ПРОЦЕСС ДОНА КАРЛОСА

     I. В предыдущей статье мы видели из рассказа  пристава  комнаты  принца
дона Карлоса, что Филипп II приказал  начать  процесс  против  своего  сына.
Король, приступив к допросу  свидетелей  через  секретаря  Педро  дель  Ойо,
создал специальную комиссию для рассмотрения этого дела. В ее  состав  вошли
дом  Диего  Эспиноса,  кардинал,  епископ  Сигуэнсы,  член  государственного
совета, главный инквизитор,  председатель  совета  Кастилии;  Руи  Гомес  де
Сильва, принц Эволи,  герцог  Франкавилья  и  Пострана,  граф  Мелито,  член
государственного совета, главный камергер короля;  дон  Диего  Бривиэска  де
Муньятонес,  член  совета   Кастилии   и   член   тайного   совета   короля;
председательствовал  в  комиссии  король.  Ведение  процесса  было  поручено
Муньятонесу. Филип II, желая придать  этому  делу  вид  судопроизводства  по
преступлению об оскорблении Величества, велел взять из королевского архива в
Барселоне и привезти в Мадрид документы процесса, предпринятого  Хуаном  II,
его прапрадедом,  королем  Арагона  и  Наварры,  против  его  старшего  сына
Карлоса, нринца Вианы  и  Героны,  признанного  подданными  его  преемником.
Монарх приказал перевести их с каталонского языка  на  испанский,  чтобы  их
легче было понять.
     II. Указ, касающийся тюремного режима дона Карлоса, соблюдался с  такой
строгостью, что, когда королева  и  принцесса  Хуанна  захотели  посетить  и
утешить его, король не пожелал это разрешить. Монарх  настолько  не  доверял
никому, что жил как  в  заточении  и  прекратил  привычные  посещения  своих
загородных домов  в  Аранхуэсе,  Пардо  и  Эскуриале.  Он  заперся  в  своих
апартаментах и при малейшем шуме бросался к окну, чтобы узнать его причину и
последствия, так опасался какого-либо смятения. Он постоянно подозревал, что
фламандцы или другие лица являются сторонниками принца или, по крайней мере,
притворяются таковыми.
     III. Между тем несчастный  дон  Карлос,  который  не  привык  управлять
своими страстями, не сумел использовать  подобающих  средств  для  смягчения
своей опалы. Он постоянно пребывал в  величайшем  нетерпении.  Он  отказался
исповедаться и привести  себя  в  такое  состояние  чтобы  суметь  исполнить
религиозный долг, который испанская королевская фамилия всегда  выполняла  в
вербное воскресенье. Его бывший учитель, епископ Осмы,  умер  30  июля  1566
года. Король приказал доктору Суаресу Толедскому, своему первому  воздаятелю
милостыни, посетить дона Карлоса, чтобы постараться его убедить. Хотя  принц
всегда обращался с этим духовным лицом чрезвычайно почтительно,  его  усилия
не привели ни к чему. Суарес написал ему в день Пасхи (18 апреля) длинное  и
трогательное письмо, в котором доказывал, используя  убедительные  доводы  и
аргументы, что Его Высочество не предпринимает ничего для улаживания  своего
дела и не только  не  придает  ему  благоприятного  оборота,  но  еще  более
ухудшает  его.  Он  утверждает,  что  у  принца  нет  более  ни  друзей,  ни
сторонников, и напоминает ему различные скандальные сцены, которые увеличили
число его врагов. Его письмо кончалось следующими словами: "Ваше  Высочество
может вообразить себе, что сделают и скажут все, когда  узнают,  что  вы  не
исповедуетесь, и когда откроются  другие  страшные  вещи  относительно  вас.
Некоторые ваши поступки таковы, что - если бы речь шла о любом другом  лице,
а не о Вашем Высочестве - святой трибунал  принужден  был  бы  расследовать,
христианин  ли  человек,  совершивший  это.  Я,  наконец,   заявляю   Вашему
Высочеству со всей искренностью и  преданностью,  что  вы  подвергаете  себя
опасности потерять свое положение и (что еще хуже) свою  душу.  Я  обязан  с
прискорбием и болью в сердце сказать вам, что  нет  иного  средства,  и  как
вернуться к Богу и к вашему отцу, который представляет Господа на земле; это
единственный совет, который я могу вам дать. Если Ваше  Высочество  пожелает
следовать  моим   наставлениям,   обратитесь   к   председателю   и   другим
добродетельным людям, которые не преминут сказать вам правду и  повести  вас
по пути добра". Это письмо имело успех не больший, чем  все  другие  попытки
вразумить принца, который упорно отказывался от исповеди.
     IV. Отчаяние, в которое вскоре впал дон Карлос, привело к тому, что  он
не соблюдал ни малейшей правильности ни в пище, ни во сне. Владевший им гнев
разжег его кровь, и его организм разгорячился до такой степени, что  ледяная
вода (которую он постоянно употреблял) не  могла  его  успокоить.  Он  велел
класть к себе в постель большое количество льда, чтобы умерить сухость кожи,
которая стала невыносимой. Он ходил голым и босым и  отказывался  от  всякой
пищи; в течение одиннадцати дней он пил только воду со льдом. Он ослабел  до
того, что думал, будто ему не долго  остается  жить.  Король,  узнав  о  его
состоянии, посетил его и обратился к нему с несколькими словами утешения.  В
результате принц стал есть  больше,  чем  следовало  в  его  положении.  Его
желудок лишился теплоты, необходимой для работы пищеварения. Это  излишество
породило злокачественную лихорадку, сопровождавшуюся припадками,  выделением
желчи и опасной дизентерией. За принцем  ухаживал  доктор  Оливарес,  первый
врач короля, который входил  один  к  больному  и,  выйдя  из  его  комнаты,
совещался с другими королевскими врачами в присутствии Руи Гомеса де Сильвы.
     V. Следствие, которое производил дон Диего Бривиэска де  Муньятонес,  к
июлю достаточно продвинулось  вперед,  так  что  можно  было  сформулировать
упрощенный приговор, не выслушивая  виновного,  или  назначить  королевского
прокурора, который  обвинил  бы  принца  в  преступлениях,  констатированных
предварительным  следствием.  Принцу  не   предъявили   никакого   судебного
уведомления. Были только показания свидетелей, письма и  другие  бумаги.  Из
документов вытекало, что согласно законам  королевства  приходилось  осудить
дона Карлоса на смертную казнь. Он был изобличен в преступлении  оскорбления
Величества по двум пунктам: 1) потому, что составил план и пытался совершить
отцеубийство; 2) потому, что хотел узурпировать государственную  власть  над
Фландрией посредством гражданской войны. Муньятонес доложил королю об  этом,
а также о наказании, установленном законами для подданных, которые повинны в
подобных  преступлениях.  Он  присовокупил,  что  особые  обстоятельства   и
личность  преступника  могут  позволить  Его  Величеству  использовать  свою
верховную власть для  объявления,  что  общие  законы  не  касаются  старших
сыновей короля, которые подчинены другим законам, имеющим более  возвышенный
характер  и  проникнутым  политическими  государственными  соображениями   и
высшими интересами общественного блага; наконец, что монарх может, для блага
своих подданных, смягчать наказания, налагаемые законами.
     VI. Кардинал Эспиноса и принц Эволи заявили, что они  разделяют  мнение
советника  Муньятонеса;  Филип  II  сказал  тогда,  что  сердце  велит   ему
прислушаться к мнению советников, но что совесть не позволяет этого;  он  не
думает,  чтобы  в  результате  вышло  какое-нибудь  благо  для  Испании;  он
полагает, напротив, что величайшее бедствие, которое могло  бы  случиться  с
его королевством, произойдет,  если  им  будет  управлять  монарх,  лишенный
воспитания,  таланта,  рассудительности,  добродетелей  и  полный   пороков,
страстей, особенно раздражительный, жестокий и свирепый; все эти соображения