подвергались  в некоторых  отношениях такому  риску, что каждый  приехал на
свидание,   чувствуя   необходимость   скрывать   свои  затруднения,   свои
беспокойства и свои тайные проекты, относящиеся к будущему; но вместе с тем
каждый чувствовал  в неменьшей мере и  стремление к всеобщему миру, который
один  только мог  восстановить  на лучшей  основе Европу  и привести  все в
порядок.

События  в  Испании,  вместо  того чтобы  возродить  эту  страну и  усилить
преобладание императора  Наполеона, как он  рассчитывал, в действительности
создали для него лишь многочисленные затруднения.

Австрия, усматривая в этой войне и в образе действий Наполеона по отношению
к испанской династии посягательство на независимость всех древних династий,
готовилась взяться  за оружие, считая, что  если Испания будет покорена, то
погибнет  и  она  сама.  Ей казалось,  что  наступил  последний момент  для
спасения,  что  она  делает  политическую  диверсию,  выгодную  для  нее  и
диктуемую задачами ее самосохранения.  Эти взгляды, хотя бы они были только
лишь проектом, не могли укрыться от проницательности императора Наполеона и
в   настоящий    момент   ставили   его    в   затруднительное   положение.

Общественное мнение  в Европе и даже  во Франции расценивало испанские дела
как  политическое  посягательство против  слабого,  обманутого и  неловкого
союзника.   Эти  события   были  мало   известны;  о  них   толковали  лишь
неблагожелательные  люди, присоединявшие  к своим упрекам  утверждение, что
эта  новая война еще  больше отсрочит  заключение мира с  Англией, которого
жаждали все, так как  война с Англией служила предлогом для оправдания всех
жертв.  При   таком  положении   вещей  императору  Наполеону   важно  было
воздействовать  на общественное  мнение  фактом своего  полного согласия  с
Россией; это согласие должно  было, с одной стороны, произвести впечатление
на Австрию и внушить  Англии менее враждебные мысли, а с другой - явиться в
глазах  публики  как бы  санкцией  зарубежных событий;  такая санкция  была
весьма  полезна  в  тот  момент, когда  в  нашем  тылу  росло всякого  рода
недовольство. Доказать Европе, что  только одна Англия отказывается от мира
и продолжает проводить  систему истребления континентальных государств, это
значило  бы  расположить общественное  мнение  в  пользу императора.  Чтобы
добиться этой  цели, надо было сделать шаг,  который показал бы, кто именно
все время  отказывается от мира, а чтобы  придать этому шагу черты большого
события, нужно было свидание монархов.

Так как испанские дела приняли дурной оборот и война в Испании не окупалась
за  счет   этой  страны,  то  император,   принужденный  порыться  в  своих
собственных  сундуках,  стремился  поскорее  покончить с  нею.  Вынужденный
делать  новые  наборы  и  даже отправить  в  Испанию  большую часть  войск,
находившихся  в Германии, он  мог поддержать  свое влияние в  Германии лишь
продолжая оккупацию  крепостей и  части территории. Но Россия  была в такой
мере  заинтересована   в  удалении  французских  войск   от  ее  границ  и,
следовательно,  в  эвакуации  территории  дружественной  Пруссии,  что  это
обстоятельство превращало продолжение оккупации прусских крепостей в весьма
деликатный вопрос [26]. Только император Наполеон  мог в данный момент дать
согласие на  то, чего потребуют обстоятельства,  и даже отказаться от своих
проектов по  отношению к Испании,  если бы эти соображения  и пример Англии
вызвали колебания у России.  Какое другое влияние, кроме влияния его гения,
его  славы   и  его  великих  политических   взглядов,  могло  бы  добиться
результата, столь  противоположного интересам России?.. Кто  мог бы сделать
такую попытку, не боясь  внушить беспокойство русскому правительству и даже
отколоть его  от союза как раз в тот момент,  когда его содействие было так
необходимо? Именно под влиянием этих важнейших соображений император поехал
в Эрфурт.

Русский  же император,  отправляясь туда,  преследовал свои цели.  Они были
различны,  так  как и  затруднения  были различного  рода. Это  путешествие
являлось выполнением  обязательства, принятого  им на себя  в Тильзите. Для
государя  с  его  характером данное  им  слово  являлось долгом.  Различные
интересы,  кроме  того,  призывали  его  на  это свидание.  Первый  из  них
заключался  в  том,  чтобы  всеми  средствами ускорить  заключение  мира  с
Англией,  война с  которой разорила  его внутреннюю  торговлю и  губила его
валюту. Он  хотел также,  чтобы его не  торопили с эвакуацией  провинций на
Дунае,  все  еще занятых  его  войсками (Тильзитский  договор позволял  ему
оккупировать их  лишь до заключения мира с  турками и до эвакуации Францией
части  прусской территории) [27].  Во-вторых, -  и это его  интересовало не
менее  -  национальное  самолюбие  России, а  вместе  с  тем  и его  личное
самолюбие требовало, чтобы в  Москве не могли твердить, что Тильзитский мир
и  союз означают  для России  одни только  жертвы. Он хотел  также добиться
эвакуации  части крепостей  и  территории Пруссии,  снижения контрибуции  и
предоставления льгот по уплате ее, а также заключения таких соглашений, при
которых эта держава могла бы действительно освободиться и вновь обрести всю
свою   независимость;  это   был  важный   вопрос,  имеющий   значение  для
безопасности самой России.

Россия молчала  об испанских  делах которые император  Александр обсуждал в
своих беседах довольно благожелательно  по отношению к своему союзнику, так
как он  знал все их подробности. Он к тому же  отнюдь не был недоволен тем,
что воинственный  пыл императора  был поглощен Пиренейским  полуостровом. В
политике   интерес   объясняет  и   даже   узаконивает   очень  многое.   А
заинтересованность  Англии  в  том,  чтобы вырвать  Испанию  из-под  нашего
влияния и  спасти Португалию, казалась ему  мощным средством для достижения
мира. С этой точки  зрения события служили, таким образом, интересам России
столь же, как и нашим. Только мир с Англией мог гарантировать всеобщий мир,
и поэтому политика Александра  отлично уживалась при данных обстоятельствах
с  тем,  что,  быть  может,  в  глубине  своей совести  он  оценивал  менее
благоприятно. Таковы были те  планы, с которыми петербургское правительство
явилось в Эрфурт.

Австрия была раздражена тем,  что ее не посвятили в эти проекты эрфуртского
свидания,  тем паче,  что  ее нельзя  было обмануть  насчет  мотивов такого
молчания.  Этот довольно  подходящий предлог  к недовольству был  наруку ее
секретным проектам.  Император Наполеон,  конечно, мало беспокоился  о том,
чтобы император Франц принял участие в эрфуртских переговорах. Он сознавал,
что  контакт с  северным государем  сможет восстановить  отношения, которые
надо  было  немедленно завязать  вновь,  а  вмешательство интересов  других