Посетив венецианские и ломбардские  владения и встретясь в Мантуе
с братом  своим Люсьеном, дочь которого  ему хотелось было выдать
за  принца Астурийского,  Наполеон  возвратился в  столицу своего
Итальянского  королевства. Здесь  он обнародовал грамоты,  в силу
которых вице-король Евгений  Богарне получал титул князя Венеции,
а дочь  его, Жозефина, титул принцессы  Болоньской; Мелци, бывший
президент Чизалпинской  республики, наименован  герцогом Лоди. По
этому случаю  Наполеон произнес речь  к Законодательному собранию
Итальянского королевства, в которой говорил:

"Господа  possidenti, dotti  и  commercianti (помещики,  ученые и
купцы), я с удовольствием вижу вас вокруг моего трона. Возвратясь
к вам через три года, я с радостью замечаю успехи, сделанные моим
народом; но еще многое остается довершить, чтобы поправить ошибки
наших отцов и сделать  вас достойными той судьбы, которую готовлю
вам!

Междоусобия наших  предков и их ничтожный  эгоизм приготовили нам
утрату  всех  наших  нрав.  Отечество  лишилось  наследия  своего
достоинства  и своей  степени  на чреде  европейских держав;  оно
потеряло ту славу, которую поддерживало в течение стольких веков.
Эту-то самую славу хочу я возвратить вам".

Нечего и говорить, что  эти слова были приняты с восторгом, может
быть, притворным, но тем не менее громко выраженным.

Со    времени   заключения   Тильзитского    договора   император
всероссийский тщетно  старался склонить к  миру и Великобританию.
Недовольная вступлением великих северных держав в континентальную
систему, Англия послала в Балтику двадцать семь судов с двадцатью
тысячами войска  под начальством  лорда Каткарта для  того, чтобы
принудить Данию  выдать ей  свой флот в  виде обеспечения. Король
датский,   разумеется,   отказался  от   такого  предложения,   а
английский  адмирал   отвечал  на   этот  отказ  бомбардированием
Копенгагена, за  которым последовала немедленная капитуляция этой
столицы  и  истребление  всего  датского  флота.  Узнав  о  таком
печальном  событии,  Наполеон  приказал  повсеместно  привести  в
исполнение  статьи  Берлинского  трактата   во  всей  их  силе  и
строгости.

Между тем его занимала  и мысль присоединения Тосканы к владениям
Французской империи;  приготовив все для  исполнения этого плана,
Наполеон  отбыл во  Францию. Проезжая  Альпами, он  остановился в
Шамбери; там ожидал его один молодой человек с просьбой дозволить
матери его возвратиться в отечество; этот молодой человек был сын
госпожи  Стаель.  Наполеон  принял  его  очень  благосклонно,  но
показал себя  непреклонным как  к дочери Неккера, так  и к самому
Неккеру. "Ваша матушка, - сказал он, - должна быть очень довольна
пребыванием  своим в  Вене: по  крайней мере, будет  иметь случай
славно  выучиться  по-немецки...  Я   не  говорю,  что  она  злая
женщина...  В  ней  много,  даже слишком  много  ума;  но это  ум
необузданный,  неповинующийся...   А  все   это  может  сделаться
опасным:  с  ее  восторженной  головой она  может  наделать  себе
прозелитов. Я  должен наблюдать за этим. Она  меня не любит. Я не
могу  позволить ей  жить  в Париже  уже по  одному тому,  что она
своими  сношениями   может  скомпрометировать  многих...  Она  бы
сделалась  знаменем  сен-жерменского предместья...  Она стала  бы
говорить шуточки, которым не придает никакой важности, но которые
я считаю весьма важными. Мое правительство не шуточка..." Молодой
человек  уверял, что  мать его  не подаст  ни малейшего  повода к
порицанию и будет встречаться только с небольшим числом искренних
приятелей, список  которых даже  будет предварительно представлен
на  рассмотрение его  величества:  "Некоторые особы,  - промолвил
молодой Стаель,  - уверяли меня, будто  последнее сочинение моего
деда в  особенности вооружило  вас против моей матери;  но я могу
клятвенно  удостоверить  ваше величество,  что  она не  принимала
никакого участия в этом сочинении". - "Конечно, отвечал Наполеон,
-  это   сочинение  тоже  одна  из   причин  моего  справедливого
негодования.  Ваш   дед  был  идеолог,   старый  глупец,  человек
сумасшедший. Как? Ему в шестьдесят лет вообразилось, что он может
ниспровергнуть  мою  конституцию и  учредить свою  собственную!..
Сказать правду, хорошо бы было правление государств, изобретенное
систематиками, теоретиками, которые судят  о людях по книгам, а о
свете  по географическим  картам!.. Все  эти экономисты  - пустые
люди; надрываются над планами финансов, а сами не способны занять
место  последнего сборщика  податей  в самой  маленькой деревушке
моей  империи.   Сочинение  вашего  деда  -   нe  что  иное,  как
произведение  старого  упрямца,   толкующего  вкривь  и  вкось  о
правительствах..." При этих словах внук Неккера не мог удержаться
и возразил,  что, вероятно, его величество  не читал сам книги, о
которой речь, и что ему донесено о ней людьми
неблагорасположенными  к   сочинителю,  который  отдает  в  своем
творении   должную   справедливость   императору   французов.   -
"Ошибаетесь, - живо возразил Наполеон: - я сам читал эту книгу от
начала  до конца...  Да! Конечно, хороша  справедливость, которую
ваш  дед  отдает  мне!  Он  называет меня  человеком,  нужным  по
обстоятельствам!  И  по  его  книге выходит,  что  этому  нужному
человеку не  мешало бы отрубить голову!  Спасибо!.. Я, точно, был
человек нужный, необходимый,  чтобы поправить все глупости вашего
деда и  излечить зло,  нанесенное им Франции...  Революция - дело
вашего  деда...  Уважайте власть,  потому  что  власть дается  от
Бога... Вы еще молоды;  если бы вы имели мою опытность, то видели
бы вещи  в другом свете. Ваша  откровенность не только не кажется
мне досадною, но, напротив,  она мне нравится: я люблю, когда сын
просит  за   мать...  Однако   ж,  не  хочу   давать  вам  пустых
обнадеживаний и не скрою,  что вы ничего не добьетесь от меня..."
Когда молодой Стаель вышел  от императора, тот обернулся к Дюроку
и спросил: