Р.: Да, но все-таки чувствуешь его в себе, и хочется  от  него  изба-
виться.
   Ю.: Есть ли у тебя собеседник из сотен твоих знакомых, с  которым  ты
изменял бы своей привычке говорить больше других, с которым ты  молчишь,
и наслаждаешься его речью, и стараешься запомнить?
   Р.: Есть, и даже много, и все-таки мало. Но  это  во  мне  еврейское:
чтобы я не перебивал?..
   Ю.: Ты старался запомнить когда-нибудь, что я говорю?
   Р.: Конечно.
   Ю.: А что Кораллов говорит?
   Р.: Тоже, конечно. Я стараюсь запомнить очень многих. Но мы говорим о
разных вещах: ты - о тех, кого я не перебиваю...
   Ю.: А с наслаждением кого слушаешь?
   Р.: Очень многих. К примеру, Новодворскую. Зиновия Гердта с  огромным
наслаждением и готов слушать сутками по телевизору. Хотя я с ним не зна-
ком. Тебя слушаю очень часто с наслаждением, когда ты говоришь о  жизни,
о писателях, о литературе... Готов сутками слушать свою жену...
   Ю.: А бывает, что ты слушаешь с наслаждением самого себя?
   Р.: Бывает, и чаще, чем хотелось бы.
   Ю.: Как ты думаешь, что меняется в людях, когда они остаются  наедине
с собой? Кровь остается та же, мозг вроде  бы  тот  же,  -  но  работает
как-то иначе?
   Р.: Это зависит от человека. Я знаю людей, у  которых  мозг  работает
продуктивнее в одиночестве. Я не такой. Я не могу без общения,  это  мое
спасение.
   Ю.: Значит, тебе нужны люди, чтобы самому говорить - чтобы тебя  слу-
шали; затем, чтобы ты слушал, восхищался и запоминал;  а  третье?  Какое
самое большое удовольствие на третье месте?
   Р.: Преферанс. Давным-давно не играл, но страшно люблю преферанс.
   Ю.: И тебе нравится, когда тебя обыгрывают?
   Р.: Когда это красиво - конечно. Но когда обманывают - это  меня  бе-
сит.
   Ю.: И ты не жалеешь, когда красивая карточная комбинация - не у тебя?
   Р.: Нет. Я радуюсь. Я знаю людей, которые не умеют проигрывать, дела-
ют это очень некрасиво, да и выигрывают они тоже  отвратительно,  унижая
партнера: вот, мол, какое ты говно, что я тебя обыграл. А я умею  проиг-
рывать.
   Ю: Ну вот я, писатель от Бога, гениальный, выдающийся. А сколько  раз
ты говорил мне, когда я приходил к тебе: "Я занят, у меня нет  ни  мину-
ты". Разве ты не злорадствовал хоть немного, что ты говоришь гениальному
человеку, что ты занят?
   Р.: Да ничего подобного. Я всегда переживаю оттого, что лишаюсь обще-
ния с тобой. Но причина этого в тебе самом. Ты испускаешь страшные отри-
цательные флюиды. Каждая лишняя  минута  общения  с  тобой,  которая,  к
счастью, бывает не часто, отнимает у меня огромное количество энергии.
   Ю.: Ты веришь в доноров и вампиров? И я, по-твоему, вампир?
   Р.: Конечно.
   Ю.: Состояние одиночества... Не похожи ли мы на табун  лошадей?  Наши
мысли - это лошади. Когда мы одни, то лошади мирно пасутся. А  когда  мы
начинаем беседовать, то это табун несущихся лошадей.  Не  нравится  тебе
такое сравнение?
   Р.: Я могу сказать, что для меня одиночество - это скука. Я знаю мно-
гих, для кого, наоборот, скука - это когда кругом  люди.  Вот  когда  он
один - он счастлив: он может размышлять, думать о жизни...  А  для  меня
всегда мучительно, когда возле меня никого нет.
   Ю.: Тебе твоя торговля всегда приносила всего лишь как бы прожиточный
минимум - то, что ты всегда сразу же тратил. Тем не  менее,  ты  полюбил
это занятие. Ты сидишь, деньги считаешь, с девочками своими разговарива-
ешь... Тебе это нравится?
   Р.: Знаешь, книги - это не картофель и не капуста. Я  бы  никогда  не
смог торговать ничем, кроме книг. Все-таки это не просто  торговля,  это
пропаганда, это распространение чего-то хорошего. Но сам я уже не стою и
не торгую. А когда сам торговал - я нашел себя, свой талант в этой рабо-
те.
   Ю.: И даже считать на счетах или на калькуляторе тебе нравится?
   Р.: Я всегда любил арифметику.
   Ю.: Понятно. Фабрика выпускает  детские  игрушки.  Начинается  война.
Фабрика выпускает пулеметы. Не кажется ли тебе, что состояние одиночест-
ва - это фабрика, выпускающая игрушки, а беседа -  фабрика,  выпускающая
пулеметы?
   Р.: Сравнение совершенно неудачное. Для меня одиночество - это всегда
ужасно.
   Ю.: Если бы твой доход превышал твои расходы и ты бы  разбогател,  ты
все-таки предпочитал обедать дома с женой или ходил бы в ресторан с ней?
   Р.: Начнем с того, что я никогда в жизни не был в ресторане один. Для
меня главное - с кем ты. Для меня ресторан - это прежде всего общение. И
потом я, сколько себя помню, ужасно любил выебываться. Пойти в  ресторан
для меня - это кого-то привести в ресторан.
   Ю.: Вы с женой наняли бы кухарку, если бы ты разбогател? У тебя  жена
готовит?
   Р.: Теща готовит, и жена готовит. Ни за что бы не наняли. Я знаю  же-
ну: для нее посторонний человек в доме - это бедствие.  Для  нее  одино-
чество - это спасительно, это счастье. Она может одна ходить по лесу це-
лый день. Любоваться растениями, грибами, муравьями. Для нее это  спаси-
тельно, для меня - убийственно. Поэтому я не люблю загород, не люблю да-
чу. Для меня всегда нужно общение. Светлов сказал гениальную фразу: "Ес-
ли бы у меня было много денег, я бы не ходил обедать в  ресторан,  я  бы
вкусно кушал дома". Для меня ресторан никогда не был средством покушать.
   Ю.: Если бы жив был Светлов, ты бы чье интервью предпочел  для  своей
книжки: мое или Светлова?
   Р.: Твое.
   Ю.: Почему?
   Р.: Видишь ли, Светлов  -  хороший  человек.  Если  в  человеке  есть
чувство юмора, то для меня это хороший человек. Человек, у которого сов-
сем нет чувства юмора, - я не люблю таких людей.  Так  что  Светлов  мне
симпатичен, а ты... Для меня высочайшая честь, что в этой книге, которую
я делаю, у меня будет интервью с Олегом Юлисом, которого,  к  сожалению,
мало кто знает. А вот со Светловым...
   Ю.: Он уже прославлен. Назначение этого интервью -  меня  прославить,
не тебя.