Р.: Нет. Ни себя, ни тебя, а чтобы люди узнали, что такое Олег  Юлис,
а потом ты еще умеешь очень здорово выворачивать человека наизнанку.  Со
мной это у тебя херово получается, потому что я тебя знаю, а это  всегда
тяжело. Знаешь, женщины очень не любят мужчин,  которые  про  них  знают
все.
   Ю.: Караулов, ты его смотришь?
   Р.: Иногда - да, иногда - нет. Смотря кого.
   Ю.: Интервью с ним ты бы тоже не хотел в этой книге?
   Р.: Чтобы он со мной по телевизору поговорил, я бы хотел.  Опять-таки
люблю выебываться.
   Ю.: И ему тоже заплатил бы пятьдесят долларов?
   Р.: С тобой я бы сделал интервью, просто чтобы оно у меня было.  А  с
Карауловым мне бы хотелось поговорить по телевизору, и  я  бы,  конечно,
заплатил. Правда, для Караулова у меня бы столько денег не нашлось, даже
на первое скромное предложение.
   Ю.: Ты помнишь какие-нибудь слова Горького?
   Р.: Я всегда возмущаюсь его словами: "Жалость унижает человека".  Что
можно придумать более мерзопакостное. Жалость прекрасна. "Человек -  это
звучит гордо!" - не знаю, что это значит.
   Ю.: А что Льва Толстого беспокоило? Вот эти 16 томов - о чем они?
   Р.: Для того, чтобы понять Толстого, 16 томов  прочитать  мало.  Надо
прочитать 98 томов его полного собрания.
   Ю.: Какова идея Толстого, идея его творчества?
   Р.: Я думаю, есть одна идея - Софья Андреевна.
   Ю.: Хорошо. А идея Достоевского - что это такое? Как ты  себе  предс-
тавляешь, зачем он писал, о чем он писал?
   Р.: Я думаю, что идея та же, что и у  Михаила  Сергеевича  Горбачева:
женщина, какая-то женщина. У Горбачева - Раиса Максимовна. Мне  понрави-
лось, как кто-то по телевизору сказал по поводу Беловежской пущи:  Крав-
чук пообещал какой-то своей бабе, что он будет  президентом  Украины.  И
вот они собрались, и он стал президентом. Я думаю, всем движет женщина.
   Ю.: Когда ты читаешь, это не состояние общения? Или беседа,  разговор
тебе гораздо...
   Р.: Конечно, разговор - это всегда гораздо. Но  иногда  книга  -  это
потрясающе.
   Ю.: Сколько минут в неделю ты с книгой?
   Р.: Много. Что значит минут? Часов. Я думаю, в  среднем  часа  два  в
день.
   Ю.: Перед сном?
   Р.: К сожалению, в последнее время, когда я начинаю читать,  я  часто
засыпаю. Поэтому перед сном я смотрю телевизор, а читаю я в  туалете,  в
транспорте, за едой очень люблю читать и т. д. Или  когда  такая  книга,
что я не могу оторваться, - тогда читаю в любое время.
   Ю.: Ты бы мог рассказать идею своей жизни?
   Р.: Ужасная. Всегда - женщина. Я ради женщин так много потерял в сво-
ей жизни, так много не успел...
   Ю.: Ты думаешь, это будет важно даже когда тебе будет 70, 75 лет, ес-
ли ты доживешь? Ты и тогда будешь думать о женщинах?
   Р.: Да.
   Ю.: А что о них думать, зачем? О чем? Что в них? Что они - до сих пор
тайна какая-то загадка?
   Р.: Да нет, уже и не загадка. Я не знаю. Это болезнь, патология.
   Ю.: Ты обратил внимание - сегодня снег выпал. Первый снег.  Снег  для
тебя что-нибудь значит? У Чехова какой-то рассказ есть, где идет снег, и
Чехов говорит, что душа становится молодой. А у тебя как?
   Р.: Да просто холодно. Я еще раз говорю: я человек не  загородный,  а
городской. Для меня природа...
   Ю.: Что ты самому себе говоришь, когда открываешь книгу, которую  еще
не читал? Лев Толстой говорил: "Что ты мне новенького скажешь, автор?"
   Р.: Во-первых, я никогда не открою книгу, о которой я не имею ни  ма-
лейшего представления. Нужно хотя бы, чтобы мне ктото сказал, что ее на-
до прочитать. Я всегда с огромным удовольствием читаю мемуары и  биогра-
фии. То есть о людях, которые мне интересны. Детективы иногда читаю.
   Ю.: Чего ты ждешь от книги, которую начинаешь читать?
   Р.: Знакомства с  хорошими  людьми,  с  интересными  людьми.  Людьми,
только людьми.
   Ю.: Мысли тебя меньше интересуют?
   Р.: Ты понимаешь, мысли сами по себе до меня не  доходят.  Мне  нужна
мысль, которая высказана человеком. Героем, персонажем.
   Ю.: Какую мысль ты  считаешь  самой  необыкновенной  из  когда-нибудь
кем-нибудь высказанных?
   Р.: Ну, много. Огромное множество мыслей меня восхищали и поражали. Я
никогда не забуду, как я прочитал Ключевского и восхитился  мыслью,  что
счастлив мужчина, который относится к жене как к любовнице, и  несчастен
мужчина, который позволяет любовнице к себе относиться как к  мужу.  Или
многие мысли Бернарда Шоу, Черчилля... Но это все же не мысли, это  афо-
ризмы. Мысль - это нечто иное.
   Ю.: А у тебя есть любимые мысли?
   Р.: "Алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах" -  Жванец-
кого.
   Ю.: Тебе хочется осознавать свою причастность к культуре?  К  мировой
культуре, вообще к культуре?
   Р.: Наверное, это из самого существенного в моей неудовлетворенности,
в том, что я не состоялся. Конечно, мне бы страшно хотелось хоть  как-то
быть причастным к культуре.
   Ю.: Женщины и культура. А есть что-то третье, что привязывает тебя  к
жизни? Женщины, культура - и что еще?
   Р.: Ну, наверное, - все-таки я рос во время войны - политика. Мне  не
хочется умереть, так и не узнав, что будет с этой  бандой.  Неужели  она
так и уйдет безнаказанно?
   Ю.: Хорошо. А вот еще в связи  с  культурой:  на  какое  существо  ты
больше похож? На Гулливера, которого лилипуты связали, и он не может по-
шевелиться? То есть так ли ты связан с культурой, как Гулливер был  свя-
зан этими нитками? Тебе неловко со своим невежеством, со своим положени-
ем книготорговца? Или ты больше похож в своих отношениях с культурой  на
пингвина - птицу, которая не умеет летать?
   Р.: Я не думаю, что пингвин чувствует себя ущербным из-за  того,  что
не умеет летать. Я чувствую себя очень несчастным  из-за  того,  что  не
умею играть на фортепьяно, из-за того, что не могу  составить  фразу  из
нескольких слов, которая была бы  кому-то  интересна.  Я  чувствую  себя