слово -  за дело.  Кто подальше,  тот об одном просит бога -  чтобы ему не
мешали.
     Говорили,  что  князь Ярослав строил храмы,  будто бы  мог он  что-то
построить без общей воли, и не одних киевлян, но и других русских.
     Отесанные камни кажутся одинаковыми.  Нет,  с  каждым ударом меняются
усилие руки  и  сопротивление камня.  Прекрасно только разнообразие.  Киев
строил храмы,  как хотел,  удивляясь и радуясь.  Князь Ярослав не построил
для себя крепкого замка,  чтобы в  нем засесть со своими.  Строили храмы -
для всех.
     Надуваясь изнутри,  Киев лился за стены.  Земля дорожала,  особенно в
городе.  Наследники,  владельцы обширных усадеб с  просторными дворами,  с
садами,   с  огородами  между  плодовых  деревьев,  уступали  новоприезжим
кусок-другой земли за хорошие деньги.  Не жаль. Через год, через два кляли
поспешность: выждав, взяли бы вдвое.
     С Сожа,  с Припяти,  с Десны, с верхнего Днепра плыли бревна и доски,
готовые срубы домов.  Сами расшивы были собраны кое-как, только доплыть, и
тут же продавались для поделок, на дрова. Все покупалось.
     Друзей  князя  Ярослава,  новгородских плотников,  киевляне встречали
внизу,  у пристаней,  на ходу подряжая приезжих. Собрать дом просто. Никто
не  хотел  простоты.  Хотели,  чтобы  легло  дерево к  дереву,  чтобы окна
глядели, как очи, не щурясь, чтобы дверь - так уж дверь. На крышах коньки,
петухи, звери, которых никто не видал, но живые. Хозяйка голову кое-как не
повяжет,  оконный наличник -  повязка. Резные надворотные крыши, крылечные
балясы, калитки.
     Не от тесноты -  для красоты ставили два яруса, в третьем - светелка.
Печи  лицевали обливным кирпичом.  В  домовом  строении камень  выталкивал
дерево. Равнялись по храмам.
     Кроме городской земли и  мастерства,  все  дешевело.  Отовсюду,  веря
бездонному киевскому чреву, везли всякий товар, от зерна и муки, говядины,
дичины,  солений,  копчений,  мочений,  кож,  мехов до пушнины, до щепного
товара ценных древесных пород, до женских безделушек, украшений, забав, до
детских игрушек.
     Все покупали все.  Цены сбивались,  но никто не страдал;  рос оборот;
получая меньше, каждый больше изготовлял, больше сбывал - отсюда прибытки.
     Золото и серебро притекало,  растекалось,  вновь собиралось.  Русская
гривна сверкала вместе с  монетой всех стран.  Простодушному или чрезмерно
умному могло показаться,  что  Киев лежит в  середине земли,  как  гвоздь,
зацепив за который петлю шнура, строитель очерчивает круг.
     На  севере конец  киевского шнура  ловили шведы,  норвежцы.  Шведский
король Улав,  или  Олоф,  отдал Ярославу свою  дочь  Ингигерду.  Королевна
принесла в  приданое Корелию,  и  родственники ее  верно  служили Ярославу
посадниками  в  северных  городах.   Другого  короля,   норвежского,  тоже
Улава-Олофа,  Ярослав кормил в  Киеве,  когда  норвежцу пришлось бежать от
своих.  Он с необдуманной поспешностью принуждал креститься людей,  думая,
что  они  его подданные,  они же  оказались своими собственными.  Сын его,
будущий норвежский король  Магнус,  воспитывался добрым правилам на  дворе
князя Ярослава.
     От  ляхов  князь  Ярослав вернул сторицей потерянное ранее  Русью.  В
Польше был беспорядок,  на благо соседям. Успокоилась Польша. Новый король
породнился с Ярославом, отдав свою сестру в жены Ярославову сыну Изяславу,
а сам просил себе в жены сестру Ярослава Доброгневу - Марию и отдал за нее
последних русских  пленников,  уведенных королем  Болеславом по  попущенью
Окаянного Святополка.  Гаральд, дядя норвежского королевича Магнуса, долго
жаловался  стихами  на  холодность  русской  красавицы  Елизаветы,  дочери
Ярослава,  пока  не  склонил ее  сердце  рассказами об  удивительных своих
похожденьях.  Скрыв свое звание, Гаральд служил базилевсам, водил полки по
Европе и Азии,  воевал с арабами и турками на теплых морях. Звенели мечи и
ломались копья в его рассказах.  Через много лет, став норвежским королем,
старый уже, Гаральд был убит в попытке захватить Англию.
     Король венгров Андрей добился руки Анастасии, дочери Ярослава. Генрих
Первый, французский, - Анны. Этот брак делал честь французу, королю только
по имени, зажатому между вассалами более сильными, чем король.
     За обиды, причиненные русским купцам, князь Ярослав послал морем сына
наказать Восточную империю.  Бури  помогли грекам:  русские разбили их  на
море,  но  на  обратном  пути  много  русских  кораблей было  выброшено на
греческий  берег.   В  залог  мира  базилевс  Константин  Девятый  Мономах
предложил Ярославу породниться.  Сыну  Всеволоду была  дана дочь Мономаха,
светловолосая, сероглазая, белокожая. Тогда греки еще не испытали турецкой
пяты.
     Так  жила  Русь  при  князе Ярославе с  севером,  западом,  югом,  со
странами, хорошо известными. Восток был как открытая дверь в неизвестное.
     Ярослав насыпал валы,  защищаясь с  востока.  Продолжая недавний труд
отца и  давних князей,  он заботился о крепких стенах городов.  Знал,  что
сами крепости не спасут,  как не спасают они греков.  Но крепостями он шел
на  восток,  селил  пленных  на  восточных дорогах.  Осаживал  на  границе
берендеев,  торков,  печенегов и прочих,  названья которых переводились по
смыслу: потерявшие дорогу, сбившиеся с пути. Никто не приходил с востока с
единством   обычая   и   речи,   нашествие  рассыпалось  пестро-племенными
осколками.
     И будто бы делал,  и будто бы трудился князь Ярослав, пока не понял -
не трудился, не делал, а жил, как умел, старался - и только.
     Пониманье обозначило приход  усталой  старости.  Тогда  старый  князь
поспорил с  летописцами,  внушая им  -  не я  делал.  Не убедил.  Книжники
писали,  как им  легче было писать.  Подражали ли они старым писаниям,  не
могли ли иначе,  но сколачивали события,  как тележник собирает колесо,  и
сажали собранное на чье-то имя, как сажают колесо на ось.
     Что спорить,  только устаешь от споров.  Ярослав устал,  сон не давал
силы.  Больше он не ездил верхом,  забылась охота. Жалели его. Он знал, но
не искал сожалений, давно он вырос из тех, кого можно и нужно жалеть.
     Помнил разговор двух стариков, услышанный в юности.
     "О смерти-то думаешь?" - один спросил.
     "Нет, - ответил другой. - А ты думаешь?"
     "Думаю..."
     "И что же?"
     "Страшно".
     Много,  ох  много забылось,  а  такое запомнилось.  Сам Ярослав часто
смерти боялся. Сосчитай! Не сосчитать, памяти не хватает.
     Закончив беседы с книжниками,  которых он не убедил, Ярослав перестал
бояться смерти.
     Есть  время сеять,  есть время убирать жатву;  есть время жить,  есть