есть создать розетку листьев, и выгнать трубчатый стебель. Влага ему дана,
солнце ему дано, а также дано и место под солнцем. Стой на этом месте и
расти себе, наслаждайся жизнью.
   Другое дело у хмеля. Едва-едва высунувшись из земли, он должен
постоянно озираться и шарить вокруг себя, ища, за что бы ему ухватиться,
на какую бы опереться надежную земную опору". И далее: "Естественное
стремление всякого ростка расти вверх преобладает и здесь. Но уже после
пятидесяти сантиметров жирный, тяжелый побег льнет к земле. Получается,
что он растет не вертикально и не горизонтально, а по кривой, по дуге.
   Эта упругая дуга может сохраняться некоторое время, но если побег
перевалит за метр длины и все еще не найдет, за что ухватиться, то ему
волей-неволей придется лечь на землю и ползти по ней. Только растущая,
ищущая часть его будет по-прежнему и всегда нацелена кверху. Хмель, ползя
по земле, хватается за встречные травы, но они оказываются слабоватыми для
него, и он ползет, пресмыкаясь, все дальше, шаря впереди себя чутким
кончиком.
   Что делали бы вы, очутившись в темноте, если бы вам нужно было бы идти
вперед и нашарить дверную ручку?
   Очевидно, вы стали бы совершать вытянутой вперед рукой вращательное,
шарящее движение. То же самое делает растущий хмель. Его шершавый, как бы
сразу прилипающий кончик все время совершает, продвигаясь вперед или
вверх, однообразное вращательное движение по часовой стрелке. И если
попадется на пути дерево, телеграфный столб, водосточная труба, нарочно
подставленный шест, любая вертикаль, нацеленная в небо, хмель быстро, в
течение одного дня, взлетает до самого верха, а растущий конец его снова
шарит вокруг себя в пустом пространстве..."
   Не выяснен вопрос, пишет далее писатель, чувствует ли хмель возможную
опору на некотором небольшом расстоянии и ползет ли он в ее сторону.
   Практики, впрочем, утверждают, что очень часто хмель как бы чувствует,
где ему подставлена опора, и большая часть стеблей направляется именно в
ту сторону.
   А когда один из стеблей Солоухин специально не захлестнул за шпагат,
протянутый от земли до крыши дома, так он, бедняга, в поисках опоры
переполз и двор, и лужайку, и помойку, напоминая человека, преодолевающего
трясину и уже почти засосанного ею.
   Тело его увязает в грязи и воде, но голову он из последних сил
старается держать над водой.
   "Я бы сказал тут, - заключает свой рассказ писатель, - кого еще мне
напомнил этот хмель, если бы не было опасности переключиться от невинных
заметок о траве в область психологического романа".
   Литератор побоялся возникших у него невольных ассоциаций, а вот ученые,
как мы убедимся чуть позднее, нет. Но прежде давайте задумаемся вот над
каким вопросом: "А что за сила гонит хмель и другие растения в рост,
заставляет их изгибаться в том или ином направлении?"
   Понятное дело, в мире растений нет стальных пружин или иных упругих
элементов, чтобы с их помощью защелкивать свои "капканы". Поэтому чаще
всего растения используют в таких случаях гидравлику. Гидравлические
насосы и приводы вообще совершают основную работу в растении. Это с их
помощью, например, влага поднимается из-под земли ло самой макушки,
преодолевая порою перепады во многие десятки метров - результат, которого
может добиться далеко не всякий конструктор обычных насосов. Причем в
отличие от механических природные насосы работают совершенно бесшумно и
очень экономно.
   Гидравлику же используют растения и для осуществления собственного
движения. Вспомните хотя бы ту же "привычку" обыкновенного подсолнуха
поворачивать свою корзинку вслед за движением светила. Обеспечивает такое
движение опять-таки привод на основе гидравлики.
   Ну а как, интересно, она работает?
   Оказывается, на этот вопрос пытался ответить еще Чарлз Дарвин. Он
показал, что каждый усик растения обладает энергией независимого движения.
Согласно формулировке ученого, "растения получают и проявляют эту энергию
только тогда, когда это дает им какое-то преимущество".
   Эту мысль попытался развить талантливый венский биолог с галльской
фамилией Рауль Франсе. Он показал, что червеобразные корешки, непрерывно
продвигающиеся вниз, в почву, знают, куда именно им двигаться за счет
небольших пустотелых камер, в которых может болтаться шарик крахмала,
показывающий направление силы тяжести.
   Если земля оказывается сухой, корни поворачивают в сторону влажной
почвы, развивая энергию, достаточную, чтобы пробуравить бетон. Причем
когда специфические буравящие клетки изнашиваются вследствие контакта с
камнями, галькой, песком, то они быстро заменяются новыми. Когда же
корешки достигают влаги и источника питательных веществ, то они отмирают и
подлежат замене клетками, предназначенными уже для поглощения минеральных
солей и воды.
   Не существует ни одного растения, говорит Франсе, которое бы могло
существовать без движения. Любой рост - это последовательность движений,
растения постоянно заняты изгибанием, вращением, трепетанием. Когда усик
того же хмеля, совершающий полный круговой цикл за 67 минут, находит
опору, то в течение всего 20 секунд он начинает обвиваться вокруг него, и
уже через час обвивается столь прочно, что его трудно оторвать.
   Вот какой силой обладает гидравлика. Причем тот же Чарлз Дарвин
попытался выяснить, как именно осуществляется механизм движения. Он
открыл, что поверхностные клетки, скажем, ножки листа росянки, содержат
одну большую вакуоль, заполненную клеточным соком. При раздражении она
разделяется на ряд более мелких вакуолей причудливой формы, как бы
переплетающихся друг с другом. И растение сворачивает лист в кулек.
   "Крамольные" мысли естествоиспытателя. Конечно, в тонкостях подобных
процессов надо еще разбираться и разбираться. Причем делать это
совместными усилиями должны ботаники, гидравлики и ... электронщики! В
самом деле, ведь мы еще ни слова не сказали о принципах работы тех
датчиков, по сигналу которых и начинает работать механизм ловушки.
   Опять-таки одним из первых заинтересовался этой проблемой Чарлз Дарвин.
Результаты его исследований изложены в двух книгах - "Насекомоядные
растения" и "Способность к движению у растений".
   Первое, что чрезвычайно удивило Дарвина, - весьма высокая
чувствительность органов насекомоядных и вьющихся растений. Например,
движение листа росянки вызывал уже отрезок волоса весом 0,000822 мг,
находившийся в соприкосновении со щупальцем весьма непродолжительное
время. Не меньшей оказалась чувствительность к прикосновению у усиков
некоторых лиан. Дарвин наблюдал изгибание усика под действием на него