над морями, и потому  еще более стал стараться вредить им на суше
или в лице их союзников, или стеснением их колониальной торговли.
Говоря впоследствии  о Трафальгарской битве,  Наполеон сказал: "Я
никогда не переставал  отыскивать человека, способного к морскому
делу,  однако же  все усилия  мои остались  тщетными, и я  не мог
никаким образом  найти такого  человека. В этом  роде службы есть
такие  особенности, такая  техника,  что все  мои соображения  не
удавались...  Встреть  я кого-нибудь,  кто  бы  сумел отгадать  и
привести в исполнение мои  мысли, чего бы мы с ним не сделали! Но
во  все   продолжение  моего  царствования  у   меня  не  нашлось
гениального моряка".

На  другой день  после  Аустерлицкой битвы  император австрийский
предложил  Наполеону   через  князя  Лихтенштейна   иметь  с  ним
свидание,  и оно  последовало в  тот же  день в  лагерной палатке
победителя.

- Вот уже два месяца, как я не знаю другого дворца, кроме того, в
котором  принимаю ваше  величество,  - сказал  Наполеон, встречая
императора Франца.

- Вы извлекаете из него такие выгоды, - отвечал тот с усмешкой, -
что он должен вам нравиться.

За   несколько  часов   было  заключено  перемирие   и  оговорены
главнейшие статьи мира.

Когда император австрийский поехал обратно, Наполеон проводил его
до  кареты  и  отправил с  ним  для  переговоров с  всероссийским
императором генерал-адъютанта своего Савари.

Перемирие,  условленное   3  декабря  австрийским  и  французским
императорами,   шестого  подписано   маршалом  Бертье   и  князем
Лихтенштейном.  Вслед за  тем Наполеон  издал два  декрета: одним
назначались пенсионы вдовам и детям всех, без исключения, воинов,
павших  в   Аустерлицком  сражении;  другим  повелено  расплавить
отбитые у  неприятеля в этом  деле пушки и слить  из них колонну,
которую и поставить на Вандомской площади. Спустя некоторое время
после   довал  еще   один,  третий  декрет,   повелевающий  детей
генералов, офицеров и солдат, убитых под Аустерлицем, содержать и
воспитывать на  казенный счет и к имени  и фамилии каждого из них
прибавить имя Наполеон.

Главная  квартира   перенесена  в  Брюн.   Здесь  Наполеон  велел
представить  к  себе русского  кавалергардского полковника  князя
Репнина и сказал: "Я не желаю лишать российского императора таких
храбрых людей,  как воины  его мужественной гвардии:  соберите их
всех и возвратитесь с ними в отечество".

Тринадцатого  декабря  Наполеон снова  переехал  в Шенбрунн,  где
принимал  депутацию  мэров  Парижа,  которым возвестил  о  скором
заключении  мира  и  отдал  знамена, отбитые  у  неприятеля,  для
украшения ими собора Парижской Богоматери.

В  бытность  свою  в Шенбрунне  император,  делая  смотр войск  и
приблизясь  к  первому батальону  четвертого  линейного полка,  у
которого  русские во  время  аустерлицкого сражения  отбили орел,
вскричал: "Солдаты,  где орел, который я  вверил вам? Вы клялись,
что он для вас  будет всегда пунктом соединения, и что за него вы
положите свои  головы. Как сдержали вы  вашу клятву?" Батальонный
командир  отвечал, что  они за  дымом не  заметили, как  был убит
знаменосец,  и потому  не  могли защитить  своего орла.  Наполеон
заставил  всех  офицеров  и  солдат  присягнуть  в  том,  что  их
батальонный командир говорит правду, и дал им другого орла.

Наконец 26 декабря в Пресбурге подписан мир, которым венецианские
владения присоединены  к Итальянскому королевству, а курфюршества
Баварское  и Виртембергское  возведены в  достоинство королевств.
Наполеон  известил  армию об  этих  событиях  прокламацией от  27
числа, в которой, между прочим, было сказано: "В Париже, в первых
числах  мая, я  устрою большое  празднество и приглашу  всех моих
воинов принять в нем  участие, а потом пойдем туда, куда призовут
нас  слава и пользы  отечества... Мы  не забудем также  воздать и
должных  почестей нашим  товарищам, павшим  на полях чести  в две
последние  кампании, и  свет увидит,  что мы готовы  следовать их
примеру..."

Все это, конечно, шарлатанство; но такого рода речь всесильна над
сердцем солдата,  и это  одна из причин, по  которым Наполеон был
так любим своими воинами.

Прощальные  слова,   обращенные  Наполеоном  к  столице  Австрии,
заслуживают тоже быть сохраненными на страницах истории.

"Жители Вены,  - говорил он, - я  мало показывался между вами, но
это не от презрения или суетной гордости, а только потому, что не
желал  нисколько отвлекать  вас от  чувства обязанностей  ваших к
монарху, с  которым готовился заключить мир.  Оставляя вас, прошу
принять,   как  доказательство   моего  уважения,   ваш  арсенал,
сохраненный   в  совершенной   целости   и,  по   законам  войны,
принадлежащий  мне:  пользуйтесь  им  для  всегдашнего  охранения
порядка.  Все  перенесенные  вами  бедствия  считайте  неминуемым
следствием всякой войны, а  на снисхождения моих войск при разных
случаях смотрите, как на знак заслуженного вами уважения".

Едва была обнародована эта  прокламация, как в тот же самый день,
27  декабря,  последовала  другая,  объявляющая войну  Франции  с
Неаполитанским   королевством,   которое,  вопреки   существующим
договорам, открыло свои порты англичанам.