прожитом, хотя,  как  он  сам выражался, он растратил на службе исследования
майя всю свою  "субстанцию". В  течение тех двадцати четырех лет, что он был
консулом  на  Юкатане,  и почти  пятидесятилетней деятельности  археолога он
редко сиживал в конторе.
     Он путешествовал по джунглям, жил среди индейцев и вместе с индейцами в
буквальном смысле этого слова; он ел их пищу,  спал в их хижинах, говорил на
их  языке.  Вследствие заражения крови  у него  была  парализована нога;  на
память  о Священном колодце он получил расстройство слуха, но он ни в чем не
раскаивался. Его труды несут на себе отпечаток порой чрезмерного энтузиазма;
в своих первых сообщениях и выводах он иногда заходил слишком  далеко. Когда
он нашел в одной пирамиде несколько гробниц, а затем под основанием пирамиды
в  скале  обнаружил главную  гробницу,  он вообразил, что  ему удалось найти
место покоя Кукулькана, легендарного  первоучителя народа  майя; а  когда он
нашел драгоценные украшения из нефрита, который добывается в районах, далеко
отстоящих от Юкатана, он, несмотря на то что был уже опытным исследователем,
вновь вернулся к своей юнощеской  теории  об  Атлантиде.  Но  разве подобный
энтузиазм  является излишним? Разве  воодушевление  не в  состоянии  сломить
сковывающий  скептицизм? В последнее время на Юкатане, в Чиапасе и Гватемале
было  произведено немало  раскопок,  В конце  концов на службу науке  встала
авиация.  Полковник  Чарльз   Линдберг,   который  первым   перелетел  через
Атлантику, впервые  увидел с  высоты птичьего полета  страну,  которая  была
древней  уже тогда, когда  Кортес  открыл  Новый Свет.  В 1930  году  П.  К.
Мадейро-младший и Дж. А. Мэсон летали над джунглями Центральной Америки; они
сфотографировали с воздуха и нанесли  на  карту неизвестные до этого древние
поселения майя.
     В последние годы, в частности в 1947  году, одна экспедиция отправилась
в Бонампак в  Чиапасе.  Она  сумела как будто добавить  к  богатым  находкам
прошлого вполне  достойную  новую  находку. Научное руководство  экспедицией
взял на себя  Институт  Карнеги  в  Вашингтоне.  (Этому институту  вместе  с
Институтом  Смитсона в Вашингтоне принадлежат, пожалуй, наибольшие заслуги в
деле исследования истории майя. Последний осуществляет свои  исследования на
проценты от одного учреждения, которые англичанин  Джеймс Смитсон  около ста
лет назад предоставил  для научных целей в распоряжение Соединенных Штатов.)
Руководителем экспедиции  был  Джайлз  Гревилл Хили;  в  короткий  срок  эта
экспедиция нашла одиннадцать богатых храмов Древнего царства, относящихся  к
временам,  непосредственно  предшествовавшим  переселению.  Она   нашла  три
великолепные  стелы. Одна  из этих стел - вторая по  величине из всех до сих
пор найденных. Эта  стела  имеет примерно шесть метров  в  высоту и  покрыта
скульптурными изображениями. Но самым поразительным из всего найденного Хили
в джунглях были  настенные  росписи.  С помощью технических  средств удалось
восстановить некогда  блестящие  краски -  красную,  желтую, охру, зеленую и
голубую,  - а также  изображения воинов, правителей, жрецов  в торжественных
облачениях. Аналогичные рисунки до этого были найдены только  в Чичен-Ице, в
Храме воинов.
     Но главные  археологические  изыскания  производились  в  Чичен-Ице,  в
последней столице майя. Сегодня перед наблюдателем развертывается совершенно
ясная  картина,  более ясная, чем  та, которую в памятную лунную ночь увидел
Томпсон. Руины освобождены от джунглей, остатки зданий видны со всех сторон,
а там,  где в  свое  время  приходилось прорубать дорогу  при помощи мачете,
курсируют автобусы  с  туристами; они видят  Храм воинов  с  его колоннами и
лестницей,  ведущей к пирамиде,  они  видят так  называемую  Обсерваторию  -
круглое строение,  окна  которого прорублены  таким  образом, что из каждого
видна  какая-то  определенная звезда;  они осматривают  большие площади  для
древней игры в мяч, из которых самая большая имеет сто  шестьдесят метров  в
длину  и сорок в ширину, - на этих площадках золотая  молодежь майя играла в
игру, похожую на баскетбол. Они, наконец, останавливаются перед Эль Кастильо
- самой большой из пирамид Чичен-Ицы. Девять уступов имеет она, и на вершине
ее расположен храм бога Кукулькана - Пернатой змеи.
     Вид всех  этих  ужасных  изображений отвратительных змеиных  голов, рож
богов, шествий ягуаров  действует устрашающе.  Пожелав  проникнуть  в  тайны
орнаментов и  иероглифов, можно  узнать,  что здесь нет  буквально ни одного
знака, ни одного рисунка,  ни одной скульптуры, которые не были бы связаны с
астрономическими выкладками.  Два креста  на надбровных дугах  головы  змеи,
коготь ягуара в  ухе бога  Кукулькана, форма  ворот, число  "бусинок  росы",
форма повторяющихся  лестничных мотивов  - все это выражает  время и  числа.
Нигде числа и время не  были выражены таким причудливым  образом. Но если вы
захотите обнаружить здесь хоть какие-нибудь  следы жизни, вы  увидите, что в
великолепном   царстве   рисунков   майя,  в   орнаментике   этого   народа,
возделывавшего   маис,   народа,  жившего   среди  пышной  и   разнообразной
растительности, очень редко встречаются изображения растений - лишь немногие
из  огромного количества цветов  и  ни один  из  восьмисот  видов  кактусов.
Недавно в  одном орнаменте  разглядели цветок Bombaxs aqualicum'a  - дерева,
растущего  наполовину в воде. Если это даже действительно  не  ошибка, общее
положение  все равно не  меняется: в искусстве майя отсутствуют растительные
мотивы.  Даже  обелиски, колонны,  стелы,  которые  почти  во  всех  странах
являются  символическим   изображением  тянущегося  ввысь  дерева,   у  майя
изображают тела змей, извивающихся гадин.
     Две  такие  змеевидные  колонны  стоят перед  Храмом воинов.  Головы  с
роговидным отростком прижаты к земле, пасти широко открыты, туловища подняты
кверху  вместе с  хвостами, некогда  эти хвосты поддерживали крышу храма. И,
глядя  на  эти  колонны,  на Храм воинов,  на  многие  другие  сооружения  в
Чичен-Ице,  ученые  все  больше  и  больше  приходят  к убеждению,  что  эти
сооружения и постройки  отличаются от однотипных строений в Копане, Паленке,
Пьедрас  Неграс  и  Вашактуне  значительно  больше,  чем  обычные  памятники
архитектуры Нового  и Древнего  царств. Ученые занялись  определением  этого
стиля; они проверяли и сравнивали - здесь  линию, там орнамент,  здесь маску
божества,  там  знак, и в  конце концов  они сказали: "Здесь работали  чужие
руки, здесь чувствуется чужое влияние и чужие знания".
     Откуда же взялись  эти чужие мысли,  чужие идеи? Кто  их принес? Ученые
обратили свой взор к Мексике, но не к царству ацтеков (которое было  намного
моложе,  чем царство майя), а к сооружениям,  которые были  старыми еще в те
времена, когда ацтеки вторглись в страну.
     Неужели не было никаких  сообщений,  которые помогли бы  разобраться  в
этом  удивительном  факте,  суть  которого  сводилась  к  тому,  что  мощная
цивилизация  майя  поддалась  чужому влиянию? Неужели  никто  не  мог в этом
вопросе сыграть ту  роль, которую в ряде других вопросов истории майя сыграл
Диэго де Ланда? Неужели больше ни у кого нельзя было найти хотя бы намека на
таинственный народ великих архитекторов?
     Человек,  в  сообщениях которого можно было  найти немало  сведений  по
этому вопросу, был давно известен,  но  его слова не принимали всерьез. Этот