- Велика ли добыча?
     - Сто четей хлеба, семь бочонков меду, десять рублев да купчина в
придачу,  - отвечал разбойник Авдонька.  (Четь,  четверть - московская
четверть в XVI-XVII вв.  равнялась 6 пудам  ржи  или  5  пудам  ржаной
муки.)
     - Обозников всех привели?
     - Никто  не  убег.  Энтот  вон  шибко  буянил,  - ткнул пальцем в
сторону чернокудрого молодца в цветном кафтане.  - Троих саблей посек.
Никак, сын боярский.
     Глаза Одноуха сузились.
     - Разденьте его. Нет ли при нем казны.
     Боярского сына освободили от  пут,  сорвали  кафтан  и  сапоги  с
серебряными подковами. Обшарили.
     - Казны с собой не возит. Куды его, Ермила?
     Ермила Одноух сгреб одежду, рукой махнул.
     - В яму!
     Боярского сына увели, а Ермила продолжал выпытывать:
     - Подводы где оставили?
     - На просеке.
     - Хлеб-то не забыли прикрыть. Чу, дождь собирается.
     - Под телеги упрятали. Чать, не впервой,
     - Подорожную нашли? (Подорожная - проездное свидетельство.)
     - Нашли, Ермила. За пазухой держал.
     - Давай сюда... И деньги, деньги не забудь.
     Ватажник с неохотой протянул небольшой кожаный мешочек.
     - Сполна отдал? Не утаил, Авдонька?
     - Полушка к полушке.
     - Чегой-то глаза у тебя бегают. Подь ко мне... Сымай сапог.
     Авдонька замялся.
     - Не срами перед ватагой, Ермила. Нешто позволю?
     - Сымай! А ну, мужики, подсоби.
     Подсобили. Одноух вытряхнул из сапога с десяток серебряных монет.
     - Сучий сын! Артельну казну воровать?! В яму!
     Ватажники навалились  на  Авдоньку  и  поволокли  за  сруб;   тот
упирался, кричал:
     - То мои, Ермила, мои кровные! За что?
     - Атаман будет суд вершить. Нишкни!
     - Что с купцом и возницами, Ермила? - спросил Давыдка.
     - В подклет. Сторожить накрепко.

     Яма. Холодно,  сыро,  сеет дождь на голову.  Боярский сын в одном
исподнем,  босиком,  зябко повел плечами.  Наверху показался ватажник,
ткнул через решетку рогатиной.
     - Жив,  боярин?  Не занемог без пуховиков? Терпи. Багрей те пятки
поджарит, хе-хе.
     Багрей! На душе боярского сына стало и вовсе смутно:  нет  ничего
хуже угодить в Багрееву ватагу. Собрались в ней люди отчаянные, злодей
на злодее.  На Москве так и говорили:  к Багрею в  лапы  угодишь  -  и
поминая как звали.
     - Слышь, караульный
     Но тот не отозвался: надоело под дождем мокнуть, убрел к избушке.
     Багрей проснулся рано.  За оконцами чуть  брезжил  свет,  завывал
ветер. Возле с присвистом похрапывал есаул. Пнул его ногой.
     - Нутро  горит,  Ермила.  Тащи  похмелье.  (Похмелье  -  одно  из
известных  изделий русской кухни.  Оно состояло из нарезанных ломтиков
холодной баранины,  перемешанных  с  искрошенными  солеными  огурцами,
уксусом, огуречным рассолом и перцем.)
     Одноух, позевывая,  побрел в сени.  Вернулся с оловянной  миской,
поставил на стол.
     - Дуй, атаман.
     Багрей перекрестил лоб,  придвинул к себе миску; шумно закряхтел,
затряс бородой.
     - Свирепа, у-ух, свирепа!
     Полегчало; глаза ожили.
     - Сказывай, Ермила.
     Одноух замешкался.
     - Не томи. Аль вести недобрые?
     - Недобрые, атаман. Худо прошел набег, троих ватажников потеряли.
Боярский сын лихо повоевал.
     - Сатана!.. Сбег?
     - На стан привели. В яме сидит.
     - Сам казнить буду... Что с обозом? Много ли хлеба взяли?
     Одноух рассказал. Доложил и об Авдоньке. Багрей вновь насупился.
     - Не впервой ему воровать. Ужо у меня подавится. Подымай, Ермила,
ватагу.
     - Не рано ли, атаман? Дрыхнет ватага.
     - Подымай!
     Разбойный стан  на  большой  лесной  поляне,  охваченной  вековым
бором. Здесь всего две избы - атаманова в три оконца и просторный сруб
с подклетом для ватажников. Чуть поодаль - черная закопченная мыленка,
а за ней волчья клеть, забранная толстыми дубовыми решетками.
     В ватаге человек сорок;  пришли к атамановой избе недовольные, но
вслух перечить не смели.
     Обозников и купца привели из подклета;  поставили перед  избой  и
Авдоньку с боярским сыном.
     Одноух вышел  на  крыльцо,  а  Багрей   придвинулся   к   оконцу,
пригляделся.
     "Эх-ма, возницы - людишки мелкие,  а купчина в теле. Трясца берет
аршинника.  Кафтан-то уже успели содрать...  А этот,  с краю, могутный
детинушка. Спокоен, сатана. Он ватажников посек... Погодь, погодь..."
     Багрей даже с лавки приподнялся.
     "Да это же!.. Удачлив день. Вот и свиделись".
     Тихо окликнул Одноуха.
     - Дорогого гостенька пымали,  Ермила.  Подавай личину.  (Личина -
маска.)
     - Аль знакомый кто?
     - Уж куды знакомый.
     Когда Багрей вышел на крыльцо вершить суд и расправу,  возницы  и
купец  испуганно  перекрестились.  Перед  ними  возвышался дюжий кат в
кумачовой рубахе;  лицо  под  маской,  волосатые  ручищи  обнажены  до