отряды  подвязанных к  кольям  виноградных лоз,  солдат сочного,  сладкого
изобилия.  За  оградами из  сырых кирпичей или  тесаного камня,  беленными
известью для красоты и прочности,  взлетали цепы молотильщиков.  Своя доля
тмутороканского хлеба перепадет империи.
     Мохнатые псы  местной зверовой породы глухо  и  скупо подавали голоса
или,  забравшись на  крышу  хлева,  молча  взирали на  проезжавших глазами
неласкового хозяина.
     Встречные  тмутороканцы  приветствовали князя  со  свитой  пожеланьем
здоровья и шутками:
     - Где ж дичина? Много ль убили, кроме лошадиных ног?
     Через запущенный ров  под крепостной стеной был переброшен постоянный
мост:  не боимся...  Тесная,  как во всех крепостях, улица усыпана морским
песком.  Площадь с  белокаменной церковью-красавицей,  поставленной князем
Мстиславом Красивым.  Поворот -  и княжой двор. Склир заставил, себя бодро
спрыгнуть с  седла,  заставил шагать непослушные ноги.  Не будь чужих,  он
приказал бы нести себя:
     В  отведенных ему  покоях  княжого дома  Склир  с  трудом опустился в
кресло с подлокотниками.
     - Что думает превосходительный о нынешнем дне?  - спросил кентарх. Он
был на охоте, но не имел случая перекинуться словом со своим начальником.
     - Превосходительный. Не. Думает. Ничего, - уронил Склир. Сейчас он не
любил  и  себя.  Такое  бывает,  когда  объединятся два  врага  человека -
усталость души с усталостью тела.
     Кентарх отступил за порог, но отдохнуть комесу не дали. Явились слуги
с водой,  тазами,  утиральниками,  чтобы смыть со знатного гостя охотничий
пот и степную пыль.
     Ушли  слуги,   явились  бояре  Вышата  и  Порей.  Порей,  из  знатных
дружинников,  пришел в  Тмуторокань вместе с  князем Ростиславом.  Свежие,
будто  бы  не  провели  в  седле  большую часть  дня,  бояре  с  некоторой
торжественностью известили комеса:
     - Князь просит гостя трапезовать вместе с  ним,  для чего придет сюда
сам, дабы почтить дорогого посланца империи.
     Склиру пришлось кланяться,  благодарить за честь,  которую он скромно
принимает именем империи, верного друга Тмуторокани и русских.
     Минуты покоя. Склиру вспомнилось несколько знакомых лиц, замеченных в
Тмуторокани:  беглецы,  солдаты,  которым надоел хлеб империи. Они ели его
слишком долго,  считая, что получают меньше заслуженного. Каково им здесь?
Спрашивать не  следовало.  Пространства земли не  измерены,  границы мира,
отступая перед путешественниками,  остаются недостижимыми.  И  все же  мир
тесен.  По свойственной всем непоследовательности,  Склир думал о беглецах
со злостью.
     Мысль  как  будто  проходит сквозь  стены  и  вызывает отклики,  эхо,
значение  которого  не   умеют  ценить.   Один   из   недавних  таврийских
перебежчиков остановил князя Ростислава на дороге к Склиру.
     - Князь,  будь осторожен,  -  просил бывший грек.  - Констант Склир -
человек коварный, недобрый. Я знал его еще в Константинополе. Поверь мне.
     - Чем же он мне опасен здесь? - спросил князь. - Оружие на меня он не
поднимет, не вцепится в горло, как леопард.
     Ростислав улыбнулся,  вообразив Склира  в  образе громадной кошки:  в
красивых чертах лица комеса, пожалуй, и вправду проглядывал хищник.
     - Не бросится,  нет,  - серьезно согласился новый княжой дружинник. -
Не  сердись,  что равняю нас,  но я  на твоем месте не стал бы есть из его
рук.  Склиры  дружат с  тайными ядами.  Василий Склир,  евнух,  сжил  ядом
базилевса Романа Третьего.  Менее знатных людей иные Склиры той  же  силой
услали на тот свет, расчищая себе место в этом. Вина тоже я не выпил бы из
его рук, пока он сам не отведает из той же чаши, что предложит мне.
     - Так я сделаю,  -  согласился князь,  дружески положив руки на плечи
доброхотного советчика.
     Слуги   внесли   стол,    постелили   скатерть,   расставили   блюда.
Свежевыпеченный  хлеб  нового  урожая,  сероватый,  ароматный.  Запеченный
окорок серны.  Сыр двух приготовлений -  овечий и коровьего молока. Кислое
молоко в  запотевших глиняных горшках и  пресное кобылье молоко.  Глубокое
глиняное блюдо с крышкой.
     Остались вдвоем. Указывая на стол, князь пригласил гостя:
     - Не  взыщи,  ныне угощенье простое,  как подобает мужчинам,  которые
день провели по-мужски, в седле. Эта пища дает силу телу, оставляя свободу
уму.
     Предваряя  широким   жестом   неизбежно-любезные   возраженья  гостя,
Ростислав продолжал:
     - Мой пращур,  славный памяти Святослав Великий,  в одежде и пище был
прост.  Ему на походе хватало куска мяса,  обугленного в костре. По нему и
войско держалось того же.  Однако во всех самых быстрых походах пращур мой
умел кормить войско.  Спать ложились сыты, сытыми шли в бой. Голодный - не
витязь, сам знаешь. Земля полна сказов о Святославе. Рассказчики тешат нас
красивым словом.  Книжник углубляется во  внутренний смысл подвига.  Мы  с
тобой,  воины, понимаем: задумывая войну, полководец о первом думает - как
кормить лошадей и людей. Не так ли?
     - Так,  -  согласился Склир, - а также обязан знать, где их поставить
для отдыха, оградив от нечаянного нападенья, где напоить людей и коней.
     - Поэтому ешь,  мой гость, и пей, - шутил Ростислав, поднимая тяжелую
крышку  глиняного блюда.  Пошел  пар.  Вынув  большой черный кусок,  князь
нарезал ломтями мясо,  приготовленное на открытом огне. Кругом обугленное,
внутри оно было сочно и розовато.
     Сам Ростислав ел быстро,  с удовольствием утоляя лютый голод.  С утра
охотились -  как воевали,  ограничиваясь чуть хмельным сброженным кобыльим
молоком.
     Комес ел,  пил,  ощущая, как смягчается острота усталости. И он опять
мешал себе поиском особенного смысла,  скрытого в словах князя Ростислава.
Походы Святослава,  сытое  войско -  сегодня о  подобном думал сам  Склир.
Откуда совпаденья,  странная общность между ним  и  русским князем?  Склир
решился на вызов:
     - Узнав тебя,  князь,  я  увидел в тебе качество великого полководца,
правителя государства.  В  империи меньшие люди  искали диадемы базилевса.
Получали ее.  Брали,  скажу прямо. Твои родственники на Руси несправедливо
поступили с  тобой.  Ты  взял,  ты  отнял  у  них  Тмуторокань одним своим
появленьем. Тебя, как видится, оставили здесь в покое. За краткое время ты
сделал Тмуторокань такой же  сильной,  как была она при брате твоего деда,
князе Мстиславе.  Удовольствуешься ли ты?  Если ты захочешь, как Мстислав,
взять свое право на Руси...
     Речи,   подготовленные  в  молчании,   оказываются  иными,  когда  их