АРМАН ОГЮСТЕН ЛУИ де КОЛЕНКУР

						  ПОХОД НАПОЛЕОНА В РОССИЮ

---------------------------------------------------------------------------

                                  ГЛАВА I

                       ПОСОЛЬСТВО В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ

Предварительные  замечания.  -  Вопрос  о  назначении  Коленкура  послом  в
Санкт-Петербург. - Коленкур отказывается. - Настояния Наполеона. - Коленкур
назначен послом. - Эрфурт.  - Разговор Наполеона с Коленкуром: германские и
испанские  дела, Польша,  Австрия.  - Эрфуртский  конгресс. -  Его  цель. -
Взаимоотношения между двумя императорами. - Зондирование почвы по вопросу о
браке  Наполеона  с  русской великой  княжной.  -  Возвращение Коленкура  в
Санкт-Петербург.  -  Просьба  об  отставке.  - Отставка  и  возвращение  во
Францию. - Разговор с императором: Россия, Александр, угроза войны, Польша,
Ольденбургское    дело.   -    Коленкур    в   немилости    у   императора.



События,  происходившие в  Европе  между 1807  и 1812  гг.,  имели огромное
влияние на  события, последовавшие  за ними, ибо  они отдали в  руки России
ключ  к  решению  европейских  судеб;  я счел  поэтому  полезным  сохранить
касающиеся  различных   фактов  заметки,  которые  я   делал  в  то  время.

Когда  я начал  вести  свои записи,  я  не преследовал  другой цели,  кроме
желания  отдать себе  отчет  в своей  жизни, в  своих впечатлениях  и своих
поступках.  Но  потом  эти  заметки  показались  мне  материалами,  дающими
необходимое дополнение к  официальной части моей посольской корреспонденции
и, может быть, даже  к истории этой великой эпохи, ибо все, что относится к
России,  имеет для  этой истории  существенное значение,  так как  Россия в
мировых делах занимала тогда первое место после Франции.

Моя цель будет достигнута, если эти заметки помогут также понять характер и
политические взгляды императора Наполеона.

Мне  думается, что  его  слова, его  суждения, его  размышления и  даже его
ошибки должны  быть для  его сына[1]  лучшим руководством, а  для публики -
единственным  достойным этого  великого  человека объяснением  тех событий,
который  она   обсуждает  и   критикует,  не  зная  их,   но  почти  всегда
несправедливо и недоброжелательно по отношению к великим заслугам тех, кому
изменило счастье.

Конечно,  читатели  часто  заметят,  что  энергичные  выражения  императора
ускользнули  из  моей  памяти,  но те,  которые  знали  его ближе,  найдут,
надеюсь,  в  моих  записках  знакомые  им  мысли императора  и  убедятся  в
неизменной добросовестности этих записок.

Перо человека,  ведущего дневник,  несомненно, не в  состоянии справиться с
такой темой, но намерение сохранить вместе с воспоминаниями о великих делах
драгоценные  материалы  для  истории  должно снискать  автору  снисхождение
читателя. Я  до такой степени боялся  быть льстецом, и мои  взгляды в такой
мере побуждали  меня порицать политический курс  и политические мероприятия
той эпохи, что многие  мои суждения, казавшиеся мне тогда беспристрастными,
часто   теперь  кажутся   мне  скорее   суровой  критикой,   чем  рассказом
дружественного  повествователя.  Тем не  менее  я  с полной  откровенностью
передаю  свои впечатления в  том виде,  какими они были  тогда, предпочитая
лучше подвергнуться  нападкам, чем быть заподозренным  в том, что я изменил
записи,    сделанные   в    эпоху,    когда   совершались    эти   события.

Я писал  свои заметки всюду: в кабинете, па бивуаке,  в любой день, в любой
момент; они рождались во  всякие мгновения. Я ничего не прикрашивал, ничего
не замаскировывал, ибо хотя император проявлял порою человеческие слабости,
тем не  менее в нем чаще  видели полубога. Я не  раз говорил себе, что этот
дневник, который я писал на глазах у императора, мог бы попасть в его руки,
но  это соображение  не  останавливало моего  пера.  Это -  ответ тем,  кто
утверждал,  будто  в  царствование  Наполеона  нельзя было  ни  думать,  ни
говорить, ни писать и что правдивость вызывала его непримиримую вражду. Нет
спора, правдивость лишала  человека благосклонности императора, но, обладая
возвышенным  и  твердым   характером,  он  допускал  всякую  добросовестную
критику, и так как мои записки представляют лишь правдивое повторение того,
что я  говорил ему на словах,  то я был уверен, что  он не посмотрит на них
как на прегрешение, если  только при опубликовании я не придам им характера
упрека его политике и его славе.

В этом  дневнике имеются  и некоторые подробности,  относящиеся ко времени,
предшествовавшему  моему  пребыванию   в  Санкт-Петербурге;  все  они  были
записаны в то время, когда происходили соответствующие события. Если не все
они  представляют  действительный  интерес, то  во  всяком  случае они  все
отличаются точностью.  Многие из них показались  мне необходимыми для того,
чтобы  объяснить  различные  обстоятельства  моей карьеры  государственного
деятеля.

В  жизни  людей, обремененных  общественными  делами,  как и  в ходе  самих
событий,  все связано  друг  с другом,  все  сцепляется звено  со звеном  и
сливается  с  историей.  Подробности   необходимы,  потому  что  они  часто
объясняют те  обстоятельства, из которых рождались  события. В силу простой
необходимости  мне приходится  поэтому  говорить и  о самом  себе.  Так как
Эрфуртский конгресс происходил в  то время, когда я был послом в России, то
я  счел, что  рассказ о  нем составляет  необходимую часть рассказа  о моем
посольстве.  Записи, которые  я с  щепетильной точностью вел  после приезда
императора в  Дрезден в 1812 г.  и вплоть до его  возвращения в Париж после
похода  в Россию,  точно так  же показались  мне необходимым  дополнением к
первой части моих записок.

Если когда-нибудь читатель увидит  эти страницы и найдет меня строгим, то я
надеюсь,  что при  оценке моих  записок он  учтет те события,  под влиянием
которых я их набрасывал.