него исходил отказ, -  возразил император. - Но если он считает теперь, что
конвенция  бесполезна, то,  следовательно,  он уже  не думает.  что  я хочу
воевать ради восстановления Польши?

- Он  не знает, -  ответил я, - будет  ли это ради поляков  или ради вашего
величества,  но   он  не   обманывает  себя  насчет   приготовлений  вашего
величества.

- Он меня боится?

- Нет,  государь. Вполне воздавая должное  вашим военным талантам, он часто
говорил  мне,  что  его  страна велика;  ваш  гений  может  дать вам  много
преимуществ над  его генералами, но если они не  найдут случая дать вам бой
при  выгодных  условиях,  то у  них  имеется  достаточно территории,  чтобы
уступить вам  пространство, а удалить вас от Франции  и от ваших баз значит
уже с  успехом сражаться против вас. В  России знают, что нельзя направлять
удар  туда,  где  находится  ваше  величество,  но  так как  вы  не  можете
находиться повсюду, то там не скрывают проекта наносить удары лишь там, где
вашего величества не будет.  "Эта война, - сказал император Александр, - не
ограничится одним  днем". Ваше величество будете  вынуждены возвратиться во
Францию,  и  тогда  все  преимущества будут  на  стороне  русских; к  этому
присоединяется  зима,  жестокий  климат  и  -  самое  главное  -  решимость
императора Александра, громогласно возвещенная  им воля продолжать борьбу и
не  поддаваться,   подобно  другим  государям,   слабости,  выражающейся  в
подписании  мира в  своей столице...  Я передаю  вашему величеству  слова и
мысли  императора  Александра.  В  этом вопросе  он  не  скрывает ни  своих
взглядов, ни  своей политики  с тех пор,  как ваше величество  заняли более
угрожающую позицию,  и с тех  пор, как дело идет,  по-видимому, к последним
крайностям.

-  Признайте  откровенно, -  возразил  император  Наполеон, -  что как  раз
Александр хочет воевать со мною.

- Нет,  государь, - ответил  я вновь, - ручаюсь  вашему величеству головой,
что он  не выстрелит первым из  пушки и не перейдет  первым свою границу. -
Значит, между нами существует согласие, - заметил император, - так как я не
двинусь   к  нему;  я   не  хочу   ни  войны,  ни   восстановления  Польши.

- В  таком случае, государь, следует объясниться  для того, чтобы они могли
отдать себе отчет в  целях сосредоточения войск вашего величества в Данциге
и на севере Пруссии.

Император  ничего не  ответил  на это.  Он заговорил  о  русских вельможах,
которые в случае войны  боялись бы за свои дворцы и после крупного сражения
принудили бы императора Александра подписать мир.

-  Ваше  величество  ошибаетесь,  -  сказал  я.  И  я  повторил  императору
поразившие  меня слова  императора Александра,  произнесенные им  в частной
беседе со  мной после приезда  Лористона, когда я не  имел уже политических
функций, - слова, которые более определенно выражали то, что он мне дал уже
понять  незадолго  перед  этим. Эти  слова  настолько  меня поразили,  что,
возвратившись, я  их записал, и  теперь я передавал их  с полной точностью,
так как едва ли память мне изменила.

- Если император Наполеон начнет против меня войну, - сказал мне Александр,
- то возможно и  даже вероятно, что он нас побьет, если мы примем сражение,
но это  еще не даст ему  мира. Испанцы неоднократно были  побиты, но они не
были ни  побеждены, ни покорены. А  между тем они не  так далеки от Парижа,
как мы:  у них  нет ни нашего климата,  ни наших ресурсов. Мы  не пойдем на
риск. За нас - необъятное пространство, и мы сохраним хорошо организованную
армию. Когда  обладаешь этим, то, по  словам императора Наполеона, несмотря
на понесенные  вами потери, никто не сможет  диктовать вам свою волю. Можно
даже  принудить  своего  победителя  принять мир.  Император  Наполеон  сам
приводил эти  соображения Чернышеву[61] в  Вене после сражения при Ваграме.
Он не пошел бы  тогда на мир, если бы Австрия не сохранила армию. Ему нужны
результаты  столь  же  быстрые,  как  его  мысль,  ибо,  находясь  часто  в
отсутствии,  он по  необходимости торопится  поскорее вернуться  домой. Его
уроки - это уроки  учителя. Я не обнажу шпагу первым, но я вложу ее в ножны
не иначе, как последним.  Пример испанцев доказывает, что именно недостаток
упорства  погубил  все  государства,  с  которыми  воевал  ваш  повелитель.
Соображения,   приведенные  императором   Наполеоном  Чернышеву   во  время
последней войны  с Австрией, достаточно доказывают,  что австрийцы добились
бы лучших условий, если  бы они были более упорными. Люди не умеют терпеть.
Если  жребий  оружия  решит  дело против  меня,  то  я  скорее отступлю  на
Камчатку,  чем уступлю свои  губернии и  подпишу в своей  столице договоры,
которые  являются только  передышкой.  Француз храбр,  но долгие  лишения и
плохой  климат утомляют  и  обескураживают его.  За пас  будут  воевать наш
климат и наша зима.

Император слушал  меня с большим вниманием и  даже с удивлением. Он казался
очень озабоченным; довольно долго он хранил молчание. Мне казалось, что мои
слова произвели на него глубокое впечатление, так как его лицо и осанка все
время  были  очень  суровыми,   а  теперь  его  черты  приняли  открытое  и
благосклонное выражение.  Он, казалось,  и выражением своего  лица и своими
вопросами хотел  ободрить меня. Он стал говорить  об обществе, об армии, об
интендантстве  и  даже об  императоре  Александре без  того раздражения,  с
которым  до сих  пор упоминал  его имя.  Император был  даже в  этот момент
весьма благосклонен ко мне  и сказал мне какую-то любезность по поводу моей
служебной деятельности.  Я, со своей стороны,  уверял его, что он ошибается
насчет  императора Александра и  насчет России;  не следует судить  об этой
стране на  основании того, что говорят  некоторые лица, а об  ее армии - на
основании  того, что  он видел  при Фридланде;  находясь под угрозой  уже в
течение  года, там  взвесили  все шансы,  а следовательно,  и  шансы нашего
успеха.

Внимательно выслушав меня, император  перечислил мне, какими он располагает
силами  и средствами. Как  только он взялся  за эту  тему, я уже  больше не
сомневался, что  нет никакой надежды  на мир, так как  этот военный подсчет
кружил ему голову. И  в самом деле, он в заключение сказал мне, что хорошее
сражение окажется  лучше, чем  благие решения моего друга  Александра и его