особенно схоластика,  именно потому, что была живым воплощением, уже едва ли
не  синонимом ее. Можно сказать, что она стала объектом критики не в меньшей
степени, чем практика и догматика католической церкви. Жан Кальвин стремится
доказать, что католическая  церковь исказила заветы Христа. Он обвиняет ее в
кощунстве,  поскольку она заменила единого посредника между  Богом и  людьми
целым  сонмом  святых.  Наконец, он обвиняет ее в идолопоклонстве, т. к. Она
вместо поклонения Богу стала поклоняться реликвиям святых.
     Гораздо более основательно, чем предшествующие реформаторы. Жан Кальвин
вынужден  был   заняться   рассмотрением  проблемой  церкви.  Противостояние
католиков и протестантов  вступило в решающую стадию,  выступления радикалов
стали особенно яростными. Кальвин  утверждал, что есть конкретные библейские
указания относительно правильного порядка служения, поэтому конкретная форма
церковного  порядка  стала   особым  пунктом  его   доктрины.  Он   начинает
разрабатывать  конкретную форму церковного управления. Кальвин разрабатывает
подробную  теорию церковного  управления, базирующуюся  на  экзегезе  Нового
Завета  и  во  многом   основанной  на  терминологии  римской  императорской
администрации.  В  противоположность тому, что говорили и  писали  радикалы,
Кальвин  настаивает на  том,  что  конкретная  форма  церковной  структуры и
управления изложена в Писании.
     "Предопределение"  - один из труднейших пунктов  религиозной философии,
связанный  с вопросом о свойствах Бога,  о природе и происхождении  зла и об
отношении благодати к свободе.  Эта идея является универсальным выражением и
признанием всемогущества Бога  и бессилия человека. Доктрина предопределения
часто  рассматривается  как основная черта реформатского богословия. Взгляды
Ж. Кальвина на данную проблемы, однако, не так просты. Сразу надо  отметить,
что тот  акцент  на  предопределении,  который характерен для  кальвинизма в
целом, не  всегда  оправдан  в  отношении  этого реформатора.  Последователи
Кальвина развили многие его идеи  и придали  им известную сейчас  четкость и
категоричность.  Свою  доктрину  предопределения Кальвин излагает  в третьей
книге  "Наставлений в христианской вере" издания 1559г. как один из аспектов
доктрины  искупления  через  Христа.  В  самом  раннем  издании  1536г.  она
рассматривается как один  из аспектов доктрины провидения,  но с  1539г. она
рассматривается как равноправная тема.
     Библия является главным документом европейской цивилизации, оказывавшим
огромное влияние на развитие общества  и  культуры.  Ж. Кальвину принадлежит
ряд крупных экзегетических  трудов. Им же был  осуществлен перевод Библии на
французский язык. Он ставит универсальный вопрос об отношении новой церкви к
проблеме  древних текстов  в  целом и священных  текстов  в  частности. "Для
полного доступа к  реформатской вере читателю  нужны были  всего две книги -
Библия и "Наставления" Кальвина. Использование Писания в "Наставлениях" было
столь  убедительным, что  многим казалось,  что  эта  книга  была  ключом  к
правильному толкованию Писания. Сложные герменевтические схемы средневековья
можно  было отбросить,  получив  эту  изящно  написанную и  понятную  книгу"
(55,с.190).

     
     Некоторые высказывания
     о Кальвине и кальвинизме
       Женевское  духовенство  обладает  примерной нравственностью:  пасторы
живут в большом согласии  и не занимаются, как  это бывает в других странах,
ожесточенными  спорами  о  непонятных  предметах;  они  не преследуют  и  не
обвиняют недостойно друг друга перед правительством.  Однако это не  значит,
что они единодушны  по части тех  положений религии, которые в других местах
считаются  самыми важными.  Многие не  верят  больше в  божественную природу
Иисуса Христа,  что так ревностно защищал их вождь Кальвин и за что он велел
сжечь  Сервета. Когда им напоминают их патриарха, они вовсе его не защищают,
считая,  что Кальвин поступил очень дурно, и довольствуются (если беседуют с
католиком)  сопоставлением казни  Сервета с  ужасной  Варфоломеевской ночью,
которую всякий  честный француз хотел бы ценой своей крови  стереть из нашей
истории,  и с казнью  Яна Гуса, которую даже  католики, как они говорят,  не
берутся  больше  оправдывать,  ибо  там было  произведено насилие равно  над
человечностью  и  над доверием,  и она должна покрыть  вечным позором память
императора Сигизмунда.
     ...Если  религия и  не  позволяет  нам  думать, что  женевцы достаточно
потрудились  для достижения  счастья в  мире ином,  то  разум обязывает  нас
считать, что в этом мире они почти достигли возможного в нем счастья!
     (История в Энциклопедии Дидро и Д232.).

     Не судите.  Нужно  остерегаться, чтобы  при изучении прошедших эпох  не
впасть  в  несправедливую  брань.  Несправедливость  рабства,  жестокость  в
подчинении личностей и народов нельзя измерять нашей мерой. Ибо в те времена
инстинкт справедливости еще не достиг современного развития. Кто имеет право
упрекнуть   женевца   Кальвина   в   сожжении   врача   Сервета!   Это   был
последовательный   поступок,  вытекавший  из  его  убеждений,  и  точно  так
инквизиция со  своей  точки зрения  была права; лишь господствовавшие мнения
были  ложны и  имели  следствия, которые кажутся жестокими, потому  что  эти
мнения стали нам чуждыми.  Впрочем, что  значит сожжение  одного человека по
сравнению  с муками ада  почти для всех! И все же это представление  владело
тогда   миром,  причем  его  неизмеримо  большая  жестокость   не   наносила
существенного ущерба представлению о Боге.
     (Ницше  Ф.   Человеческое,  слишком   человеческое.  Книга   для
свободных умов.// Ницше Ф. Сочинения. Т. 1. М: Мысль, 1990. С. 293).

     "Оправдано всякое  зло,  видом  коего  наслаждается некий  бог"  -  так
звучала допотопная  логика чувства, - и  в самом деле, только ли допотопная?
Боги, помысленные как охотники до жестоких зрелищ, - о, сколь далеко вдается
это первобытное  представление  еще  и  в нашу европейскую  очеловеченность!
Можно справиться на сей счет у Кальвина и Лютера.
     (Ницше Ф.  К генеалогии морали. Полемическое сочинение. // Ницше
Ф. Сочинения. Т. 2. М.: Мысль, 1990. С. 448).

     Господство   мысли   обретает  непрерывность   и   длительность,   лишь
осуществляясь  в  данных  формах  человеческой  природы. И во что  обратится
таинство причащения, это чудесное изобретение христианского разума, которое,
если  можно  так выразиться, как  бы  облекает души  плотью для  лучшего  их
соединения, если перестают требовать видимого  единения, если довольствуются
внутренним единством  убеждений без внешнего воплощения! К чему объединяться
со Спасителем, если разделяться между собой? Пускай жестокий Кальвин, убийца
Сервета, пускай буйный Цвингли, пускай тиран Генрих VIII со своим лицемерным