время  умирать.  Так  писал  человек из-за  великой любви к  жизни,  часто
думавший о смерти,  ибо был он от смерти далек, и боялся ее, и баюкал свой
страх. Человек не семя, а жизнь не жатва, из дел человека получается иное,
чем он  замышлял,  и  пусть тебя осуждают,  и  пусть тебя украшают делами,
совершившимися при тебе будто бы по твоей воле, что тебе!
     Почти всю жизнь князь Ярослав хромал, не замечая хромоты. Ныне ему не
хотелось ходить, мешала хромая нога - пусть мешает.
     Надоело говорить, распоряжаться, все он делал через силу, и привык, и
делал  через  силу,  про  себя  усмехаясь:  надолго ль  тебе  будет  нужна
привычка?  Не боялся он умирать,  и в этом была его радость, нет, какая же
радость, проще и лучше - покой.
     Ему говорил посол императора Германской империи:
     - Твое величество совершило единственное в мире и неподражаемое дело.
Все в  Европе собирали законы былой Римской империи и  клали их  в  основу
своих законов.  Ты  собрал законы твоего народа,  не  внес  и  слова чужих
законов, поэтому твои законы легче исполнять, чем наши.
     Плохая  жизнь,  когда  правда  есть  лучшая  лесть.  Германский посол
заботился,  чтобы Русь не усилила своими союзами чехов и  ляхов,  и льстил
правдой русскому князю.
     Стало быть,  кто назвал поле - полем, реку - рекой, гору - горой, тот
совершил великое дело? В русском законе - в Русской Правде собрана еще раз
правда русских обычаев.  И это неподражаемо?  Германцы мастера на выдумки,
Ярослав  читал  их  законы:  древнее слито  с  новым,  недавнее со  старым
сплетено. Но - прочно все, проткнуто шильями, сшито, как дратвой.
     Старый  князь  смотрел  на  германского епископа,  посла  императора.
Хватит Ярославу и греческих епископов.  Своих нужно ставить, только своих,
спасибо послу.  Завещал бы это старый князь,  будь он еще далек от смерти.
Но был близок и знал тщету завещаний.
     "Все они  почувствуют себя вольными,  когда я  умру совсем,  -  думал
Ярослав,  -  такими же  вольными,  как дерево,  которое считает,  что само
шелестит листьями, а не ветер".
     Тогда-то  он  и  полюбил  поздней  любовью  своего  брата  Мстислава,
который,  будучи младшим,  умер задолго до старшего,  хоть и был богатырь.
Было время,  вскоре после смерти Мстислава, когда возник раздор с греками.
Ярослав подумал:  хорошо,  что нет уже брата.  Ярославов посадник,  сидя в
Тмуторокани,  издали попугивал греков,  но умеренно.  Обмен и  торговля не
прерывались.  Русь не страдала от разрыва с империей,  таврийские греки от
страха  не  смели  наживаться против обычного.  Мстислав же,  думал  тогда
Ярослав, взял бы себе всю Таврию, а она не нужна. Жаль брата, пришел бы он
в Киев, принял великое княжение. Ныне же - кому отдать?
     Хотел бы -  никому.  Нельзя так.  Может быть, Всеволоду? Не будут его
слушаться.   Заранее  князь  Ярослав  рассадил  сыновей  по   старшинству,
переделывать не  будет.  Иначе  начнут ссориться,  будут  толкаться своими
дружинами. Надоедят людям, люди их прогонят, земли останутся разделенными,
начнут собираться,  пока  не  установят старый порядок:  старший наследует
старшему,  по обычаю,  свобода бывает только в обычае, а без свободы нет и
жизни, погибнет Русь, изотрут ее, ибо она без свободы истлеет изнутри.
     Ярослав не  приказал старшему своему Изяславу быть  после отца единым
князем Руси,  хотя  мог  при  себе  приказать,  мог,  собрав всех сыновей,
обязать по смерти его взять Изяслава как отца и связать их клятвами.  Знал
он соблазны и не хотел обречь сыновей на клятвопреступление.
     Заранее,  еще  не  познав  ощущения смерти,  князь  Ярослав  утвердил
Изяслава в Киеве,  Святослава -  в Чернигове,  Всеволода -  в Переяславле,
Вячеслава - в Смоленске, Игоря - во Владимире-на-Волыни. Сделал так, чтобы
все они закрывали Русь с востока и юга от Степи. Новгород будет за Киевом,
Тмуторокань и земли к востоку от Днепра - за Черниговом, Ростовская земля,
Белоозеро и Приволжье - за Переяславлем. Уходя, изменять не хотел.


     Митрополит упрекал старого князя:
     - Нет силы в  разделении.  Установи закон о  наследии Руси по примеру
других  государств.  Быть  кесарем-царем  старшему  сыну,  когда  государь
умирает,  не оставив распоряжения.  Либо другому сыну, избранному отцом по
закону.  Либо постороннего рода человеку, коего государь укажет, усыновит,
получа благословение Церкви.  Не  дели  Русь.  Не  будет единогласия между
твоими  сыновьями,  хотя  и  повелел  им  слушаться старшего и  в  очередь
старшинства занимать киевский старший стол.
     - Не  будет,  -  согласился Ярослав.  -  Единогласие бывает  лишь  на
кладбищах между могильными камнями: не спорят они. Сыновья же мои живы, но
Русь я не делю.  Как научить сыновей, чтобы Русь их держалась, не знаю. Не
знаешь и ты.
     Замолчал,  вспоминая,  сколько раз сидел в лодьях,  которые гребцы из
всей мочи гнали вверх по Днепру, Всегда спасался в добрый к нему Новгород.
И дивился терпенью людей,  что не бросают его, неудачливого. Будто любимая
игрушка он. Не двумя тысячами гривен снятой подати купил же он их!..
     Последние  слова,   видно,   вслух  произнес,   так   как  митрополит
переспросил:
     - О чем ты? Не понял я...
     - Да все о том,  все о том, - ответил Ярослав. - Жесткие вы, духовные
власти,  на догме стоите.  От жесткости до жестокости -  звук один,  буква
малая.  Писец,  не углядев,  лишнюю букву напишет либо упустит. А мысль, а
смысл!  Вам бы все законы писать,  приказывать,  требовать.  Ваше ли дело?
Ваше дело учить, объяснять, добром убеждать, не законом.
     - Церковь  велит  учить,   убеждать.   Она  же  велит  приказывать  и
наказывать.
     - Какая Церковь? Христова?
     - Да, Христова, - утвердил митрополит.
     - Нет,  -  возразил Ярослав,  -  власть духовно-светская, в греческой
империи  слитная.  Не  Христова церковь столько гнала,  истребляла.  Из-за
этого так  долго русские от  вашей Церкви отворачивались.  Веру  мы  взяли
через вас,  а  законов не взяли.  Таинство благодати при посвящении в  сан
взяли мы, а обычаи греков не взяли.
     Митрополит сокрушенно закивал головой в черной скуфье.
     - Так  и  патриарх в  Царьграде кивал,  когда я,  собравши епископов,
просил избрать блюстителем русской митрополии достойного из  них,  они  же
избрали русского, Илариона. Русь есть часть православной Церкви. Законы на
Руси  русские,  русскими будут.  А  ты  проповедуй,  учи  доброму в  духе.
Препятствуют тебе? Нет.
     - Восточная империя была и  будет во  веки единственным и  величайшим
примером,  кладезем мудрости всем государям.  Как в лучшем,  чему надлежит