очень ущербным из-за этого.
   Ю.: Ты гордишься знакомством со мной, моей дружбой?
   Р.: Нет, не горжусь. Я получаю от этого удовольствие.
   Ю.: А есть человек, дружбой с которым ты гордишься?
   Р.: Не дружбой, а хорошими отношениями. Это Марлен Кораллов.  Я  гор-
жусь тем, что я с ним знаком. Я горжусь дружбой  с  Мариком  Барбакадзе.
Знакомством с Эфраимом Севелой. Знакомством, достаточно теплым, с  Зори-
ком Балаяном... Ну, есть много людей, знакомством с которыми я  горжусь.
А есть люди, знакомство с  которыми  мне  доставляет  колоссальное  удо-
вольствие. Наслаждение. Обогащает меня.
   Ю.: А среди тех, от общения с кем ты испытываешь удовольствие, - я на
первом месте? Или нет? И с кем еще ты испытываешь такое же сильное  удо-
вольствие, как от общения со мной?
   Р.: Таких очень много.
   Ю.: Назови хоть одного.
   Р.: Ты пойми, я такой человек, что я от общения  со  всеми  испытываю
колоссальное удовольствие.
   Ю.: Но общение с женщиной ты предпочтешь любому собеседнику? С  самой
неумной, самой недостойной...
   Р.: Нет. Но мне бы хотелось, когда я общаюсь с кем-нибудь из интерес-
ных людей, чтобы рядом со мной была моя жена. Во мне есть еще одна  осо-
бенность, может быть, это даже патология. Если бы мне  предложили  бесп-
латно отвезти меня в Лувр или показать семь чудес света, то я бы один не
поехал. Мне это было бы неинтересно, мне обязательно нужно, чтобы кто-то
был рядом со мной.
   Ю.: Нет у тебя ощущения, что все повторяется? Что все тебе уже знако-
мо, и даже общение?
   Р.: Нет. Для меня все внове.
   Ю.: Это замечательно. Что бы ты хотел, чтобы я у тебя спросил?
   Р.: Больше всего мне хотелось бы, чтобы ты меня спросил обо  всем,  о
чем ты хочешь меня спросить. И я клянусь, что я тебе говорил,  говорю  и
буду говорить только правду и ничего, кроме правды.
   Ю.: Как часто бывает у тебя ощущение легкости жизни, что все  хорошо,
что старость далеко, что книжку твою любят? Ведь это  качественно  новый
отрезок твоей жизни - с тех пор, как ты издал книгу. А может  быть,  так
бывало и до книги? Все хорошо, торгуешь хорошо, друзей много...
   Р.: Ты хочешь спросить, страдал ли я от неудовлетворенности жизнью?
   Ю.: Что преобладает - вот это  ощущение  подъема  или  ощущение  неу-
добства жизни?
   Р.: Трудно сказать. Каждый день, каждый час все по-разному.  Все  это
очень сложно...
   Ю.: С годами тебе все понятнее жизнь делается?
   Р.: Нет.
   Ю.: Запутываешься?
   Р.: Конечно, все больше и больше запутываешься.
   Ю.: Но впечатления растерянного человека ты не производишь.  Или  это
маска? Маска человека, знающего, как жить, как выглядеть...
   Р.: Это не маска. Это примитивное отношение к жизни, наверное...
   Ю.: Кроме женщин, что всего загадочнее на свете? Умный  человек  ска-
зал: "Звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас".  Ну,  эти
слова примелькались. А что для тебя загадочно?
   Р.: Человек. Животное в человеке и вообще человек. Хотя  любое  живое
существо - это тоже, безусловно, загадка гораздо большая, чем все неоду-
шевленное: звезды, небо... Все живое: муравей, собака...
   Ю.: Какой тебя писатель больше занимает - мудрец, который доказывает,
что жизнь трагична, или тот, который рассказывает тебе о  прелестях  су-
ществования?
   Р.: Я думаю, скорее тот, который примитивно и  популярно  доказывает,
что жизнь сложна и трагична, чем тот, который расписывает, как она прек-
расна. Хотя "Кубанских казаков" я смотрел с огромным удовольствием.
   Ю.: А как ты сформулируешь трагизм жизни? Что это такое, из  чего  он
проистекает? Кроме того, что человек смертей.
   Р.: Я думаю, что смерть - это не самое главное, в ней не трагизм, это
что-то другое. А трагизм жизни - это все-таки когда тебя не понимают.  И
еще больший трагизм - когда не хера и понимать в тебе... Но я бы  сказал
наоборот: счастье жизни - в ее трагизме. Если бы жизнь не была трагична,
она уже не была бы той ценностью, тем удовольствием, тем прекрасным, что
она есть. А жизнь действительно прекрасна. Вот она  грязная,  сволочная,
жестокая - но все-таки прекрасная. Слова "жизнь трагична" - это как "са-
хар сладкий".
   Ю.: Ты любишь полежать в постели проснувшись?
   Р.: Да.
   Ю.: А сразу же вспоминаешь свое имя, свое место?
   Р.: Я об этом не думаю. Иногда мне снятся сны, и я думаю о  том,  что
мне приснилось. Иногда я лежу и думаю, что мне надо  сегодня  успеть.  И
просто - как хорошо в тепле полежать... Ну, не знаю... О своем месте под
землей я не только когда просыпаюсь, я вообще никогда не думаю.
   Ю.: Назначение прожитого дня - в чем оно?
   Р.: Я думаю, что главное назначение жизни человека - хоть что-то  де-
лать для других людей. Но не просто для каких-то людей, а для конкретных
людей, тебе дорогих, тебе приятных, тебе симпатичных. Главное назначение
жизни - делать людям добро.
   Ю.: От сумы да от тюрьмы... Предположим, посадили тебя, Иосиф.  Поса-
дили. Непонятно, как и почему. В тюрьме ты найдешь силы помогать другим?
   Р.: Конечно.
   Ю.: И анекдоты будешь рассказывать?
   Р.: И анекдоты буду рассказывать. И помогать  советами,  мудацкими  и
примитивными. Со мной был такой случай. Я двое или трое суток просидел в
КПЗ в Сухуми. Это было лет 25 назад. Ко мне ребята относились  -  невоз-
можно себе представить, как к родному человеку. Они мне оставляли  самый
последний окурочек докурить. Я им обещал, что когда я выйду, - а за мной
должна была приехать жена из Хосты, и мы должны были ехать в аэропорт, в
Москву лететь, - что обязательно куплю сигарет и принесу.  А  получилось
так, что некогда было, мы опаздывали на поезд, надо было ехать, денег на
такси не было - и я не принес им сигарет. Когда я позже прочитал  о  по-
добной ситуации в книге "Жестокие игры", я в буквальном смысле заплакал.
Это бывает страшно редко, чтобы я плакал, чтобы слезы текли. А тут  зап-
лакал. Вот и сейчас я с тобой говорю, а у меня комок в горле. Я не смогу
себе этого простить никогда, что я им не принес сигарет.
   Ю.: Иосиф, ты понимаешь, что это ложь, поза, когда ты  говоришь,  что