Темнота окончательно сгустилась над долиной побоища, и неумолкавшие стоны и
вопли раненых, брошенных на поле и французами и русскими, неслись оттуда
всю ночь. И всю ночь горели огни на всех пригорках, к которым отошел штаб
Кутузова и куда собирались уцелевшие части русской армии. "Мрачную ночь,
следовавшую после кровопролитного боя, употребили на то, чтобы с помощью
лагерных огней, расставленных на высотах и служивших точками соединения,
расположить наши войска в другую позицию"[10], - пишет Барклай де Толли.
Всю ночь подходили и подползали к этим сигнальным огням измученные,
израненные люди; всю ночь и все утро шли первые, приблизительные подсчеты
потерь. От этих подсчетов зависело то решение, которое немедленно обязан
был принять Кутузов.

Утром общая картина была ясна. Действительность оказалась страшнее самых
худших опасении.

Самым кровавым сражением всей наполеоновской эпопеи считалась до Бородина
битва при Эйлау 8 февраля 1807 г., и ни с какой другой битвой Бородино
современники вообще и не сравнивали. Но очевидцы даже и этого сравнения не
допускали. Вот что писалось через три дня после Бородина: "Все говорят, что
сражение при Прейсиш-Эйлау не может иметь с ним (Бородинским боем. - Е. Т.)
никакого сравнения, потому что все поле покрыто трупами" [11].

"Под Бородином русских выбыло из строя около 58 тысяч человек, половина
сражавшейся армии. От гренадерской дивизии Воронцова из 4 тысяч человек уже
к трем часам дня осталось 300 человек. В Ширванском полку из 1300 человек
осталось 96 солдат и трое офицеров" [12]. Были батальоны и роты,
истребленные почти целиком. Были и дивизии, от которых осталось в конце
концов несколько человек. Были корпуса, больше походившие по своей
численности уже не на корпуса, а на батальоны. Но у нас все-таки,
повторяем, есть ряд показаний, что вечером 7 сентября, когда ночная темнота
оборвала бой, а русская армия осталась стоять на поле битвы, никто ни среди
солдат, ни среди командного состава не считал сражение проигранным.
Напротив, громко говорили о победе, о завтрашнем наступлении на
французов... и тут лишний раз оправдалось старое изречение: побежденным
бывает только тот, кто чувствует и признает себя побежденным.

Русская армия, половина которой осталась лежать на Бородинском поле, и не
чувствовала и не признавала себя побежденной, как не чувствовал и не
признавал этого и ее полководец. Он видел то, чего никакие Винценгероде,
Клаузевицы и Жомини видеть и понять не могли: Бородино окажется в конечном
счете великой русской победой.

Не чувствовал себя побежденным и русский народ, в его памяти Бородино
осталось не как поражение, а как доказательство, что он и в прошлом умел
отстоять свою национальную независимость от самых страшных нападений, умеет
это делать в настоящем и сумеет это сделать и в будущем.


Комментарии

[1] См. Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. XI, ч. II, стр. 637.

[2] См. Клаузевиц. 1812 год. Цит. изд., стр. 74.

[3] Ермолов А. П. Записки, стр. 195.

[4] Глинка Ф. Воспоминания о 1812 годе, т. II, стр. 73.

[5] Архив Ин-та истории АН СССР, бумаги Воронцова, № 1117. Lettres du C-te
de St.-Priest a I'Empereur de Russie du 27 aout de Mojaisk.

[6] ГПБ, рукописн. отд., арх. Н. К. Шильдера, К-9, № 11, из бумаг
Михайловского-Данилевского. Заметки генерала Никитина. Копия.

[7] Липранди И. П. Материалы для Отечественной войны 1812 г. СПб., 1867,
стр. 14. Об этом говорят и другие.

[8] Русская старина, т. 72, стр. 44.

[9] Lettres inedites de Napoleon a Marie-Louise, № 88, Borodino, le 8
septembre.

[10] ГПБ, рукописн. отд., арх. Н. К. Шильдера, К-9, № 11. Краткое обозрение
знаменитого похода российских войск против французов в 1812 г. Барклая де
Толли.

[11] ГПБ, рукописн. отд., арх. Н. К. Шильдера, К-8, 29 августа 1812 г.
Донесение Льва Аршеневского- Д. П. Руничу. Копия.

[12] Липранди И. П. Цит. соч., стр. 7-8.


                                  Глава VI

                                ПОЖАР МОСКВЫ



                                     1

Немного отойдя от поля битвы, откуда несся непрерывный тысячеголосый хор
стонов и воплей раненых, брошенных обеими сторонами на произвол судьбы, и
откуда уже начало доноситься зловоние от разлагающихся трупов, французская
и русская армии несколько часов простояли в бездействии. Шли подсчеты и
проверка подсчетов, выяснение результатов побоища.

Один корпусный командир за другим, один адъютант за другим являлись к
Кутузову, и то, что они ему докладывали, было так страшно, что старый
фельдмаршал тогда же окончательно решил сдать Москву, не пытаясь уже
задержать Наполеона. Точнее сказать, он увидел, что теперь ему позволят