Он встал в середину между названными братьями и, задушевно и  ласково
разговаривая  с  ними,  пошел  по  устланному  сукном  пути  к   входу   в
императорский дворец.
     Другие придворные поступили так же в отношении прибывших  с  князьями
их приближенных. Шествие растянулось на довольно большое расстояние.
     С любопытством глядели варяги на все  вокруг  себя.  Все  этим  детям
днепровских полей и суровых фиордов Скандинавии казалось здесь интересным,
новым. Великолепные, богато  разукрашенные  дворцы,  сверкающие  позолотой
своих куполов храмы, толпа восторженно кричащего при виде  Василия  народа
по обеим сторонам шествия, наконец, великолепие уборов на  встречавших  их
придворных - все это и поражало их, и наполняло их сердца необъяснимым для
них самих смущением.
     Но вот они во дворце. Искусственные рычащие львы привели их в трепет,
убранство палат вызвало у них крики восторга и восхищения.  Все  здесь  им
было ново, все ими никогда не было видано, и, независимо  от  самих  себя,
они ощущали почтение и восторг к этому городу, к этим людям.
     Михаил-порфирогенет встретил киевских князей, сидя  на  необыкновенно
высоком троне. По настояниям патриарха он  воздержался  от  оргии  и  был,
вопреки своему обыкновению, трезв. Он весь сверкал золотом и  драгоценными
камнями. Драгоценностей на нем было так  много,  что  все  окружающие  его
придворные совсем бледнели перед ним.
     Когда драгоман ввел князей, те почувствовали, что какая-то  неведомая
сила  заставляет  их  преклониться  пред   этим,   казавшимся   им   таким
величественным, владыкой.
     Оба князя,  не  отдавая  себе  отчета,  что  они  делают,  пали  пред
императором на колени.
     Но  это  дивное  для  них  видение   продолжалось   всего   несколько
мгновений... При константинопольском дворе только ослепляли послов блеском
императорской особы, но дать возможность приглядеться к  нему  было  не  в
расчетах византийских хитрецов. Они всегда  рассчитывали  только  на  одно
первое впечатление, и,  в  отношении  тех  народов,  которых  они  считали
варварами, этот расчет всегда оправдывался.
     Трон с императором был мгновенно скрыт. Князья могли  только  мельком
заметить, что он унесся куда-то вверх.
     Они были изумлены, но Василий, наклонясь к уху Аскольда, прошептал:
     - Вы, вожди,  удостоились  зреть  царя  земного,  теперь  удостоитесь
увидеть Царя Небесного...
     Не пришедшие в себя от изумления варяги с не меньшей торжественностью
были уведены из императорского дворца в храм св.Софии.
     То, что увидали они там, навсегда осталось потом в их памяти.
     Служил сам Фотий.
     Глаза варягов  в  полутьме  могли  различить  только  волны  фимиама,
струившиеся от алтаря. Среди них они, как сквозь дымку, замечали  какие-то
фигуры, казавшиеся им тенями небожителей.
     - Велик Бог  христианский!  -  воскликнул  Аскольд,  пораженный  всем
увиденным им.
     - Велик, велик! - как эхо повторили за ним все варяги...
     А когда, отвечая на возгласы священнослужителя,  откуда-то  с  высоты
храма запел незримый хор, не удержался и Дир.
     - Так поют только в Валгалле! - в сладком восторге проговорил он.



                           6. РАДОСТНОЕ СВИДАНИЕ

     Потрясенные до глубины души вышли  князья  и  их  спутники  из  храма
св.Софии. Они молчали, не зная,  что  думать,  что  делать.  Благоговейный
восторг овладел всем  их  существом.  Им  хотелось  плакать  от  умиления,
хотелось  прославлять  этого  Невидимого  Бога,  и  в  то  же  время   они
чувствовали,  что  должны  во  что  бы  то   ни   стало   сохранить   свое
достоинство...
     - Теперь, славные витязи, - услыхали они вкрадчивый голос Василия,  -
после того, как вы вкусили пищу духовную, прошу вас  в  покои  императора,
где вы найдете пищу для вашего тела.
     - Можно ли думать о пире после всего  виданного  нами?  -  воскликнул
Аскольд.
     - Что ты хочешь сказать, витязь?
     - Хочу сказать, что чувствую...
     - Говори же, мы слушаем тебя...
     - Но я боюсь осуждения вашего... Мы, норманны, умеем говорить  только
то, что думаем.
     - Нам Бог запрещает осуждение... Он проповедовал любовь даже к врагу.
     - Даже ко врагу? -  задумчиво  проговорил  князь.  -  А  наш  Один  и
славянский Перун... Но что я хотел сказать?.. Я скажу только, что я  понял
теперь причины этой страшной бури. Нет сомнения, Бог, которому вы служите,
заступился за вас. До сих пор я в  этом  сомневался,  но  теперь  я  верую
этому.
     - И веруй! Благо тебе будет! После я дам тебе возможность  беседовать
с первосвященником нашего Бога, и ты услышишь то, что, как я вижу,  жаждет
познать душа твоя.
     Князей снова провели во дворец.  Там  в  одном  из  больших,  светлых
покоев был приготовлен для угощений обильный  самыми  утонченными  яствами
стол.
     Перед тем, как с таким торжеством  принять  варягов,  состоялось  еще
одно тайное совещание. На нем был возбужден вопрос о том, что не лучше  ли
разом  избавиться  от   варяжских   вождей,   прибегнув   к   излюбленному
византийскому средству - отраве. Без  них  и  остатки  варяжской  дружины,
сплачивавшейся  только  вокруг  своих  князей,  являлись  жалким  сбродом,
разогнать который рискнули бы даже изнеженные императорские гвардейцы.  Но
против этого плана восстал Вардас, Фотий и Василий Македонянин.
     Они как будто видели будущее.
     - Эти люди и так  нам  теперь  не  страшны,  -  говорили  они,  -  а,
возвратясь на родину, они принесут весть о чуде, и Византия  приобретет  в
них верных слуг, а не врагов, какими они были нам доселе.
     Мнение это восторжествовало, и князья не были отравлены.
     Василий готовил им еще радость...
     Когда стол был кончен, он попросил князей к себе в свои палаты.
     - Вы увидите там нечто такое, что доставит  вам  большую  радость,  -
предупредил он их.
     Но после  всего  пережитого  в  этот  день  Аскольд  и  Дир  остались