и  каничи помогали россичам восстановить разрушенные грады.  В обновленных
градах не стало князь-старшин по выбору родов, князь Всеслав дал новоселам
старшин своим решением.  Незаметно, по необходимости будто бы, совершались
дела, ранее небывалые.
     И  каничи и  илвичи предложили невест вдовому князю,  чтобы  не  была
холодна его постель, чтобы восстанавливалось славное семя Горобоя. Всеслав
отказался. На время, пока не кончит плакать душа по Красе, по детям.
     Для  крепкого града Всеслав выбрал место на  высоком мысу,  где стоит
древнейшее  святилище  росских  племен,   погост  каничей,   племени-рода,
ведущего себя от Скифа, но ни в чем от россичей неотличимых. С двух сторон
град будет защищать вода, для войска же открыл путь и на Рось и на Днепр.
     Малх,  которого Всеслав заметно приблизил к себе,  рисовал на липовых
досках  стены,  башни,  дома.  Россичи  любили  лепить  из  глины  детские
домики-игрушки.  Вместе со Всеславом,  с Колотом,  с Чамотой,  с Ратибором
Малх  увлекался созданием глиняного малого  обличья большого града.  Одних
воинов,  и  то лишь для начала,  в нем будет жить двенадцать сотен.  Нужны
всем  дома со  складами,  кузницами,  банями,  колодцами.  Нужно место для
княжьего двора,  нельзя забыть дворы  заслуженных воинов,  которые решатся
вечно жить в княжеском граде.


     - Верно,  верно,  князь,  -  говорил Колот-ведун.  - Безумен тот, кто
захочет вырастить яблоню-дерево на  тропе,  которой привыкли ходить вепри.
Верно,  глуп,  кто  разведет огород у  водопоя.  Но  что  будет,  когда ты
построишь крепкий град?  Недавно еще  двенадцать десятков мечей ты  имел в
старой слободе.  Двенадцать сотен  будет  в  твоем граде.  Минуют годы,  и