сущности, а по  тому, что необычайно  редко случается, чтобы короли налагали
на  себя  сдержку  и  их  воля не  отступала от истинной справедливости; ...
прочнее и легче правлением многих лиц, устроенное таким  образом, чтобы одни
помогали другим, взаимно направляли и наставляли друг друга" (71,175).
     Принципы организации церкви,  перенесенные на  государство,  по  мнению
реформатора,  могут способствовать его процветанию.  В проповеди  на тему  о
пророке Михее Кальвин говорит: "Пророк  прославляет здесь особое благодеяние
бога: возвращение народу  его свободы.  Ибо, в самом деле, самое желательное
из  всех  положений,  это  когда пастыри  избираются и устанавливаются общим
голосованием  народа. Ибо там, где одно  лицо насилием  захватывает власть и
господство, это  -  варварская тирания.  Там,  где цари  управляют по  праву
наследования, это тоже не вяжется вполне  со свободой. Итак, пророк говорит:
поставим  себе  государей,   причем  -  всеобщим  голосованием"(43,  24).  В
проповеди  на  Второзаконие  он  продолжает:  "Эта  свобода  -  особый  дар.
Действительно, мы видим, что она  позволена не  всем. Там, где  господствуют
государи, они ставят судей по своей фантазии и  произволу, здесь  все делает
гордыня...  Видя  такие  примеры,  поймем  тот   бесценный  дар,  когда  бог
разрешает,  чтобы  народ имел свободу выбирать, судей и начальство" (43,25).
Таким образом, божественное происхождение власти, по Кальвину, совмещается с
народным избранием.
     Но  и республика чревата  "смутой", "тиранией народа":  "Мы  знаем, как
велика  невоздержанность  народа.  Поэтому  там,  где  каждому предоставлена
полная  свобода,  должен  возникнуть  огромный беспорядок"  (Комментарий  на
Евангелие  от   Иоанна).   Самым  ужасным   злом   представляется   Кальвину
безрассудство и  невоздержанность  народа:  "Сравните  тирана,  предающегося
всевозможным жестокостям, с  народом,  у  которого нет  ни правительства, ни
власти, но все равны, и вы увидите, что в этом последнем случае среди народа
неизбежно возникнут  гораздо  более  ужасные смуты, чем если бы он находился
под гнетом непомерной тирании" (71,275).
     По   этим-то  причинам  Кальвин   и   считает   лучшим   типом   власти
аристократическое правление или  умеренную  демократию:  "Если  сравнить  по
существу  три  формы,  различение которых  установлено  философами,  я  буду
настойчиво утверждать, что аристократия или  строй, представляющий  смешение
аристократии  и  умеренной  демократии  несравненно  лучше  всякого  другого
устройства. Это доказано и опытом всех  времен и волей бога,  учредившего  у
израильтян  аристократию,  близкую  к  умеренной демократии,  когда он хотел
поставить их в лучшие условия" (43,24). Эту идею он защищает и в конце жизни
в своих толкованиях на первую книгу Самуила и книгу Даниила,  где решительно
осуждает абсолютизм.
     Конечно, всякая власть  установлена богом и служит к его  прославлению,
но  аристократическая республика -  особый "дар божий",  "особое благодеяние
бога".  И все  Кальвин всякое намерение ввести  ее там,  где  бог по  своему
неисповедимому замыслу уже установил другую форму  правления, называет делом
"не только нелепым и неуместным, но и в высшей степени вредным" (71,275).
     У  такого  государства  и  большие  обязанности.  Кальвин считает,  что
церковь и светская власть в определенном смысле должны быть независимы. Но и
государство - установление бога. Поэтому светские должности должны считаться
не исходящими от городской общины, а божеским учреждением. А это значит, что
государство  обязано обеспечить соблюдение воли божьей,  торжество  истинной
религии.  Таким образом, государство Кальвином понимается как исполнительный
орган  церкви.  Ему отводится роль  защитника  и материальной опоры  церкви.
Светская власть, следовательно, по Кальвину, подчинена власти духовной.
     Не  мог  Кальвин пройти и  мимо проблем социальной  и классовой борьбы,
которые живо обсуждались в его время. Реформатор  при  этом исходил из того,
что всякая власть  установлена богом и служит к его прославлению. Монархи  -
это  "земные боги, наместники  бога" (43,23).  Неподчинение им  - величайшее
святотатство: "власть от бога,  даже  если король - разбойник", "все те, кто
имеет право меча и общественную власть, - рабы божьи, даже если они тираны и
разбойники"  (там же). Но если правитель перестает быть  защитником церкви и
не выполняет ее предписаний, то автоматически становится простым тираном и в
"Комментарии на книгу пр. Даниила" Кальвин прямо рекомендует: "Лучше плюнуть
в лицо безбожному королю, чем повиноваться его велениям" (43,27). "В вопросе
о  повиновении,  которое,  как мы  учили,  должно  быть  оказываемо  высшим,
существует одно исключение, или  лучше сказать,  правило, которое  мы должны
соблюдать  прежде  всего.  Оно  состоит в  том,  чтобы  это  повиновение  не
отвращало нас  от покорности тому,  воля  которого  должна  ограничивать все
желания государей, перед чьим величием должно меркнуть их величие. Если люди
прикажут нам что-нибудь противное  воле бога, это  не должно иметь  для  нас
никакого значения, и мы не должны обращать при этом внимание на звание этого
лица".   "Наставление"  Кальвина   заканчивается  четкими  словами:   "Лучше
повиноваться богу, чем людям" (43,27).
     Однако неповиновение  и  сопротивление - вещи  разные. Сопротивляться и
мстить  тирану нельзя:  "если  нас жестоко  угнетает бесчеловечный государь,
если  нас грабит  и разоряет жадный  или расточительный  государь,  если нас
презирает и  плохо  защищает небрежный правитель,  даже  в том  случае, если
нечестивый и богохульный правитель будет преследовать нас за веру, то прежде
всего  вызовем  в  памяти  те  обиды,  которые  мы  причинили  господу,  они
несомненно исправляются этими бедствиями. Это породит в нас чувство смирения
и сломит  наше терпение. А затем  будем помнить, что не наше дело исправлять
такое зло, нам  остается только  молить бога о  помощи,  в его  руке  сердца
королей и судьбы королевств"(43,23).
     Тем не  менее,  если  нельзя оказывать  тирану сопротивлением отдельным
людям,  это вменяется  в обязанность представителям  местных властей:  "Если
существуют  должностные  лица, установленные для защиты народа и сдерживания
чрезмерной жадности  и произвола  государей,  - таковы  были некогда  эфоры,
поставленные  против лакедемонских царей, или народные трибуны, поставленные
против римских консулов,  или демархи, поставленные против  сената в Афинах;
если, как в настоящее время, возможно, пользуются  этой властью в  отдельных
государствах  три сословия,  когда  они  собираются,  -  то  я  не запрещаю,
устроенным таким образом властям выступать против неумеренности и жестокости
государей согласно долгу своих должностей, и  если они смотрят сквозь пальцы
на  то, что государи незаконно  притесняют бедный народ,  я  полагаю, что их
следуют обвинить за  это потворство, которым они преступно  изменяют свободе
народа, защитниками которой  они поставлены богом" (43,28). И все же никаких
мятежей, насилий  и резких демонстраций. Только, когда не помогают реформы и
сопротивление на конституционной основе, можно призвать христиан к открытому
неповиновению вплоть до свержения тирана.
     "Безбожных тиранов" наказывает  промысел Божий: "Утешимся  же примерами
милости и  предусмотрительности  бога  в этом отношении". Формы божьей  кары
могут  быть разными - внешние вторжения или  народные восстания: иногда  бог