КОРСАРЫ ИВАНА ГРОЗНОГО

Константин Сергеевич БАДИГИН
OCR Ершов В. Г.






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс

     Роман-хроника времен XVI века.
     Историческое повествование "Корсары Ивана Грозного" рассказывает о борьбе русского народа за выход к Балтийскому морю, за свою независимость.

Глава первая

"И ТЕБЕ, ЦАРЬ, ЦАРСТВО ДЕРЖАТИ И ВЛАСТЬ ИМЕТИ С КНЯЗИ И С БОЯРЫ"

     Царь Иван Васильевич ворвался в опочивальню жены своей Марии Темрюковны, заложил дверные засовы и в изнеможении прижался к стене.
     Мария Темрюковна с испугом глядела на супруга. Бледное, искаженное страхом лицо, на губах пена.
     - Что ты, царь, что с тобой? - сказала она низким, мужским голосом.
     - Измена... Заступись, пречистая богородица... - Царь перекрестился. - Там князь Пронский, Колычевы, князь Володька Курлятьев... Я не звал их. Собачье сборище, собачье сборище... - бормотал он. - Губители...
     Царица выглянула в окно. На дворе толпились посадские в праздничных одеждах. В открытую створку доносились громкий говор, выкрики, смех. Опираясь на посохи, степенно вышагивали думные бояре, знатные дворяне и князья. Самые знатные ехали до церкви Благовещения, что близ дворца. Здесь все выходили из колымаг, слезали с коней и шли дальше пешком.
     - Я не звал, - повторил царь. - Весь двор полон. Мятеж. Опять своевольники-бояре посадскую чернь подговорили.
     За дверью послышался шум. Царь бросился в кровать и судорожно натянул на себя соболье одеяло. Зубы его стучали.
     - Никого не впускай... Машенька, спаси! Изменники, шелудивые собаки. Извести хотят, жизнь отнять...
     Бледное лицо царя покрылось испариной, редкие волосы поднялись.
     - Великий государь, - Мария Темрюковна повернулась к царю, скрестила на груди руки, - я давно говорила: не верь своим князьям и боярам. Не любят они тебя. Мой отец, великий Темрюк, держал возле себя всего с десяток вельмож. Он хорошо платил им, и они любили его и не искали другого господина. О-о, как я ненавижу твоих бояр! Я боюсь их взгляда, их слов... От них, мой повелитель и муж, все твои несчастья.
     Царь Иван мрачно глядел на жену.
     - Каждый боярин или князь, - продолжала царица, - родом мнит себя не ниже царского и мечтает сесть на твое место. Они не дают счастливо жить и веселиться ни мне, ни тебе. А зачем жить, если нет счастья и веселья? Ты говорил, что они отравили твою первую жену Анастасию, берегись, они отравят и меня. И тебя, великий государь. Прикажи моему брату Михаилу - он срубит всем им головы. И у нас настанет другая жизнь. И не надо будет бояться!
     Царица Мария с вызовом смотрела на мужа.
     - Нельзя равнять меня с твоим отцом, - слабым голосом недовольно отозвался царь Иван, - твой отец малый князек, а я царь и великий князь всей земли Русской. Твоему отцу и одному делать нечего, а мне с десятью боярами Москвой не управить. Отичи князей и бояр московских моему отцу, деду и прадедам служили.
     Царица Мария что-то еще хотела сказать мужу, но только махнула рукой. Лицо ее сделалось злым, хмурым. Дикая нравом, жестокая, она часто разжигала злобный нрав и худые наклонности царя Ивана. Она не могла привыкнуть к жизни в московском дворце. Царица скучала по матери, по сестрам. Ласки царя не приносили ей утешения.
     Жаркое июльское солнце подходило к полудню. Легкий ветерок гнал белые клочковатые облака к востоку. За Москвой-рекой зеленели обширные луга. Тысячи царских коней паслись там на сочной траве. Но царице казалось, что она видит заснеженные вершины гор, зеленые сады, виноградники.
     Царь стал успокаиваться. Приподнявшись с подушек, он взял жену за руку. Но вдруг снова насторожился. За дверью явственно слышались шаги и приглушенные голоса. Кто-то тихонько постучал.
     Мария Темрюковна отстранилась от мужа и подбежала к дверям.
     - Это ты, Салтанкул? - спросила она, прислушавшись. - Великий государь, мой брат Михаил у дверей, да еще Малюта Скуратов и князь Афоня Вяземский.
     Царь Иван откинул одеяло. Несколько секунд сидел на постели молча. Постепенно он приходил в себя, взгляд его делался осмысленным. Лицо приняло обычный вид. Спустив ноги на пол, он встал, оправил одежду, пригладил волосы, взял в руки брошенный посох.
     - Добро, пусть войдут.
     Стоявшие за дверью - из верхов опричнины, созданной по его царской воле два года назад.
     Мария Темрюковна отодвинула засовы.
     Когда князь Михаил Темрюкович с товарищами вошли в спальню, царь Иван выглядел как всегда. Надменный взгляд, гордо поднятая голова. Ему всего тридцать шесть лет. Но тяжелая болезнь и разгульная жизнь оставили следы на его лице. Землистые круги под глазами, резкие морщины. Царь похудел, ссутулился. Сквозь реденькую бородку просвечивала желтая кожа.
     - Позволь, великий государь, слово молвить, - сказал Михаил Темрюкович, кланяясь и целуя перстни на руке царя.
     Князь в красном кафтане и зеленых сапожках. Ростом невелик, волосат, с орлиным носом.
     Афанасий Вяземский и Малюта Скуратов перекрестились на иконы и молча поцеловали царскую руку.
     - Говори. - Царь остановил маленькие черные глазки на шурине.
     - Бояре до твоей царской милости челобитную всем скопом подписали, - насмешливо протянул князь Михаил, держа волосатую руку на рукояти сабли. Князь был начальником дворцовой стражи и имел право носить оружие в дворцовых хоромах.
     Как всегда, он был пьян и слегка покачивался. Царская опочивальня наполнилась хмельным перегаром и запахом чеснока.
     - Где они?
     - Во дворце, великий государь, в столовой палате. Я приказал страже не пускать, да ведь их много. А еще посадские на площади, близ крыльца остались. Ждут твоей милости.
     - Собачье сборище! - опять перешел на крик царь. - А кто в закоперщиках?
     - Князь Василий Рыбин-Пронский, Иван Карамышев да Крестьянин Бундов, - не задумываясь, ответил Малюта Скуратов.
     Царь Иван молчал.
     - Всем бы челобитчикам головы напрочь, - икнув, сказал Михаил Темрюкович, - и смуты больше не будет!
     - Нельзя всех казнить, - вмешался Афанасий Вяземский, русоволосый, статный вельможа. Он потрогал высокий воротник расшитого золотом кафтана и искоса взглянул на царя.
     У Вяземского маленькая бородка в колечках и нос с горбинкой. Местом в опричнине он уступал одному только князю Черкасскому, царскому шурину, числился вторым дворцовым воеводой при особе царя и был его любимцем.
     - Все знатные головы срубить хочешь, Миша? - переспросил царь, и нельзя было понять, осуждает ли он предложение или оно ему понравилось.
     - Что я, великий государь? - Пошатнувшись, Михаил Темрюкович ухватил рукав черного кафтана Малюты Скуратова. - Как хочешь! Мы люди маленькие. Что прикажешь, то и сделаем...
     - Разве кто может с твоим царским, великим умом равняться? - вторил Малюта.
     Голова широкоплечего царского советника, лысая и гладкая, как пушечное ядро, непрерывно поворачивалась то вправо, то влево. Его сивая борода веником торчала вперед. Кафтан плотно облегал упитанное тело. На маленьких, словно у женщины, ногах - красные сапоги с высокими каблуками.
     Недавно царь пожаловал его за верную службу в думные дворяне, чин не боярский, но и не малый.
     Царь Иван окончательно поборол приступ гнева и страха.
     - Нет, Михаил, не можно всему русскому боярству, князьям и думным людям головы рубить. А челобитчиков прикажу схватить - и в погреба. Разберусь, кто в чем виноват, и накажу по заслугам. Боярин Ивашка Федоров с ними?
     - С ними, великий государь.
     - А Ивашка Висковатый?
     - С ними.
     - Боярина Федора и печатника <Государственный канцлер, хранитель большой государственной печати.> Висковатого не трогать. Остальных всех в тюрьму, - повторил царь Иван. - И стражу смени. Своих татар поставь. Делай... А ты останься, Афоня.
     - Великий государь, - выступил вперед Скуратов, - дозволь слово молвить.
     - Говори.
     - Я мыслю, великий государь, надо тебе к челобитчикам выйти и с ними говорить. Не дай бог, им в головы лихое придет против твоей милости. Я видел, многие оружны, в доспехах...
     - Оружны! - снова вскипел царь. - Разогнать изменников, вон из дворца, метлами гнать, метлами...
     - Во дворце верных людей немного, - сказал князь Михаил. В голосе его послышалась растерянность.
     - Пьяница несчастный. - Царь замахнулся на шурина посохом. - Не заботишься ты о наших царских делах!
     - Великий государь, - продолжал Малюта Скуратов, - я вызнал в пытошной, что недовольны бояре, недоброе затеяли, речи скаредные говорили. Не надеясь на земских, я вчера твоего слугу Гришку Ловчикова послал в Слободу. Наши люди вот-вот должны прискакать.
     Царь обнял Скуратова.
     - Ты прав, я выйду в большую палату, послушаю, что бояре скажут. Спасибо, Гриша, за верную службу...
     - Я должен, великий государь, знать то, чего не знают другие, - скромно опустил глаза Малюта.
     В большую палату царь Иван вышел, сияя золотой ризой, с высокой шапкой на голове. Со всех сторон плотной толпой его окружали знатные опричные вельможи.
     Челобитчики, ожидавшие царя, дружно повалились на колени. Это были люди, на которых держалось русское государство. В первом ряду стоял боярин-конюший <Старший в боярской думе. В его ведении находились царские конюшни.> Иван Петрович Федоров, глава московского боярства.
     Царь бесшумно поднялся по приступкам, крытым красным ковром, и уселся на мягкую подушку золоченого кресла.
     - Кто будет говорить? - спросил он, строго посмотрев на собравшихся.
     Вперед выступил печатник Иван Михайлович Висковатый. Он был сед, бороду расчесывал на две стороны. Лицо строгое, с резкими чертами. Из-под лохматых бровей глядели серые, навыкате глаза. Одной рукой он придерживал большую государственную печать, свисавшую с пояса на золотой цепочке.
     Подойдя к царю, Висковатый опустился на колени и подал свиток.
     Царь Иван взял бумагу и быстро пробежал глазами по строчкам.
     "...Все мы верно тебе служили, проливали кровь нашу за тебя, - читал царь, - ты же за заслуги приставил к нам своих телохранителей, которые хватают братьев и кровных наших, чинят обиды, бьют, режут, давят и убивают".
     - Мой верный слуга, - сказал царь вельможе, подняв на него глаза, - ты тоже подписал челобитную?
     - Великий государь, - отвечал Висковатый, оставаясь на коленях, - прошу тебя, вспомни о боге, не проливай крови невинных. Не истребляй своих. Твой отец и твой дед не превращали своих слуг в рабов. Раб не может быть ни верным, ни храбрым. Подумай, великий государь, с кем ты будешь впредь не то что воевать, но жить! Мы хотим по-прежнему быть тебе советниками. Мы хотим, чтобы ты прислушивался к голосу своих верных слуг. А не гнал их прочь.
     - Разве не я созвал собор? Я многих людей слушал, - прервал царь Ивана Висковатого. - Вот уж двадцать лет я слушаю твои советы, Ивашка, раб мой. Разве я гнал тебя прочь?
     - Это так, великий государь, ты ласков ко мне и позволяешь глядеть твои светлые очи. Но многих верных и мудрых ты лишил жизни, отринул с глаз, держишь в опале...
     - Я гоню от себя врагов, солжививших клятву и посягнувших на жизнь нашу.
     - Наговоры, великий государь, - послышалось из толпы бояр, дворян и князей, стоявших на коленях. - Ты веришь опричникам, людям с черным, лживым сердцем.
     Царь с трудом сохранял спокойствие.
     - Кто сказал? - негромко спросил он.
     Воцарилось молчание.
     С поднятой головой из толпы выступил престарелый, седобородый человек: