Он шагнул вверх, пошатнулся, прикрыл глаза ладонью, увидев вельможную
толпу, и то ли догадался, кто перед ним, то ли, просто насмехаясь, снова
хрипло затянул:

   Гей, у синiм залiзячку
   Та й у бiлiм ремiнячку.

   Султан окаменело сидел в крытых носилках. Наверное, казнился в  душе,
что сдался на уговоры Хасеки и прибыл сюда,  сам  не  зная  зачем.  Зато
Роксолана уже не могла больше сидеть возле Сулеймана, сошла  с  лектики,
сверкнула драгоценностями, тонкие шелка встревоженно затрепетали  на  ее
гибком теле, легкое тело покачнулось, будто редкостное растение, которое
неведомо как  попало  из  сказочных  садов  в  это  мрачное  подземелье,
бесстрашный казак громко хлопнул себя по кожаным шароварам, с  напускным
испугом в голосе воскликнул:
   - Такая фурия, еще и гости неожиданные и недискретные! Почтение!
   И слегка поклонился, играя мышцами шеи и спины.
   Роксолана взглянула на крытые носилки, где упрямо  оставался  султан.
Затем на Баязида и  Михримах,  стоявших  впереди  всех  вельмож.  Баязид
смотрел на казака с  нескрываемым  мальчишеским  любопытством.  Михримах
посверкивала из-под шелкового белого  яшмака  большими  черными,  как  у
Сулеймана, глазами, и трудно было понять, что творилось в ее душе.  Зато
Роксолана хорошо знала, что происходит в ее собственной душе.  Намерение
неожиданное, как откровение, отозвалось в  ее  сердце,  она  в  бессилии
подняла руки к груди, но не прижала их беспомощно, а вовремя опомнилась,
показала обеими руками Рустем-паше, чтобы он  вывел  Байду  из  мрака  и
поставил его перед ней. Сам бросил этого рыцаря в подземелье, сам должен
был и вывести.
   Смотрела, как легко ступает, приближаясь к ней, Байда. Только что был
в цепях, до сих пор еще они словно бы звенели  на  его  могучем  молодом
теле, но не стал рабом ни на миг, дух его не сломился, не  покорился.  А
она когда-то не смогла найти в себе такой  силы.  Она  не  боролась,  не
сопротивлялась, ее продавали на  рабских  базарах,  отнимая  у  нее  все
людское, бросая ее в мир животный. У раба, которого продают и  покупают,
нет выбора. Но у него есть память и глубокое скрытое  стремление  мести.
Оно ошеломляет, оно убивает, будто даже уничтожает, а потом рождает тебя
заново и гремит в твоем сердце, как медные колокола набата.
   Роксолана снова взглянула  на  Михримах.  Сыновья  для  султана,  для
власти, для борьбы за власть, а дочь  -  для  нее.  Она  отомстит  своей
дочерью! Сама уже не могла вернуть прошлое, зато  могла  вернуть  своему
народу свою дочь. Сама уже никогда не согреется чужим  солнцем  и  чужим
счастьем - знала это твердо, расстояния между потерями с каждым днем все
больше будут сокращаться для нее, равнодушие будет  заливать  душу,  вот
почему нужно одолеть равнодушие, пока есть еще силы. Месть и милосердие,
милосердие и месть!
   Рустем-паша подтолкнул Байду в спину, негромко буркнул что-то ему.
   - Эв-ва! - удивился казак. - Сам султан турецкий? Пришел посмотреть и
услышать? А вот я! Казак Байда! А там  мои  товарищи!  Сбили  кандалы  с
меня, так сбивайте и с них. Мы всегда вместе! Да только не выпускай  нас
живыми, султан, потому что и твою родную мать убил  бы,  и  твоего  отца
сжег бы, и брата твоего зарезал бы, и дочь твою украл бы, и над  сестрою
надругался бы!
   Теперь уже  Роксолана  знала  наверняка,  что  султан  не  выйдет  из
лектики, чтобы оскорбительные слова  казака  не  поразили  его  высокого
достоинства. Так было лучше и для нее. Сулейман молча отдавал Байду  ей.
Великий визирь Лютфи-паша пошевельнулся было, чтобы подойти к  ней,  она
остановила его кивком головы. Рустем-пашу  отогнала  от  казака  суровым
взглядом. Стояла перед  обнаженным  до  пояса  богатырем  бесстрашно,  с
вызовом в хрупкой фигуре, сказала ему негромко на своем (и его!)  родном
языке:
   - Подойди.
   Он сделал вид, что не  расслышал,  завертел  головой.  Удивлялся  или
издевался?
   - Говорю, подойди ближе.
   Он шагнул к ней.
   - Я султанша этой земли.
   - Прости,  женщина,  за  мою  обшарпанность.  Казак  душа  правдивая,
сорочки не имеет.
   Она повторила:
   - Я султанша этой земли. Турецкой земли.
   Это он услышал. С сожалением промолвил:
   - Встряхнуть бы ее всю нещадно. Жаль, не вышло.
   Роксолана упорно пробивалась к его сознанию:
   - Я султанша.
   Лишь теперь он спохватился:
   - О! Почет! Почет и позор!
   - Но в моих жилах течет кровь такая же, как и в твоих.
   - Черт тебе брат, а Люцифер дядька, вельможная женщина!
   - Я не хочу слушать твоих  оскорблений.  Но  прошу  тебя  внимательно
выслушать меня. Ты видишь, сюда  прибыл  сам  великий  султан  Сулейман,
перед которым дрожит полмира.
   - А я из той половины, которая не дрожит!
   - С нами наш сын Баязид и наша дочь Михримах.
   - Вон то малое да плюгавое?
   - Великий султан и я отдаем тебе свою дочь в жены.
   - Из кандалов да в родичи? Черт ему и рад!
   - Не прерывай, когда говорит женщина.
   - А чтоб тебе!
   - Тебя сделают пашой.
   - А что это такое?
   - Дадут тебе санджак окраинный на Днепре или на  Днестре.  В  Очакове
или в Аккермане.
   - Провались они все в сырую землю!
   - Дадим тебе воинов. Будет у тебя большая сила. И за все  это  будешь
защищать нашу землю от крымчаков.
   Байда насторожился:
   - Какую землю? Чью?
   - Нашу. Украинскую.
   - Да она ведь не ваша и никогда вашей не будет!
   - Моя земля. Такая же, как и твоя. Сказала уже тебе, что я с Украины.