ПРЯМЫМ ТЕКСТОМ
   В этом разделе мы собрали истории,
   рассказанные  самим  Сергеем Яковлевичем Ребриковым  и  бережно
сохраненные  его  учениками. Читая их,  как  будто  слышишь  голос
Маэстро: сильный, красивый, мощный…
   
   Воспоминания  Сергея Яковлевича Ребрикова записаны Константином
Олеговичем Поповым.
   
   «Сейчас будем тебя убивать...»
   «В   1945   году   меня   арестовали   за   рассказанный   мною
«политический»   анекдот  и  отправили   отбывать   наказание   на
воркутинские угольные шахты. На следующий день после  прибытия  на
место  я спустился в шахту вместе с другими заключенными, основной
контингент  которых состоял из уголовников. Они меня  обступили  и
сказали:
   – Ну что?! Готовься. Сейчас будем тебя убивать...
   Сердце мое сжалось, но, немного придя в себя, я спросил:
   – Можно мне напоследок спеть песню?
   –   Можно,  –  снисходительно  ответили  уголовники,  им   было
интересно растянуть «удовольствие».
   И я запел:
   – Степь да степь кругом...
   В конце увел последнюю строчку в верхние ноты:
   – А жене скажи, что в степи замерз,
   А любовь ее я с соб-о-о-о-ой унес.
   Песня  отзвучала, и наступила мертвая тишина.  После  небольшой
паузы уголовники со слезами на глазах бросились меня обнимать:
   – Браток, браток! – говорили они мне...
   Так я был спасен. Вот что может песня!
   Она мне вторую жизнь подарила...»
   
   «Кому это теперь нужно?..»
   «Там  же,  в  лагерях,  мне  посчастливилось  познакомиться   с
итальянцем  –  сыном знаменитого Антонио Рондзи,  у  которого  сам
Шаляпин   брал   уроки   пения.  В  рамках   лагерной   культурной
самодеятельности  занимаясь с ним вокалом, я полностью  перестроил
манеру пения. Пришлось оставить старые навыки и все делать заново.
Но зато я получил итальянскую школу открытого, «полетного» звука и
мог впоследствии передать эти знания своим ученикам.
   После  того  как меня реабилитировали, я вернулся  в  Москву  и
стал  преподавателем вокала в ГИТИСе. Со страстью взялся за  дело,
соскучился  по этой работе. Изучил все книги по вокалу,  анатомию,
медицину  в  аспекте  голоса  и  пения.  Проводил  физиологические
исследования  и  эксперименты. Набрал большой объем интереснейшего
материала и написал диссертацию.
   Но   эти   сволочи  (имелись  в  виду  околонаучные  чиновники-
бюрократы) не дали защититься! Сказали – он враг народа, сидел  11
лет, куда ему диссертацию защищать?!.
     Я так обиделся! Проклял все. Пришел домой и выбросил все, что
у   меня   было,   на  помойку:  диссертацию,  книги,   пластинки,
магнитофонные записи...
   Столько  у  меня  всего было... А я выбросил.  Спрашивал  себя:
«Кому это теперь нужно?» От обиды, в общем...»
   
   Воспоминания Сергея Яковлевича Ребрикова записаны
   Иваном Игоревичем Кожиновым.
   
   Кипарисовый крест
   «Шел   1945  год.  Тогда  я  работал  во  фронтовых  концертных
бригадах.   И  вот  помню  два  случая.  Мне  подарили  старинное,
почерневшее  от времени кипарисо­вое распятие. А вскоре  приснился
ужасный сон: окровавленные куски мяса.  Мне сказали, знак  этот  –
предвестник   чего-то  ужасного,  может,   и   самой   смерти.   И
посоветовали  быть повнимательнее на улице – мало  ли  что,  вдруг
машина сoбьет.
   День  прошел  обычно, а ночью в дверь моей  комнаты  постучали.
Это  был  арест. Доставили на Лу­бянку. Держали в грязном метровом
боксе,   где   постоянно  горел  яркий  свет,  спать  не   давали.
Следователи  НКВД,  сменяя один другого,  изнуряли  допросами.  Я,
потеряв счет времени, в конце концов оказался в пересыльной тюрьме
как враг народа, осужденный по 58-й политической ста­­тье.
   Вспомнил тогда я и о пророческом сне, и о кресте – его  я,  сам
того не зная, взвалил на свои плечи».
   
   Восьмой
   «Когда  я еще сидел в лагере, приходилось жить в бараке  вместе
с  блатными.  Было  жутковато:  они время  от  времени  устраивали
поножовщину,  жестоко  дрались. Но меня не трогали,  относились  с
sb`femhel.  Как-то  раз  прихожу  в  баню.  А  банщик  был   мужик
жуликоватый.  Я  ему говорю: «У меня телогрейка  почти  новая,  не
пропадет?»  «Нет,  – говорит, – оставляй, все в порядке  будет.  Я
посмотрю  за  ней». Разделся я, оставил телогрейку,  вещички  кое-
какие и пошел мыться. Когда же вернулся, ни новой моей телогрейки,
ни  вещей не оказалось на месте. Я к банщику: «Как же так? Где мои
вещи?!»  А  тот  спокойненько  отвечает:  мол,  ничего  не  видел.
«Наверное,  –  говорит, – кто-то украл». Дал мне  взамен  какое-то
старье.
   Конечно,  я  очень  расстроился. Прихожу в барак,  рассказываю,
так, мол, и так – обокрали в бане. Прошло несколько дней. Захожу с
улицы  в  барак, на пороге мне кто-то говорит: позови банщика  (он
тоже  жил  в  нашем  бараке) и выходи с ним на улицу.  Выходим  за
порог, а там с топором стоит узбек, обладавший огромной физической
силой.  И  ни  слова  не говоря он раскроил  этим  топором  голову
банщику.  Потом сказал: «Восьмой, – и добавил: – Это чтобы  нашего
артиста не обижали».
   
   Предсказание
   «Однажды к нам домой зашла цыганка, предложила погадать  мне  и