мере, добросовестностью моей, в сравнении с преувеличенными рассказами
других партизанов, приобрету доверие к моим запискам" [13]. Совершенно
верно, были преувеличения; но были за партизанами и бесспорные, подвиги
находчивости, бесстрашия, самоотвержения, и свое почетное место в истории
Отечественной войны, в героической эпопее защиты родины от иноземного
завоевателя партизаны заняли прочно.
Умел при случае прихвастнуть, но гораздо умереннее, и "поэт-партизан" Денис
Давыдов. Но чувство правды все-таки брало у Дениса Давыдова верх, и его
записки являются, что бы о них в свое время ни говорили враги лихого
наездника, драгоценным источником для истории 1812 г., к которому, конечно,
нужно относиться с серьезной критикой, но отбрасывать который нельзя ни в
каком случае. Описывая ряд ратных подвигов и удалых предприятий
партизанских отрядов, нападавших на тыл, на обозы, на отбившиеся небольшие
отряды французской армии, он в то же время определенно говорит, что
нападение партизан на большие части, например на гвардию Наполеона, им было
решительно не под силу. "Меня нельзя упрекнуть, чтобы я уступил кому-либо
во вражде к посягателю на независимость и честь моей родины... Товарищи мои
помнят, если не слабые успехи мои, то по крайней мере, мои усилия,
клонившиеся ко вреду неприятеля в течение Отечественной и заграничной войн;
они также помнят мое удивление, мои восторги, возбужденные подвигами
Наполеона, и уважение к его войскам, которое я питал в душе моей в пылу
борьбы. Солдат, я и с оружием в руках, не переставал отдавать
справедливость первому солдату веков и мира, я был обворожен храбростью, в
какую бы она одежду ни облекалась, в каких бы краях она ни проявлялась.
Хотя Багратионово "браво", вырвавшееся в похвалу неприятеля среди самого
пыла Бородинской битвы, отозвалось в душе моей, но оно ее не удивило" [14].
Таково было умонастроение Давыдова. Он вел себя по-рыцарски относительно
пленных врагов. Этого нельзя сказать о многих других начальниках
партизанских отрядов. Особой неумолимостью отличался Фигнер (погибший уже в
войну 1813 г.).

Особенно важна была для партизан помощь крестьянства в самом начале
партизанщины. Крестьяне Бронницкого уезда Московской губернии, крестьяне
села Николы-Погорелого близ г. Вязьмы, бежецкие, дорогобужские,
серпуховские крестьяне принесли весьма существенную пользу партизанским
отрядам. Они выслеживали отдельные неприятельские партии и отряды,
истребляли французских фуражиров и мародеров, с полной готовностью
доставляли в партизанские отряды продовольствие людям и корм лошадям. Без
этой помощи партизаны не могли бы и вполовину добиться тех результатов,
которых они на самом деле добились.

Потом началось отступление великой армии, и началось оно с бессмысленного
взрыва Кремля, что довело до бешенства гнев возвращающегося в Москву
народа, нашедшего весь город в развалинах. На этот заключительный акт -
взрыв Кремля - посмотрели как на злобное издевательство. Отступление
сопровождалось планомерным, по приказу Наполеона, сожжением и городов и
сел, через которые двигалась французская армия. Крестьяне, находя убитых
русских пленных по обе стороны дороги, тут же приносили клятву не щадить
врагов.

Но действия крестьян не ограничивались только помощью партизанским отрядам,
поимкой и истреблением мародеров и отставших, не ограничивались борьбой с
фуражирами и уничтожением их, хотя, заметим, это-то и было наиболее
страшным, уничтожающим ударом, который нанесли русские крестьяне великой
армии, заморив ее голодом. Герасим Курин, крестьянин села Павлова (близ г.
Богородска), составил отряд крестьян, организовал их, вооружил отнятым у
убитых французов оружием и вместе со своим помощником, крестьянином
Стуловым, повел свой отряд на французов и в бою с французскими
кавалеристами обратил их в бегство. Крестьянки, озлобленные насилиями
французов над женщинами, попадающими в их руки, действовали энергично и
проявляли особенную жестокость по отношению к неприятелю. Слухи (вполне
достоверные и подтвержденные) говорили о насилиях французов над женщинами,
попадающимися в их руки. Старостиха Василиса (Сычевского уезда Смоленской
губернии), бравшая в плен французов, лично перебившая вилами и косой немало
французских солдат, нападавшая, как о ней рассказывали, на отставшие части
обозов, не была исключением. Участие женщин в народной войне отмечается
всеми источниками. О той же Василисе или о кружевнице Прасковье,
действовавшей около Духовщины, ходили целые легенды, но трудно выделить в
них истину, отделить историю от фантазии. Официальная историография долго
пренебрегала собиранием и уточнением фактов в области народной войны,
останавливаясь почти исключительно на действиях регулярной армии и вождей
партизан (хотя и о партизанах говорилось очень мало и бегло), а когда
вымерли современники, стало подавно очень трудно собирать вполне
достоверный фактический материал. Конечно, наступательные действия (вроде
выступления Курина и Стулова или Четвертакова) были не слишком часты; чаще
всего действия крестьян ограничивались организацией слежки за неприятелем,
обороной своих деревень и целых волостей от нападения французов и мародеров
и истреблением нападающих. И это было бесконечно губительнее для
французской армии, чем любые, даже самые удачные для крестьян налеты, и не
пожар Москвы, не морозы, которых почти и не было до самого Смоленска, а
русские крестьяне, ожесточенно боровшиеся с врагом, нанесли страшный удар
отступающей великой армии, окружили ее плотной стеной непримиримой
ненависти и подготовили ее конечную гибель.

Выше я отметил опасения правительства и беспокойное его отношение к
крестьянству в 1812 г. До чего эта лишенная в тот момент оснований нелепая
трусость доводила высшее российское правительство, явствует из следующего
приказа. Стоит близ г. Клина ротмистр Нарышкин с кавалерийским отрядом. Он,
пользуясь горячим желанием крестьян помочь армии против неприятеля, раздает
имеющееся у него в отряде лишнее оружие крестьянам, да крестьяне и сами
вооружаются французским оружием, которое они снимают с убитых ими французов
- фуражиров и мародеров. Вооруженные таким образом крестьянские маленькие
партии, шаря возле Москвы, беспощадно убивали французов, пытавшихся из
Москвы съездить поискать по окрестностям сена и овса для лошадей. Пользу
эти крестьянские партизаны приносили, таким образом, огромную. И вдруг
Нарышкин получает неожиданную бумагу свыше. Предоставим слово ему самому:
"На основании ложных донесений и низкой клеветы, я получил приказание
обезоружить крестьян и расстреливать тех, кто будет уличен в возмущении.
Удивленный приказанием, столь не отвечавшим великодушному... поведению
крестьян, я отвечал, что не могу обезоружить руки, которые я сам вооружил,