- Благодарю, - сказал Мстислав. - Вспоминается, я слышал подобное. Но
те рассказы перед твоим - мул перед конем.
     - Да,  да,  -  сказал  Туген,  -  язык  часто  выталкивает слова  для
развлеченья. Я хотел моим рассказом склонить ухо твоего разума.
     - Ты успел в этом.
     - Коль так,  я рад,  -  подхватил Туген. - Я не хочу быть неразумным,
как беглец из рассказа.  Я отдам тебе,  князь,  нечто значительное.  Пойми
меня,  не оскорбись.  Прими же, я возвращаю тебе, князь, ибо это - твое, -
значительно закончил Туген. Положив руку на обитый кожей ларец, который он
принес с  собой,  хан  поднял вверх  глаза,  читая  немую молитву.  Затем,
привстав, он вручил князю даримое.
     Мстислав  отстегнул  застежки,   приподнял  крышку  и  снял  шелковую
подушечку,  сохранявшую содержимое.  Внутри ларца,  как в  гнезде из пуха,
сидел  верх  человеческого черепа.  Черновато-серая  кость  была  обделана
серебром по краю. Печенежская застольная чаша! Не прикасаясь, князь поднял
глаза и посмотрел на хана.  Тот трижды кивнул,  отвечая на немой вопрос, и
закрыл глаза, чтоб оставить внука наедине со священными для него останками
деда.


     Смерть -  удел каждого. Для того, кто стремится к высокому, чьи мысли
летят и  чьи  желанья жгут,  тело бывает на  долгие дни  подобно свинцовым
якорям,  которые  удерживают галеру.  Бояться  дедовской  кости!  Не  было
страха.
     Все  глядят вверх,  на  великих счастливых людей:  они,  нагрузившись
армиями,  оружием, коронами, крепостями, морями и вершинами гор, и толпами
подданных,  и  звездами с  неба,  выбили глубокие колеи,  испестрили землю
каленым железом своих маленьких ног,  сделав ее неровной и жесткой.  И мы,
слепые,  слепо кружим и кружим,  выходя на их следы.  Но есть другие,  они
тоже оставляют следы,  большие следы,  которых не  видно,  так как мы  все
помещаемся в них.
     Внук княжил во  следу,  оставленном пяткой его  деда.  Святослав жил,
веря,  что ему дано обладать землями по праву потомка Даждьбога,  по праву
рожденного, а не сотворенного, как сотворены бык, дерево, рыба. Поэтому он
отказывался стать  христианином,  поэтому он  презирал роскошь в  одежде и
пище,  эту радость рабов.  Он  постиг искусство управленья людьми и  тайны
войны, не достигнув двадцатилетия.
     Как  потревоженная раковина неощутимо ослабляет свой  костяной створ,
чтоб через невидимую щель почуять,  ушел ли  нарушитель ее покоя,  так хан
Туген ослабил веки: прикоснулся ли русский к старой кости? Нет.
     Более двухсот лет  тому назад хан  Крум в  ночном бою разбил ромеев и
сделал чашу из черепа базилевса Никифора Первого.  Печенеги потешились над
телом Святослава пятьдесят лет тому назад...  Но  сам Святослав не тешился
останками побежденных.  Мстиславов дед  не  мешал  себе  на  войне смрадом
ненависти,  изжогой зависти.  Посылал сказать -  иду на вы,  и приходил, и
побеждал.  Ему не исполнилось двадцати четырех лет, когда он отбил у хозар
охоту ходить в  вятическую землю.  Бросился на Дон,  сломал хозар в чистом
поле,  взял Саркел -  Белую Вежу,  прыгнул на юг,  победил ясов и касогов,
вырвав  их  из  хозарского союза.  Тогда-то  и  была  Святославом заложена
Тмутороканская крепость -  чтоб Русь,  держа Сурожское море,  взяла в руки
второй ход в Русское море.
     В  следующем году  Святослав распоряжался на  Каме,  разорил  столицу
хозарских союзников -  булгаров, смирил буртасов, сплыл по Волге, разметал
хозарскую столицу Итиль,  вышел в море и разгромил хозарский Семендерем. С
того времени не стало слышно хозарского имени.
     Мстислав видел в  деде не воина,  а  великого военачальника.  Читая о
делах  прославленных в  книгах полководцев Рима,  Греции,  о  делах вождей
готов,  франков,  внук  думал о  Святославе как  о  великом умельце войны.
Летописцы пишут красиво -  прыгал, как барс. Барс - зверь кошачьей породы,
его бег короток.  Святослав прыгал на сотни верст сразу, и всегда его люди
и  кони были сыты,  ибо пути он выведывал,  и  обозы его летели,  будто на
крыльях,  и  вызовы слал не от лихости,  а по воинской мудрости.  В чистом
поле ему не было равных,  и воюют не для войны, а для мира, мир берет тот,
кто сразу сломит врага.
     Великая мудрость жила в  Святославе,  молнии мыслей полнили дедовскую
кость.  Злой дар  и  добрый дар  сразу поднес печенежский хан...  Мстислав
взглянул на Тугена - сидит, как спит, и дышит ровно, и веки не дрогнут...
     Вновь забывшись,  Мстислав дивился тому,  как  вселенная вся  целиком
помещается в  малом черепе.  Там и  небо со звездами,  и  толпы мыслей,  и
свитки памяти неизмеримой длины живут вольно, не теснясь, не толкаясь. Там
же меры зла и добра,  там же совесть -  советники души,  без которых ничто
невозможно.
     Не обманул ли печенег?  По их вере, можно чужого как хочешь обмануть.
Нет,  коль печенег клялся дружбой и ел вместе с тобой, он не солжет - небо
накажет его через совесть.  У печенега хоть и своя, но есть мера добра, он
человек. Нельзя быть лишь с теми, кто меры лишился.
     Недавно чаша из русского черепа, пройдя много рук, досталась Тугену в
наследство.  И дух страшного воина,  бродящий в степи без могилы,  являлся
хану во сне. На что печенегу хвалиться былыми победами - мы живем сегодня,
и  прошлого  нет.  Русь  нависла  над  Степью,  пусть  русское  вернется к
русскому.
     Опустив на кость шелковую подушку,  Мстислав затворил ларец,  и Туген
раскрыл глаза.  Русский князь не прикоснулся к родной кости, благородно не
осквернив ни предка, ни себя.
     Мстислав стянул с  пальца перстень,  в котором,  схваченный чеканными
лапками,  сиял камень-самоцвет размером в лесной орех, и отдал Тугену - не
плату, а знак дружбы.
     Мы  навязываем врагу долг нашей собственной крови,  мстя за тех,  кто
пал  в  бою.  Мстислав  вспоминал слова  философа,  который  назвал  такую
странную  непоследовательность  извечной,  неизгладимой.  Но  сам  он  был
свободен от желания мстить.  Извечна война,  но месть -  плохой воин.  Это
кость, о которую ломают и зубы, и меч, это соблазн и призрак. Брат Ярослав
горько обидел его по  разделу.  У  Мстислава не  было злобы на  брата.  По
Мстиславу,  брат,  озлобленный борьбой со Святополком, забыл меру добра. А
насколько забыл - дело покажет.


     Как снимались с донцовского берега, князь Мстислав повестил, чтоб все
брали дерево,  - будет большой костер. Сложили его верстах в пятидесяти от
реки.  Забравшись на ершистую гору,  Мстислав спрятал наверху нечто малое,