великолепны под Смоленском, это мы знаем и из французских источников.
"Артиллерия наша, кавалерия моя истинно так действовали, что неприятель
стал в пень..." Барклай перед битвой дал Багратиону честное слово, что не
отступит, и нарушил его. "Таким образом воевать не можно, и мы можем
неприятеля скоро привести в Москву", - писал 19 августа Багратион царю
("Аракчееву" для царя). Багратион требует собрать 100 тысяч под Москвой:
"или побить, или у стен отечества лечь, вот как я сужу, иначе нет способа".
Его больше всего беспокоят слухи о мире: "Чтобы помириться, - боже сохрани!
После всех пожертвовании и после таких сумасбродных отступлений мириться!
Вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит
носить мундир... война теперь не обыкновенная, а национальная, и надо
поддержать честь свою... Надо командовать одному, а не двоим... Ваш
министр, может быть, хороший по министерству, но генерал не то что плохой,
но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего отечества... Министр самым
мастерским образом ведет в столицу за собой гостя". Злят и беспокоят
Багратиона и немцы, в изобилии кружащие вокруг главного штаба: "Большое
подозрение подает всей армии флигель-адъютант Вольцоген. Он, говорят, более
Наполеона, нежели наш, и он все советует министру". Багратион считает, что
при отступлении от Смоленска русские потеряли более 15 тысяч человек (т.
е., значит, почти в четыре раза больше, чем в самой битве): "Я не виноват,
что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые
качества. Вся армия плачет и ругает его насмерть". Багратион требует
подкреплений и чтобы "перемешать" милицию с кадровыми войсками, а иначе,
"ежели одних пустят, плохо будет". "Ох, грустно, больно, - кончает
Багратион, - никогда мы так обижены и огорчены не были, как теперь... Я
лучше пойду солдатом в суме воевать, нежели быть главнокомандующим с
Барклаем".



                                     3



На рассвете 19 августа маршал Ней прошел окольным путем, миновав пылавшее
смоленское (Петербургское) предместье и вышел из города. Разведчики донесли
ему, что русская армия, которая вышла из Смоленска 19 августа, отступает не
по Петербургской, а по Московской дороге. Ней двинулся сейчас же вслед за
русскими, послав разведки на обе эти дороги. Около Валутиной горы Нея
задержал русский арьергард. Произошла битва, длившаяся целый день 19
августа. Русские сопротивлялись очень упорно. Французы потеряли 7 тысяч
человек, русские - около 6 тысяч. При наступлении темноты артиллерийская
перестрелка смолкла. Ночью Барклай снялся с позиций и ушел на восток;
отступление русских продолжалось.

Эта битва при Валутине, кончившаяся отступлением русских, показалась
французам, по свидетельству графа Сегюра, слишком дорого купленной победой.
Яростное сопротивление русского арьергарда в течение целого дня, очень
большие потери, понесенные при этом французами, смерть в конце битвы одного
из лучших генералов Наполеона - Гюдэна, наконец невозможность для маршала
Нея начать после битвы преследование отступающих русских полков - все это
очень мало походило на те победы, которые Ней и другие маршалы привыкли на
своем веку одерживать во всех концах Европы. Ведь русские перестали вечером
отстреливаться только после того, как Ней первый прекратил огонь, и тогда
только начали свое дальнейшее отступление. Ней очень хорошо понимал, что
это значит. Битву при Валутиной горе нельзя было рассматривать как победу,
это была скорей стратегическая неудача французской армии.

Наполеон был в Смоленске, когда ему доложили о конце битвы под Валутиной и
принесли его любимца Гюдэна умирающим. Конечно, это было только
арьергардное дело, и поле битвы осталось за французами, русские продолжают
отступать, но Наполеон, как и маршал Ней, тоже хорошо понял смысл
происшедшего. "Было почти столько же славы в поражении русских, как в нашей
победе", - сказал бывший около императора граф Сегюр. Этот-то признак и был
самым зловещим, и он уже не в первый раз тревожил императора. Разве русские
бежали хоть один раз с тех пор, как началась война? Разве еще до Смоленска
битву под Красным и отступление Неверовского можно было не для публики и не
в бюллетенях, а всерьез назвать победой великой армии? Разве где-нибудь,
кроме Испании, случалось так, чтобы люди в одиночку, укрываясь за кустами,
отстреливались от целой роты и чтобы против одинокого, окруженного врагами
солдата нужно было выдвигать пушку и стрелять в него ядрами, как пришлось
это сделать с русским егерем после взятия Смоленска? А сколько таких егерей
погибло до Смоленска и в самом Смоленске! Судя по всем показаниям, битва
под Смоленском, взятие и гибель Смоленска, сражение под Валутиной уже после
Смоленска - все это породило крайне сложные настроения в вожде великой
армии.

Корпус генерала Жюно Наполеон заранее отправил в обход Смоленска с целью
воспрепятствовать Барклаю и Багратиону соединиться на Московской дороге при
возможном отступлении русских от Смоленска. Наполеон сделал это, зная, что
обе русские армии соединятся либо в Смоленске, либо сейчас же к востоку от
Смоленска на Московской дороге. Но генерал Жюно, заняв передовыми патрулями
село Преображенское, в двух километрах от того места, где он переправился
через Днепр, дал войскам роздых, его патрули были врасплох застигнуты
русскими, а главные силы Жюно были задержаны согласно плану Багратиона
упорной битвой при деревне Синявине. Когда Жюно вышел наконец через болота
на Московскую дорогу, он опоздал, - соединенная русская армия уже ушла,
направляясь к Дорогобужу. Снова Аустерлиц, ускользнувший в Витебске,
ускользнул теперь от Наполеона между Смоленском и Дорогобужем. Король
неаполитанский Мюрат был в бешенстве и, передавая генералу Жюно резкий
выговор императора, прибавил от себя: "Вы недостойны быть в армии Наполеона
последним драгуном". На этом надломилась карьера, а вскоре и жизнь генерала
Жюно. Он не вынес опалы и немилости императора, сошел с ума спустя
несколько месяцев и вскоре после сумасшествия скончался.

В три часа ночи 19 августа Наполеон прибыл на поле, где днем происходило
сражение. Тут он подробно расспросил о всем происходившем и приказал
представить ему раненного штыком и взятого в плен генерала Тучкова 3-го.
Поведением Жюно он был возмущен до крайности, о чем и приказал ему
передать. Затем Наполеон принялся раздавать награды отличившимся на поле