Король сделал несколько глотков из золотой чаши и снова вытер глаза платком.
     - Ах, Варвара, Варвара, - произнес он растроганно.
     Король мог долго молчать. Николай Радзивилл кашлянул, пытаясь вывести его из задумчивости.
     - Дорогой Никола, это ты? - Король неосмысленным взглядом уставился на виленского воеводу. - Ах, да, ведь я в твоем замке! Мы, кажется, говорили о городе Нарве... Московский князь захватил его в свои руки. Что я хотел сказать? Московский князь... Мои придворные смеются над ним. Они говорят, что московит дал слишком большие выгоды английским купцам. Они обвели его вокруг пальца. Подумать только, англичане не платят таможенных пошлин, он ничего не оставил на пользу своему государству. Дурак! Он потерял последние остатки своего ума.
     - Московский князь вовсе не дурак, ваше величество. Он изверг, кровопийца, иногда помешанный, но не дурак. Я удивляюсь порой его прозорливости и чуткости в политике... Выгоды, предоставленные англичанам, давно окупились. Вы ведь знаете, император Максимилиан <Император Римской империи.> строго запретил своим подданным продавать московитам оружие, панцири, порох, серу, селитру... Как известно, в наше время воевать без пороха невозможно. Судьба послала московскому князю англичан, приплывших в Северное море, и надо отдать должное, он сумел превосходно использовать этот случай. Он разрешил плавать в северные гавани только английским купцам, а торговать им он разрешил беспошлинно по всей стране. Теперь у него в изобилии есть все необходимое для войны: оружие и порох. Много английских мастеров состоит у него на службе. Сейчас англичане покупают оружие и другие военные товары в Гамбурге и везут их в Нарву, а другие английские купцы доставляют вооружение в северный порт Холмогоры прямо из Лондона.
     Если московский князь захватит всю Ливонию, то большая вина ляжет на англичан, они научили московитов многим полезным делам, поддерживают их оружием и провиантом. Выходит, ваше величество, не англичане обвели московского князя вокруг пальца, а он их. А главное, всех нас, своих соседей... Собственно говоря, англичан не очень-то трогают наши дела в Восточном море. Московский князь понял сие отлично, в этом заключается его прозорливость. Пройдет еще немало времени, и князь перестанет добиваться дружбы иноземцев. Они сами будут заискивать перед ним.
     - Я никогда не дам московиту утвердиться в Нарве! - притопнул ногой Сигизмунд. - Я буду писать королям, я натравлю на него всю Европу...
     После этих слов он как-то сразу замолчал, поник головой и долго сидел понурившись.
     - Ваше величество, английская королева Елизавета, несмотря на ваше письмо...
     - Глупая баба, - очнулся Сигизмунд. - Совсем потеряла голову. Она называет московита русским императором. Позор... Я хочу написать ей немедля. Возьми перо, мой дорогой Никола.
     Король погладил свою жидкую бородку и стал смотреть в окно. На дереве, стряхивая с веток иней, возились две синички.
     - Я готов, ваше величество.
     - Ах, да, мы собрались писать письмо английской королеве... Скажи, Никола, сколько лет этой засидевшейся в девках невесте?
     - Тридцать пять лет, ваше величество, - подумав, ответил воевода.
     - Ну видишь, совсем мало. Ха-ха... Послушай, Никола, а что едят эти птички зимой? Смотри, они веселы! - Король кивнул на синичек, еще погладил бороду и откашлялся: - "Превысочайшей, премогущественнейшей, наипревосходнейшей государыне Елизавете, божьей милостью королеве английской, французской и ирландской, оборонительнице христианской веры, - начал король, закрыв глаза. - Мы видим, что благодаря плаванию в Нарву москаль, не только враг короны нашей, но и всех свободных народов, много преуспел в образовании и в вооружении. И не только в этом. Он получает от вашего величества мастеровых, которые не перестают выделывать ему новое оружие. Кроме того, следует обратить величайшее внимание на то, что знакомство с нашими самыми сокровенными делами скоро доставит ему возможность, зная, чего у нас нет, изготовить погибель всем нам. Не считаем возможным продолжение свободного плавания в Нарву, пока сей город находится в руках московита..."
     Король остановился, куда-то ушел мыслью.
     - Ваши последние слова, ваше величество, - решил напомнить воевода, - "не считаем возможным продолжение свободного плавания в Нарву, пока сей город находится в руках московита".
     - Да, я помню, но мне не хочется думать об этом... Незабвенная и любимая королева Варвара... - почти не изменяя голоса, произнес король. - В этом доме я всегда вспоминаю тебя, счастливые дни, проведенные вместе... Ты не забыл, дорогой Никола, как польские шляхтичи пытались нас разъединить. Ведь моя Варвара была литовка!
     - Ваше величество, мы помним, как выступил на сейме воевода Иван Пельчинский. Он сказал: "Я скорей соглашусь видеть на польском престоле султана турецкого, чем Варвару Радзивилл". А потом все члены сейма встали со своих мест и пали перед вами на колени. Они умоляли вас развестись с Варварой и жениться на другой. Но вы, ваше величество, остались непреклонны. "Я дал клятву быть верным жене и не нарушу ее, пока господь будет хранить меня на сем свете. Для меня дороже честное слово, чем все государства в мире". Вы проявили твердость, ваше величество, и Варвара была коронована и провозглашена королевой польского государства. Я никогда не забуду ваших слов.
     Виленский воевода растрогался и поднес к губам бледную и вялую руку короля.
     - Ах, мое счастье продолжалось всего лишь год! - печально сказал король. - Ее отравили, да, да, я уверен в этом. Было бы лучше получить на сейме отказ. О-о, тогда я отказался бы от польского королевства и стал только великим князем литовским, как мой... прапрадед Ягайла.
     - Мы сделали бы вас королем, ваше величество.
     Сигизмунд замолчал и стал вспоминать, как на маскараде в нижнем королевском замке он увидел первый раз молодую вдову Варвару Гаштольд, сестру Радзивилла Рыжего. Ему и ей было по двадцать шесть лет. Он в тот же вечер влюбился в нее и через полгода тайком обвенчался. На первое время он скрыл жену в Дубинском замке, расположенном среди дремучего соснового леса. Но как ни скрывал Сигизмунд женитьбу, о ней узнали. В Польше она произвела удручающее впечатление. Поляки боялись, что после этого брака Литва может отделиться от Польши <Польша и Литва до Люблинского сейма 1569 года соединялись практически только личной унией, то есть общностью короля.>.
     "Как я был молод тогда, - думал король. - Я мог танцевать весь вечер и всю ночь. А теперь мне трудно ходить. Если бы они не отравили ее, быть может, все повернулось бы по-другому. Ах, моя незабвенная Варвара..."
     Сигизмунд поднес к глазам платок.
     - Ваше величество, - Николай Радзивилл хотел отвести короля от грустных мыслей, - вечером прискакал гонец с важными вестями из Гданьска, от пана Канарского. Я не хотел вас тогда тревожить, но, может быть, сейчас...
     - Важные вести... Давай посмотрим, Никола, чем нас порадует пан морской председатель.
     По знаку воеводы слуги привели в кабинет гонца.
     - Ваше величество!.. - упал он на колени.
     - Не теряй времени, - сказал король, - говори, с чем послан.
     Гонец поднялся с колен, откашлялся.
     - Ваше величество, - отчетливо и громко начал он. - В начале сентября десять английских кораблей, пользуясь туманом, пришли в Нарву. Ни шведские, ни ревельские каперы не заметили их. Наш человек в Нарве, английский купец Гоман, сообщил список товаров, привезенных на этих кораблях. Пан Канарский считает, что вашему величеству будет интересно ознакомиться с этим списком.
     На лице короля выразилось живейшее любопытство.
     - Какие товары получили московиты? - спросил он.
     Посланец развернул свиток бумаги.
     - Пятьсот штук меди, двести средних пушек, - медленно и внятно стал он перечислять, - пятьсот малых пушек, одну тысячу шестьсот штук олова, две тысячи ящиков с другим огнестрельным оружием...
     - Ого! Ты слышишь, пан Никола, две тысячи ящиков с огнестрельным оружием...
     - Слышу, ваше величество. Список товаров хорошо подтверждает мои слова.
     - Читай дальше.
     - Тысячу свертков ножей отборных, пять тысяч сабель, две тысячи бочек серы, две тысячи бочек селитры, тысяча малых бочек пороха... Дальше в списке идут другие товары, ваше величество.
     - Читай.
     - Десять бочек мальвазии, шесть бочек мускателя, две бочки аликанта <Мальвазия, мускатель, аликант - сорта вин.>, десять бочек длинного изюма, две бочки лимонов, два ящика с лекарствами, сто штук наволок на постели.
     - Это для великокняжеского обихода, - засмеялся король. - Довольно читать, нам стало совсем ясно. Откуда привезли англичане эти товары?
     - Из города Любека, ваше величество.
     - Как? - взорвался король. - Они прошли вдоль всего берега и их никто не заметил? Десять кораблей? Это возмутительно!
     - Ты можешь идти, - сказал Радзивилл гонцу.
     - Как нагло ведут себя ганзейские города! - продолжал возмущаться король. - И хуже всех Любек. Ими управляют отъявленные негодяи или глупцы. За золото они готовы забыть все. Неужели им непонятно, что как только они вооружат московита, он тут же поставит их на колени...
     - Где вы будете обедать, ваше величество? - взглянув на большие бронзовые часы, спросил виленский воевода. - И кого пригласить сегодня к столу?
     - Ах, уже обед, как хорошо! Я проголодался. Чем ты угостишь меня, пан Никола, будут ли мои любимые петушиные гребешки в красном вине?.. Я хочу обедать здесь, за столом, кроме тебя, мне был бы приятен пан литовский гетман. Ничего, потерпи, мой дорогой. Пан Хоткевич вовсе не плохой человек, - добавил король, увидев кислое выражение на лице Радзивилла.
     - Я повинуюсь, ваше величество. - И Радзивилл хлопнул в ладоши.
     В кабинет вошел старый дворецкий, седой, с длинными усами и розовым лицом. Он низко поклонился королю, подложил несколько поленьев в камин. Хозяин замка подал ему незаметный знак, старик тут же вышел, а вернувшись, стал готовить стол для обеда.
     Вскоре за окном послышался конский топот. Прискакал литовский гетман Ян Хоткевич, окруженный многими слугами. Он вошел в кабинет шумный, подрумяненный морозом.
     Король оживился, поднялся с кресла, протянул свою руку для поцелуя. Много лет литовский гетман сражался с войсками царя Ивана, ему приходилось нести всю тяжесть походов. Король Сигизмунд доверял литовскому гетману, храброму и умному человеку.
     Стол был накрыт, и король пригласил главных литовских сановников к обеду.
     Разговор вертелся около недавнего сообщения о товарах, полученных московским князем в Нарве.
     Король выпил кубок душистого мускателя и немного повеселел.
     - Однако, - сказал Хоткевич, - вы не думайте, ваше величество, что сила московского князя держится на привозном оружии... Он не терял времени даром. У него есть свои, русские, отличные мастера. А главное - высокий дух, храбрость его воинов. Я писал вашему величеству о недавних битвах за крепость Улу... Вы помните?
     - Рассказывай, пан воевода.
     - Выполняя ваш приказ, я осадил московскую крепость Улу. Стоял над ней всякими средствами... Наши ратные люди и десятники трусили. Я велел им идти на приступ ночью, чтобы они не могли видеть, как товарищей их будут убивать. Но и это не помогло. Некоторые ротмистры кое-как волоклись, но простые люди попрятались в лесу, по рвам, по берегу речному... Я собственные руки окровавил, заставляя их подняться на приступ. Но храбрость московитов и робость наших не давали ходу. Несколько московитов выскочили из крепости и, к стыду нашему, зажгли примет <Мокрый хворост или жерди, которыми закладывают крепостной ров.>, а наши не только не защитили его, но и ни разу выстрелить не посмели, а потом побежали... Я подъехал к пушкам и увидел, что не только в передних окопах, но и во вторых, и в третьих не оказалось пехоты, кроме нескольких ротмистров. Я принужден был спешить четыре конные роты и заставить стеречь пушки, ибо на пехоту не было никакой надежды.
     Король помрачнел.
     - Если бы не ты, пан гетман, я подумал, что мне рассказывает изменник... Но почему это так?.. Наверно, московский князь запугал своих воинов и они предпочитают умереть от руки врага в пылу боя, нежели от руки палача.
     - Я хотел бы, ваше величество, чтобы и вы так запугали своих воинов, - печально сказал гетман.
     - Нет, это не трусость, - вмешался Радзивилл. - В ваших войсках, пан гетман, простые ратники, русские и православные. Они не хотят проливать кровь своих соплеменников и единоверцев.
     - Может быть, вы и правы, пан воевода, вы всегда лучше знаете, даже когда сидите в Вильне, а я воюю с московитами. Кстати, все ульские крепостные пушки сделаны в Москве. И пушки, заметьте, стреляли очень метко... Но вы совершенно правы, ваше величество, - с поклоном сказал Ян Хоткевич королю, - подвоз в Нарву военного снаряжения умножает силы московского царя, и было бы желательно пресечь все пути к этому...
     - Недавно мы, по примеру шведов и датчан, создали свой каперский флот <Каперский, корсарский флот, состоящий из кораблей, принадлежавших частным лицам, сражающийся по решению своего правительства с вражескими кораблями.>. Я назначил адмиралом опытного немца Михаила Фигенау и дал кораблям белый флаг со своим гербом. К сожалению, бургомистр Гданьска Георг Клеефельд оказался негодяем. Он препятствует нашим славным корсарам входить в гавань. Кораблям негде укрыться от непогоды и негде пополнить свои запасы... Но я доберусь, я научу мерзких ратманов выполнять мои приказы. А пока, - король вздохнул, - дело идет плохо. Корабли стоят дорого, очень дорого. Я хотел бы построить четыре больших корабля, но денег нет... Пан гетман, - вдруг вспомнил он, - ты мне говорил, что в Московском государстве готовится смута. Бояре недовольны великим князем. Мы посылали письма к вельможам... Ты говорил еще, что бояре готовы выдать нам московского князя, если я с войском подойду к рубежам. Однако я напрасно ждал в Радошковичах...
     - Русские вельможи очень недовольны порядками в государстве, ваше величество. Дело еще не закончено. Но много недовольных погибли от руки великого князя. Он карает и правых и виноватых. Заговор раскрыт, но смута на этом не закончится... Московит ослаблен Ливонской войной. Я надеюсь, что ему скоро придется уступить свое место двоюродному брату... Что слышно, ваше величество, о походе на Астрахань турецкого султана?
     - В будущем году поход состоится. Крымский хан поможет султану.
     - О-о, превосходно! Я сообщу эту новость кому следует в Москву. Вы разрешаете, ваше величество?
     - Да, да, делай как лучше, пан гетман. - Король зевнул, после сытного обеда его клонило ко сну. - Хотел тебя спросить: что ты слышал о русском купце Анике Строганове? Мне говорили, что он очень богат. Правда ли это?
     - Богат! Таких, как он, нет во всем мире: семейство Фугеррой бедняки в сравнении с ним. Рядом со Строгановым остальные русские купцы - карлики, едва видимые у его ног. Принадлежащие ему где-то на востоке земли больше датского государства, больше всей Ливонии. Он содержит свое собственное войско. Его люди добывают бесчисленное множество мехов в далекой Сибири.
     - Странно, что московский князь терпит возле себя такого богатого человека.
     - Великий князь, ваше величество, понимает, что, уничтожив Строганова, он срубил бы сук, на котором сидит. Аника Строганов добывает медь и железо, у него отличные мастера. В придачу ко всему, он крупный судовладелец.
     - Жаль, что такие люди появились у московского князя, а не у нас.
     - Род Строгановых, ваше величество, известен в Московском государстве еще в четырнадцатом веке... А сейчас с открытием русской торговли в Нарве Строгановы разбогатели еще больше.
     - Хорошо, спасибо тебе, пан гетман... А теперь выпьем. - Король поднял кубок. - Я пью за успехи нашего оружия на море, за то, чтобы Нарва превратилась в огромную мышеловку для тех, кто повезет свои товары московитам.
     - А я, ваше величество, - воскликнул виленский воевода Радзивилл, - пью за нового московского князя Владимира Андреевича Старицкого!
     - Ты прав, мой дорогой. Это самое главное... А теперь, друзья мои, не грех отдохнуть. Проводи меня в постель, пан воевода.

Глава седьмая

"ЛУЧШЕ ПИТАТЬСЯ КРОВЬЮ НЕПРИЯТЕЛЯ, НЕЖЕЛИ ПИТАТЬ ЕГО СВОЕЙ..."

     У впадения реки Наровы в море стоит русская крепость. Она закрывает устье реки от вражеских кораблей. Крепость ставили по царскому указу из столетней лиственницы лет десять назад дьяк Иван Выродков вместе с дьяконом Петром Петровым. Дьяки поставили ее крепко и надежно. Ни один вражеский корабль не мог проскочить с моря в реку мимо дальнобойных пушек крепости.
     Но не только пушки охраняли город Нарву от врагов. Поперек речного стержня уложены три ряда дубовых стволов толщиной в два обхвата. На стволах набиты двухаршинные железные штыри. Каждый ствол в ряду креплен с другими тяжелыми железными цепями.
     Однажды вражеский кормщик, пользуясь темнотой, задумал проникнуть в реку. Но, напоровшись на железные штыри, корабль разорвал свое днище и затонул...
     Шел 1568 год. В июле, в канун праздника пророка Ильи, погода стояла ведренная. Ветер расчистил морские дали, на небе показалось летнее солнце.
     Федор Рыжиков, начальник морской стражи, молодой жилистый мужик, уже час как сидел на северной башне и пристально разглядывал раскинувшееся перед ним взморье. Солнце сквозь теплый суконный кафтан стало пригревать ему спину. Куда ни глянь - всюду желтел песок, покрытый жесткой травой, кустарником и низкорослой сосной, а за леском открывалось зеленоватое море.
     Река Нарова медленно катила холодные воды к морю. Еще раз взглянув на морской горизонт, Федор Рыжиков заметил чуть видную темную точку. Точка, все увеличиваясь, превратилась в корабль, приближавшийся к берегу.
     Вскоре корабль подошел к крепости на пушечный выстрел, и Федор Рыжиков заметил сломанную переднюю мачту, лежавшую на палубе. С уцелевшей мачты кто-то махал белым полотнищем. Вскоре над бортом корабля взвился легкий дымок, раздался выстрел.
     "На помощь призывает", - подумал Федор и послал дозорного к воеводе сказать про корабль.
     Худой и низкорослый воевода, боярский сын Тимофей Сбитнев, долго разглядывал подошедший корабль. Воевода был неказист собой. Кафтан казался на нем будто с чужого плеча.
     - Ну-ка, Федор, выходи в море на большой лодке, узнай, что у них за беда... Да с осторожкой, пусть ребята оружными идут, - добавил воевода.
     Федор Рыжиков мигом спустился с крепостных стен на пристань. Тремя гулкими ударами всполошного колокола он вызвал своих молодцов.
     Воевода Тимофей Сбитнев с довольной усмешкой наблюдал за быстроходной лодкой. Оторвавшись от пристани, разгоняемая сильными ударами весел, она птицей вылетела на реку Нарову.
     Воевода видел, как на ее мачте забелел парус, развернулся, затрепетал на ветру. Лодка сразу прибавила ход и понеслась к неподвижному кораблю.
     Подошедший с моря корабль был небольшой двухмачтовой посудиной, из города Данцига под названием "Двенадцать апостолов".
     Федор Рыжиков заметил следы от ржавых ручейков, сбегавших с палубы по крутому борту, и подумал, что на палубе пролили краску. Но, поднявшись на корабль, он понял, что ошибся. Семнадцать мертвых тел со страшными ранами лежали на желтых досках, заливая палубу кровью.
     Прислонившись спиной к уцелевшей мачте, сидел раненый с небольшой пищалью в руках. Высокий худой человек, похожий по одежде на кормщика, стоял на кормовой надстройке. Одной рукой он ухватился за ванты, в другой держал белое полотнище.
     - Что здесь произошло? - строго спросил начальник морской стражи по-немецки.
     - Две недели назад мы, датские мореходы, вышли из города Нарвы в Копенгаген, - ответил высокий. - На нас напали морские разбойники. Из восьми кораблей шесть они захватили со всем грузом и людьми, а два утопили... Меня, Карстена Роде, кормщика и купца, и моих товарищей с потопленного корабля "Три короны" разбойники взяли в плен ради выкупа. Связанных по рукам и ногам они бросили нас в трюм.