основания полагать, что муж, живший в одно время с А.А.Милном,  был  более
приятным  и  добродушным  человеком,  чем  современник  Чарльза  Диккенса.
Семейные анекдоты пришли на смену семейным молитвам. Ветхий завет  уступил
место "Винни-Пуху".
   Но до  людей  почему-то  очень  нескоро  дошло,  что  эмансипация  жены
подорвала власть родителей над детьми.  Мать  больше  не  подавала  пример
покорности, хотя  сама  по-прежнему  требовала  послушания.  Теперь  между
родителями чаще стали  возникать  споры,  а  ребенок  получил  возможность
жаловаться на одного из них другому. Кончилось же это тем, что  он  совсем
перестал их  слушаться.  Свергнув  мужчину  с  пьедестала,  жена  и  мать,
собственно говоря, отняла у себя оружие  для  поддержания  дисциплины.  На
вопрос: "А почему нельзя играть со шлангом?" - она  уже  больше  не  может
бросить в ответ:  "Потому  что  отец  запретил".  Теперь  ей  пришлось  бы
ответить: "Потому что я сказала - нельзя!" Но так отвечать ей не  хочется,
и она инстинктивно пускается в объяснения, избегая приказаний. Дети должны
бросить шланг, потому что соседи будут недовольны, потому что  вода  будет
литься зря, потому что одежда может намокнуть  и  потому,  что  сами  дети
могут  схватить  воспаление  легких  и  умереть.  Но  если  пускаешься   в
объяснения там, где нужно повиновение,  пиши  пропало.  От  детей  удается
добиться невнятного обещания, что они будут осторожны,  обещания,  которое
через минуту уже позабыто и нарушено. Но страшны не прямые последствия,  а
то, что дети раз и навсегда поймут: маму можно уговорить, а папа ничего им
не  сделает,  даже  когда  узнает,  что  они  натворили.   Жена,   которая
спрашивает, заливаясь слезами: "Ну почему ты не хочешь на них повлиять?" -
взывает к авторитету, который она же и ниспровергла.  Очутившись  в  столь
невыгодном положении, она начинает уверять себя и других,  что  дисциплина
старых  времен  не  годится  для  современного  ребенка.  Ему  нужно   все
объяснять,  не  прибегая  к  насилию.  И  форма  обращения  снизилась   от
викторианского "сэр" до более позднего "папочка", а теперь отца  зовут  по
имени или просто "предок". В конце концов все  пришли  к  заключению,  что
проблему дисциплины должна разрешить школа.
   Однако и сама школа была ослаблена влиянием Джона Дьюи (1859-1952) - он
требовал, чтобы авторитарные методы были упразднены и ученики обучались на
собственном опыте. Созданная им система "прогрессивного"  обучения  с  тех
пор прочно утвердилась  в  школах,  и  все  прогрессивно  настроенные  умы
наслаждались эпохой просвещения целых пятьдесят лет. Мрачные средневековые
училища  с  расшатанными,  изрезанными  партами   и   засиженными   мухами
одноцветными гравюрами  Парфенона  уступили  место  классным  комнатам  со
стеклянными  стенами,  веселенькой  обстановкой,   окрашенной   в   нежные
пастельные тона, и развлекательными уроками по  телевидению.  Относительно
достигнутых результатов могут быть высказаны разные мнения.  Но  одно,  во
всяком случае, не вызывает разногласий: процесс обучения стал  чрезвычайно
длительным. Чтобы получить образование по этим  принципам,  надо  учиться,
учиться и снова учиться многие годы. По пятнадцать лет и больше  -  подчас
этот срок достигает четверти средней человеческой жизни - дети и подростки
ходят стадами по весело окрашенным коридорам учебных заведений совместного
обучения. Возможно, это и  представляет  счастливый  контраст  с  прежними
временами, когда детей бросали прямо в мир взрослых, когда не в  диковинку
были семилетние ученики в мастерских или десятилетние  юнги  на  кораблях.
Сто лет назад молодежь везде была в меньшинстве среди старших - в  конюшне
ли, в  казармах  или  в  кубрике.  А  если  посмотреть  для  сравнения  на
прогрессивную школу, там не найдешь взрослых, которым  можно  подражать  и
которых надо побаиваться, - ведь  учителям  за  то  и  платят  (по  общему
мнению), чтобы они вели себя как положено, и поэтому их считают чудаками и
чужаками. Молодым приходится создавать свой собственный мир.
   Но если эти бесконечные школьные годы в  отрыве  от  общества  взрослых
создают фон проблемы -надцатилетних, то первый план, безусловно,  занимают
средства передвижения. Располагая мотоциклом или машиной, некоторой суммой
денег и хорошей погодой на  уик-энд,  молодежь  может  заниматься  чем  ей
заблагорассудится. И не так-то легко запретить им  брать  машину,  которая
стала необходимой и в нашей, и в  их  жизни;  это  не  роскошь,  а  просто
предмет  первой  необходимости,  и  без  машины  молодежь  чувствует  себя
обойденной, обездоленной и обескураженной. Получается, что все уик-энды  и
каникулы они проводят не со старшими, а в обществе друг друга. Так  они  и
остаются в своем мире -надцатилетних до тех  самых  пор,  пока  не  кончат
школу или колледж, когда им предстоит начать зарабатывать себе на жизнь.
   Но следует признаться в оправдание молодых, что общество,  от  которого
они стараются отгородиться, особого восторга не вызывает. И более того, за
эту серую скуку взрослого мира их родители, быть может,  проливали  кровь,
пот и слезы. Для многих супружеских пар жизнь начиналась в  трущобах,  где
торговля наркотиками и  проституция  были  привычными  занятиями,  где  не
редкость были потасовки, а случалось,  и  поножовщина.  Самообразование  и
скупость, предприимчивость и бесконечный труд помогли им выбиться в  люди.
Для них дом в  пригороде  с  гаражом  на  две  машины  олицетворяет  такое
благополучие, на которое в былые времена они и надеяться не смели. Имя  на
дощечке у ворот и зеленая травка газона для них полны  высокой  романтики.
Все это заработано расчетом и терпением, неустанным и непрерывным  трудом.
Но то, что им кажется настоящим чудом, нисколько не  трогает  их  детей  -
они-то, возможно, ничего  другого  и  не  знали.  Глазам  детей  предстает
скучный пригород, где самые драматические события - невинные  сплетни  или
эпидемия кори. "Здесь ничего никогда не  случается!"  -  возмущаются  они.
Родители со своей стороны могли бы  припомнить  времена,  когда  случалось
слишком много и чересчур часто. Спокойная жизнь - вот  их  самая  заветная
мечта, к которой они до сих пор постоянно стремятся, не жалея сил.  Однако
это не так уж легко и просто объяснить другим. Поэтому и принято  считать,
что старшие обленились и с ними скучно,  что  взрослая  жизнь  наводит  на
молодых тоску и им только и остается, что сбежать от всего этого подальше.
   Но если молодых никак не тянет к семейной жизни в пригороде, то деловой
мир  привлекает  их,  пожалуй,  и  того  меньше.  Потому  что  требования,
предъявляемые к  вступающим  в  этот  клуб,  с  самого  начала  достаточно
обременительные, зачастую повышаются каждый раз, как только обнаруживаются
симптомы неповиновения. За допуск к ответственной работе подчас приходится
расплачиваться ценой слишком рабского соблюдения правил и  предписаний.  И
вдобавок  это  часто  неразрывно  связано  с  чересчур   долгим   периодом
ученичества. Нам все время повторяют, что  в  наши  дни  молодежь  -  наша
надежда. Но когда старцы цепляются за  власть,  не  только  люди  среднего
возраста приходят в отчаяние, но и молодые отказываются вступать  даже  на
первую ступеньку лестницы. Быть обреченным на  тридцать  лет  подчиненного
положения  достаточно,  чтобы  подрезать  человеку  крылья,  но,  когда  в
перспективе пятьдесят лет бесплодных усилий и разочарований,  от  этого  у