была  пятой  (!) женой, а сам Борис Николаевич служил заместителем
Кагановича, считался большим человеком...)
   Сергей  Яковлевич  Ребриков был нашим  семейным  очень  хорошим
другом.  Его судьба сложилась непросто. Отец был фельдшером,  имел
свою аптеку. Родители рано ушли из жизни, а сестру в 15 лет убили.
Сергей  стал беспризорником, но не сбился с пути. Обладая чудесным
голосом, он получил два высших образования: закончил Тифлисскую  и
Московскую консерватории. Уже имея звание «музыкального  деятеля»,
как  «враг  народа»  попал  на 11 лет  в  Воркутинские  лагеря  на
угольные шахты. Пока отбывал ничем не заслуженную каторгу, супруга
и приемная дочь оставили его: жена заочно с ним развелась, продала
квартиру  и  уехала.  Когда  после реабилитации  Сергей  Яковлевич
вернулся  в  Москву,  ему  дали  лишь  комнату  в  коммуналке   на
Кировской.  Мы пытались сосватать его к одной знакомой  (хотя  бы,
чтобы получить квартиру), но не вышло…
   Ребриков  давал  сольные концерты, руководил  женским  хором  в
Центральном  доме  работников искусств. Затем в ГИТИСе  вел  класс
вокала,  потом  у  него появились ученики. Сергей Яковлевич  часто
приезжал к нам в гости, обычно привозил конфеты. А на десерт у нас
всегда был кофе с мороженым. Он любил бывать у нас, а я до сих пор
bqonlhm`~ наши встречи с большим теплом!»
   
   Елена Викторовна Попова (Золкина)
   Музыковед, аспирантка Российской академии музыки
   им. Гнесиных, лауреат международного конкурса «Искусство
   и   образование  в  XXI  веке».  Училась  у  Сергея  Яковлевича
Ребрикова с 1995 года до конца его дней.
   
   «У меня была ученица...»
   «Вечера,  посвященные  памяти Сергея  Яковлевича,  организуются
его  учениками  в виде концертов и ежегодно проходят  в  небольших
залах  в  камерной  обстановке (хочется верить, что  эта  традиция
надолго  сохранится).  Одним  из  инициаторов  встреч  был  ученик
Ребрикова,  ныне  лауреат  международного  конкурса  вокалистов  и
преподаватель вокала Иван Кожинов. И
   вот  на  одном  из  первых  таких концертов  после  выступления
нескольких  именитых  последователей школы Ребрикова  он  объявил:
«Среди  нас  есть  и  такие,  кто  «успел  вскочить  на  ступеньку
последнего вагона отходящего поезда». Это студентка теоретического
отде-ления музыкального училища при консерватории Золкина Лена…»
   Действительно,  я  была,  можно  сказать,  последней   ученицей
Сергея  Яковлевича:  его  не стало буквально  накануне  очередного
нашего  запланированного  урока. Трудно  описать  тяжесть  утраты,
которая  внезапно обрушилась на нас, его учеников. Холодные  волны
горечи невосполнимой потери до сих пор периодически накатывают  на
душу и сердце… Ведь физическое состояние и творческий дух маэстро,
отсутствие в его возрасте какого-то видимого со стороны недуга,  и
все  это на фоне неувядающего оптимизма, не давали даже намека  на
то,  что  его  жизнь  может  неожиданно  оборваться.  Учитель  сам
говорил, что точно доживет как минимум до начала ХХI века...
   Эпоха,  в которую вплелась жизнь Сергея Яковлевича, кажется,  с
нашей   точки  зрения,  непостижимо  трудной  (революции,   войны,
лагеря).  И  только  сильная личность способна, пройдя  тяжелейшие
испытания, сохранить себя, свое творческое начало, свою душу. Уход
из  жизни  человека, повлиявшего на твою судьбу  и  оставившего  в
памяти  неизгладимый след, заставляет по-новому взглянуть на  мир,
на само Бытие, на добро и зло. Поразительно, что яркая личность  в
трудных  условиях способна не просто не сломаться, но  дать  новые
ростки, создав, например, школу из последователей и учеников. И  в
этом есть большая справедливость и победа добра над злом...
   Наши  занятия  с  Сергеем Яковлевичем  длились  пять  лет.  Как
правило,  осенью  и  зимой уроки проходили у  нас  на  квартире  в
Коньково,  а  весной  и  летом – на  даче  (иногда  –  в  квартире
маэстро).
   Учитель в силу то ли своей скромности, то ли закаленности  духа
не  приветствовал,  чтобы ему уделяли особое  внимание  (например,
приезжали  за  ним  на  машине).  Он  предпочитал  добираться   из
Медведково  в  Коньково на метро. Кто-нибудь из  родителей  всегда
встречал  его у выхода из метро, чтобы неспешным шагом  пройти  до
дома  10–15  минут. Характерно, что даже если был гололед,  Сергей
Яковлевич  преодолевал  этот путь сам,  без  поддержки,  ревностно
следя  за  тем, чтобы никто не хватал его под руку в  потенциально
опасных  ситуациях...  Вместе  с  маэстро,  у  которого  в   руках
непременно  была  палочка,  а  на плечах  –  тяжеленное  пальто  с
цигейковым  воротником,  в нашу квартиру с  улицы  врывался  квинт
зимней  свежести. Наряду с традиционными приветствиями обязательно
следовал   комплимент  моей  старшей  сестре:  «А  Катечка   опять
похудела...»   –   эта  фраза  запомнилась  своей   интонацией   и
свойственным  только  Ребрикову  уникальным  тембром  с   оттенком
хрипотцы. Выражение навсегда закрепилось в нашей семье,  и  уже  в
rewemhe многих лет каждый пытается его воспроизвести…
   Несмотря на то что занятия проходили в отдельной комнате,  звук
разносился  не  только  по всей квартире,  но  и  по  всем  этажам
подъезда,  так что наши соседи тоже не скучали: чего только  стоят
вокальные  упражнения  «на слова»: «Р-р-р-р-р-роза  др-р-р-р-рянь»
или «какая Г-г-г-г-галя балда». Урок всегда был насыщенным, хотя и
ограниченным  по  времени. Потом мы вместе обедали:  в  неспешной,
размеренной  обстановке Сергей Яковлевич рассказывал о  знаменитых
учениках  или  своей жизни. Выяснялись неожиданные подробности:  у
кого  как складывалась карьера, кто каких успехов добился и  какие
трудности   переживал  при  неожиданной  потере  и  восстановлении
голоса.  Маэстро  всем  помогал восстановить  голос.  Он  говорил:
«Настоящий педагог вокала должен быть не просто хорошим учителем и
певцом,  но  и медиком, физиологом, а также понимать, как  устроен
человек,  чтобы суметь быстро помочь в разных ситуациях».  Учитель
любил  поговорить, а мы очень любили его слушать. Когда он начинал
свой  рассказ  со слов «У меня была ученица...»,  все  знали,  что
сейчас  будет  интересная история. А если в начале  обеда  выпивал
рюмочку  коньяку, то рассказы становились еще более живописными  и
детальными  (например,  всплывали подробности  о  гастрономических