куплю его у вас. Вы заплатили за него кошелек серебра, я даю вам кошелек
золота.
   Старики оживились. Ведь сказано: "И что дает тебе  знать,  что  такое
крутизна?  Отпустить  раба  или  накормить  в  день  голода  сироту   из
родственников или бедняка оскудевшего".
   Баязид взял у  своего  хазнедара  кожаный  кисет  с  золотом,  бросил
ихтиярам. Кисет исчез где-то в  таинственных  складках  широких  грязных
халатов, но никто не кинулся развязывать гарам-заде.
   Баязид уже не рад был этому  приключению.  Где-то  далеко  отсюда,  в
караван-сарае у дороги, лежит мертвый Джихангир, которого  теперь  ничто
уже не интересует, а его, Баязида, любопытство загнало так  далеко,  что
не знал теперь, как  и  выпутаться.  Хитрые  юрюки,  словно  бы  нарочно
подложили ему на пути  этого  искусного  мошенника,  выдающего  себя  за
шах-заде Мустафу, они хорошо знают, что султанский сын не оставит  этого
гарам-заде здесь, а заберет его с собой или же велит  немедленно  убить.
Вообще говоря, последнее было  бы  наилучшим  выходом  для  всех,  кроме
самого гарам-заде.  Но  Баязид  не  чувствовал  в  себе  такой  жестокой
решительности, к тому же стояли  рядом  две  смерти  его  братьев  -  не
достаточно ли? Оставить гарам-заде в руках юрюков тоже не мог.  Счастье,
что они показали этого Лжемустафу ему, а не отвезли тайком янычарам. Вот
тогда была бы настоящая беда.
   - Ну, - начал раздражаться Баязид, - почему же никто до  сих  пор  не
развязал этого человека?
   Ихтияры караевли объяснили, что они передают его достойному  шах-заде
в таком виде и состоянии, в каком приобрели  у  племени  тава,  то  есть
связанным, а уж дело его высочества султанского  сына  велеть  развязать
гарам-заде или забрать так.
   Баязид велел своим огланам освободить гарам-заде от пут и, когда  тот
встал пред ним, сказал:
   - Тебе дадут другую одежду. Простого оглана. И поедешь со мной.
   - В Стамбул? - спросил тот.
   - Там будет видно. И  забудь  о  том  имени,  которым  имел  наглость
назваться.
   - А если я в самом деле Мустафа? Сколько раз ты видел меня в Стамбуле
и никогда не сомневался в моей подлинности, почему же теперь не веришь?
   - Кто ты? - уже тревожась, тихо спросил его Баязид. -  Я  должен  был
убить тебя еще там, в овечьем загоне.
   - Но ты развязал меня и сделал доброе дело. А если я и в  самом  деле
шах-заде Мустафа...
   - Кто ты? - снова переспросил Баязид. - Мустафа убит. Я сам видел его
тело.
   - А если убили не того Мустафу? Кто может знать, где настоящий, а где
ненастоящий?
   - К султану пришел настоящий. Должен был прийти.
   Человек засмеялся. Голос, смех - все как у Мустафы.
   - Ты говоришь "должен был прийти".  А  если  на  этот  раз  случилось
иначе? Никто не знает, что даже в свой гарем  Мустафа  ходил  не  всегда
сам, посылая часто своего двойника,  может,  потому  и  родился  у  него
только один сын.
   Баязид обрадовался. Наконец произнесено это слово: двойник!
   - Так ты был двойником Мустафы?
   - Кто это может знать? А может, убитый был моим двойником?
   Но Баязид уже не отступался:
   - Каково твое настоящее имя?
   - Мустафа.
   - А до этого?
   - До этого - не знаю. Забыл.
   - Вспомни. Если хочешь жить, вспомни.
   - Димитр.
   - Ты христианин?
   - Такой же правоверный, как и ты.
   - Родился христианином? Где родился?
   - Это было давно.
   - Не так уж и давно, чтоб забыть. Где?
   - Под Серезом.
   - Грек?
   - Болгарин. Назван именем святого Димитра из Солуня.
   - Кто тебя нашел?
   - Взяли в девширме.
   - А дальше?
   - В Бейоглу среди аджемов увидел меня кизляр-ага.
   - Ибрагим?
   - Нет, черный. Привел к валиде. Показал ей. Тогда ночью отвезли  меня
в Эски-серай, отдали Махидевран.
   - Рос с Мустафой? Все последние тридцать лет?
   - Да.
   - Всему обучался вместе с ним?
   - Было время. Часто  шутили  мы  с  ним.  Вместо  него  появлялся  я.
Обманывали всех. Тебя, шах-заде, тоже несколько раз обманули. Мустафа не
решался обманывать лишь султана.
   - Смерть тоже не обманул.
   - Никто этого не знает. Даже я не знаю, кого убили на  самом  деле  -
меня или Мустафу? А кто еще может сказать на этом свете?
   - Не серди меня, ибо я напомню, что давно должен был бы тебя убить.
   - А я  хочу  тебя  разозлить,  чтобы  узнать  о  твоих  намерениях  в
отношении меня. Только во зле мы правдивы, а не в  добре.  Убедился  еще
раз в этом с юрюками. Хотел поднять их против султана - мне не поверили.
Да и видно по всему,  Мустафа  им  не  нужен.  Голодранцы  верят  только
голодранцам.
   - Должен бы знать, кому ты нужен, - осторожно намекнул Баязид.
   - Янычарам? Боюсь их. Они одинаково легко любят  и  убивают.  Но  для
юрюков я чужой. Показали мне это довольно искренне и откровенно.
   - Для кого же мог бы стать своим?
   - Разве что для людей,  среди  которых  когда-то  родился.  Наверное,
следовало бы бежать туда сразу.
   - Теперь поздно, - сказал Баязид. - Если бы я на тебя  не  наткнулся,
все могло бы быть иначе, а так - не могу тебя отпустить. Придется  везти
в Стамбул и сообщить султану.
   - А ты не отпускай, просто дай мне возможность бежать. Знаю тебя:  ты
из сыновей Хасеки самый добрый.