географического положения  России на нее одну  должна быть возложена задача
принудить Швецию к этому. При том положении, в котором находился император,
он не  мог надеяться,  что Россия возьмется  за оружие, не  потребовав всех
преимуществ, которых она  могла домогаться при создавшихся обстоятельствах.
К  тому же  в  интересах дела  он не  мог  ей предложить  меньше  того, что
предлагала  ей   Англия  в  своих  собственных   интересах.  В  этой  части
переговоров  была некоторая  особенность, заключающаяся  в том,  что Россия
заставила себя  просить и убеждать, прежде  чем согласилась принять на себя
обязательства против  Швеции; то же  самое она сделала и  потом, когда надо
было действовать  и развертывать военные операции.  Секрет этой умеренности
заключался, разумеется,  не столько  в некоторых родственных  отношениях, с
которыми желательно было по внешности считаться, сколько в уверенности, что
император Наполеон  будет настаивать и толкать  Россию достаточно энергично
для того, чтобы эти  родственные деликатности не нанесли никакого ущерба ее
интересам.

В Эрфурте  переговоры, хотя и  не приблизились еще к  концу, приняли, таким
образом,  оборот,  который  мог  бы  оказаться  подходящим  для  императора
Наполеона.  Убедившись в  конце  концов, что  ему не  удастся  изменить тех
взглядов, к которым пришел император Александр, и что он не сможет добиться
от него ничего сверх обещания действовать только в том случае, если Австрия
нападет первой, он согласился удовольствоваться этим. Когда был сделан этот
шаг, стало уже легче прийти к согласию по другим пунктам, так как император
Александр думал,  что он выиграл все, ибо Австрия  никогда не будет, как он
говорил,  настолько  безрассудной,  чтобы напасть  и  вступить  в борьбу  в
одиночестве. Австрийский  вопрос, вызвавший столько  споров, почти заставил
забыть  вопрос об эвакуации  Пруссии и  крепостей на Одере;  сговориться по
этому вопросу  оказалось легко, и император гордился  тем, что он ничего не
уступил;  опираясь  на  сильные позиции,  которые  он  сохранял в  Германии
благодаря дальнейшей оккупации  крепостей (свидетельствуя о полном согласии
между высокими союзниками, это должно было произвести к тому же впечатление
как  на Австрию,  так и на  всю Европу),  он мог теперь  располагать своими
войсками для  Испании. Он  льстил себя надеждой,  что покорит ее  в течение
одной кампании,  а потом оставит там разве  лишь несколько гарнизонов и три
небольших обсервационных корпуса. Полагаясь на обещания своего союзника, он
отправлял постепенно  французские войска  на Пиренейский полуостров  еще до
того,  как   были  урегулированы  все  вопросы,   и  некоторые  из  полков,
двигавшихся в Испанию, проходили через Эрфурт.

При тогдашнем положении императора сохранение крепостей на Одере было делом
решающего  значения, потому  что с  помощью простых гарнизонов  он сохранял
свои  позиции в  Пруссии  и свой  политический и  военный престиж  в глазах
Германии. Эта  оккупация имела также большое  преимущество (в тот момент он
придавал  ему наибольшее  значение), заключавшееся  в том, что  он сохранял
кадровое ядро армии на  флангах Австрии. Затем были урегулированы вопросы о
Швеции и  о Турции.  и Россия в  конце концов удовольствовалась  в прусском
вопросе  кое-какими  смягчениями и  скидкой  нескольких  миллионов, что  не
имело,  по существу,  никакого значения,  поскольку Пруссия  не приобретала
вновь ни  политической, ни  территориальной независимости. А к  тому же эти
денежные вопросы  обсуждались только в последние  минуты, когда конгресс до
такой степени надоел, что  каждый думал лишь о том, как бы убраться отсюда,
Перед  Россией была перспектива  добиться уступки  ей Молдавии и  Валахии и
даже перспектива  завоевать Финляндию. Эти  соображения играли, несомненно,
большую  роль,  в особенности  принимая  во  внимание положение  императора
Александра по  отношению к его нации;  вместе с теми соображениями, которые
заставили его принести все  интересы в жертву тому, что он считал спасением
Австрии, эти  мотивы заставили его упустить  из виду последствия, к которым
неминуемо должна была  привести оккупация французскими войсками укрепленных
пунктов в самом сердце Германии.

Император Наполеон  мог послать  часть своих войск в  Испанию и отправиться
туда сам, не уступив по существу, ничего из того, что было им оккупировано,
и из того, что ему причиталось. Таким образом, и одна и другая стороны были
в   достаточной  мере   довольны.  Австрия,  которая   угрожала  императору
Наполеону, когда он был  в Испании, сама оказывалась под угрозой со стороны
России, если  бы она взяла на себя  инициативу войны; император Наполеон не
потерял, следовательно, времени даром.

Бесспорно,  чтобы   оплатить  уступки   России,  он  предложил   ей  немало
соблазнительных для  ее престижа вещей; но этой  ценой он откупался от двух
войн, из которых одна  могла, конечно, быть приятной для его честолюбия, но
зато другая - война с Англией - стоила бы ему слишком дорого, а к тому же в
данный момент  ни одна из них  не была в его  интересах. В перспективе была
также и третья война, если бы Швеция отказалась примкнуть к континентальной
системе. Россия оказывалась, таким  образом, занятой не меньше, чем мы были
заняты в  Испании, и притом в  такой мере, как мы  только могли желать; она
испытывала, кроме того, затруднения страны, богатой продуктами, которые она
не может экспортировать. Молдавия и Валахия, которых она надеялась оторвать
от  Турции,  должны были  занять  ее  надолго, а  продолжение войны  против
Англии, которая закрывала все  рынки сбыта для ее многочисленных продуктов,
могло вызвать в России большие внутренние затруднения.

Война против  Швеции, ставкой  в которой являлась  Финляндия, была, однако,
действительным  возмещением за  приносимые  Россией жертвы.  В самом  деле,
России не приходилось торговаться насчет цены, уплачиваемой за такое важное
приобретение  у самых  врат ее  столицы, так  как этот  единственный случай
осуществить заветные  желания предшественников Александра повториться более
не мог;  но следовало ли в  тот момент приносить в  жертву этим собственным
выгодам общие  интересы, которые, казалось, были  более насущными и которые
при дальнейшем  развитии сил  и могущества Франции могли  оказаться и более
важными? Разве  нельзя было, разве  не нужно было примирить  эти интересы с
интересами  Пруссии и  Германии,  от которых  зависело будущее  спокойствие
всего мира? Вот в чем главнейший вопрос.

Те,  кто не  присутствовал  при тогдашних  спорах,  кто не  был посвящен  в
различные  соображения, не  позволившие  достичь лучших  результатов, будут
обвинять  петербургское  правительство  в  том,  что оно  не  сумело  лучше
использовать  обстоятельства.  Его упрекнут  в  том,  что оно  пожертвовало
интересами  всего  мира ради  соображений  данного момента.  Пусть об  этом
выносит  свой  приговор  история;  моя  задача -  рассказать,  каковы  были