при этом считались с буквой законов или правил. Имели значение только
договоренности между чиновниками и дельцами, заинтересованными в строительстве
таких кварталов. Эти договоренности стали новым законом для участвующих
сторон. Можно без преувеличения сказать, что каждый, имеющий необходимое
политическое влияние, экономические возможности или социальный статус, мог
игнорировать закон.

Жителей Лимы явно не слишком беспокоило такое положение. Лима была
относительно небольшим городом с населением около полумиллиона человек, и
никто не мог предугадать, что беззаконие способно стать проблемой, которая
преобразует сами основы общества. Застройщики и не подозревали, что найденный
ими способ договариваться о порядке работ и о несоблюдении отдельных правил
при нарастании волн миграции перуанцев из сел в города будет подхвачен и с
размахом развит внелегальными застройщиками; во имя "обострения противоречий
системы", выражаясь, обычным марксистско-ленинским жаргоном левоэкстремистских
агитаторов.

Признание через переселение

Попав в Лиму, мигранты в полной мере использовали выгоды того, что законы
растяжимы и к их нарушению все привыкли. Удобно было и то, что первые вполне
внелегальные операции совпали с бумом в строительстве, который со временем
опрокинул все вековые традиции. [Исследователи расходятся в определениях даты
появления первого неформального поселения. По данным исследования 1959 г.,
старейшее поселение относится к 1910 г. Позднее Хосе Матос Map назвал датой
первого поселения 1924 г. Сравнительно недавно было предложено считать такой
датой 1906 г. В ряде исследований старейшим внелегальным поселением в истории
республики предлагают считать город Суллану, существование которого было
признано актом Конгресса после захвата штата Зуяна в 1839 г. Любая попытка
такого рода уточнений представляет чисто академический интерес, поскольку до
начала массовой миграции численность жителей в такого рода поселениях была
заведомо невелика.] Вторая историческая стадия наступила, когда государство
косвенно признало ожидаемое право собственности, взяв на себя ответственность
за перенос некоторых внелегальных поселений.

Десятилетия с конца 20-х годов до конца 50-х были периодом постепенных
захватов земли. Там где стояли несколько бараков сельскохозяйственных рабочих,
придорожный трактир или заброшенный старательский лагерь начинали множиться
люди и жилища. Холмы близ центра Лимы, старые сады, берега ирригационных
каналов, даже свалки -- постепенно заселялись. С начала 20-х годов город стал
переполняться людьми, но ничего не делалось, чтобы облегчить им процесс
получения земли. Ответом было возникновение внелегальных поселений, и
государству мало-помалу пришлось признать постепенный захват как способ
приобретения собственности. (К 1960 г. из 157 пригородов Лимы 130 были
заселены постепенно, и только 24 были результатом насильственного захвата.)

Первое косвенное признание пришло в результате стихийного бедствия, когда
разрушенный поселок был перенесен на общественные земли. В 1915 г. на отмели
реки Римак началось строительство поселения, известного под названием
Кантагало. В начале 1932 г. в результате разлива реки была уничтожена часть
поселения и пострадали многие его жители.

Официальные власти, до этого просто игнорировавшие малочисленные и
малонаселенные внелегальные поселки, оказались перед проблемой осознания.
Встав перед дилеммой, правительство командора Санчеса Серро, которое старалось
быть отзывчивым к нуждам народа, чтобы показать свое отличие от свергнутого им
правительства Аугусто Б. Легия, и при этом имея в виду соперничество с
нарождавшимся Революционным альянсом американского народа (APRA), -- решило
временно переселить пострадавших от наводнения в район Серро Сан Кристобаль.
Район получил название Летиция -- в память о конфликте, возникшем между Перу и
Колумбией примерно тогда же из-за города на берегу Амазонки с тем же
названием. Первые жители Летиции селились у подножья холмов, следующие --
немного повыше и так пока не заняли весь район. Таким образом, население
поселка составили частично переселенцы, частично новые пришельцы. Решение
правительства Санчеса Серро явилось поворотной точкой, поскольку впервые
государство признало за жителями внелегальных поселений права, которые
подлежат защите и даже возмещению за государственный счет.

Очевидно, что организации поселенцев в том виде, как они появились позднее, в
те времена не существовали. Поскольку переселение было произведено официально,
жители ощущали относительную защищенность своих прав на землю и не нуждались в
организации для их защиты. Более того, поскольку тогда не было особенной
надежды на получение городских удобств, жителям не было смысла создавать
подобную организацию.

Эпизод с Летицией показал людям, что появилась внелегальная альтернатива жизни
в трущобах. К 1940 г. внелегальные поселенцы уже отвоевали для себя небольшое
жизненное пространство в городе: из каждых 100 домов, построенных в тот год, 4
было построено внелегально и 96 -- легально.

Политическое признание захватчиков

Третья стадия ознаменовалась тем, что различные политические группы начали
конкурировать за симпатии и поддержку жителей внелегальных поселений, обещая
им если не официальное признание их собственности, то хотя бы что они не будут
выселены. Сначала APRA, затем Мануэль А. Одриа и, наконец, в 50-х годах
политик и журналист Педро Г. Белтран сделали внелегальные поселения и их
жителей важнейшими участниками городской жизни. С тех пор без них не могли
обойтись ни одно правительство, ни одна политическая партия.

Количество "захватчиков" после 1940 г. постоянно нарастало, хотя поселения еще
не были плотно заселены. Движение резко усилилось после землетрясения 1940 г.,
которое разрушило значительную часть города и обострило потребность в жилье.
Так, пока еще не очень значительное внелегальное жилищное строительство начало
возбуждать растущий интерес политиков, особенно с той поры, когда стали
заметны массы людей, неудовлетворенных положением дел и требующих улучшений.
Некоторые политики обратились к жителям внелегальных поселков за поддержкой,
предлагая им всевозможные блага, но одновременно возникла озабоченность среди
тех, кто понял, что эти массы потенциально революционны. Представители
официального общества вдруг увидели в этих людях, которых прежде считали всего