Иван Петрович заметил на его левой щеке большую родинку.
     Подвинув свечу, он принялся за чтение.
     - Как ты мог прийти ко мне, холоп, с этой писулей? - спокойно спросил Федоров, прочитав королевскую грамоту.
     - Я только гонец короля.
     - Ты не гонец, ты лазутчик! - оборвал его воевода.
     Он еще раз пробежал глазами по строчкам письма.
     - Его величество король недавно пожаловал навечно князю Андрею Курбскому прекрасный город Ковель со многими землями, - тихо произнес Козлов. - Он теперь великий человек в Литве.
     Глаза воеводы гневно сверкнули:
     - Изменник отечеству не может быть великим человеком! Поднявший на свой народ вооруженную руку будет вечно проклят.
     - Напрасно, боярин, не хочешь принять слово короля Сигизмунда. Мы знаем о ваших делах, знаем, что твоя голова, боярин Федоров, едва уцелела. Не пройдет и года, как Малюта Скуратов посадит тебя на большую сковороду или повесит за ноги. Вспомнишь тогда о королевском письме.
     Боярин промолчал.
     - Король Сигизмунд хочет помочь русским дворянам уничтожить царя-людоеда со всем отродьем, - продолжал Козлов, - он двинет свои войска...
     - Остановись, холоп!.. И слушать не хочу твои речи... Я поставлен здесь русским царем боронить Полоцк. А ты толкуешь, чтобы я руку поднял на своего государя... Изменник! Трудно будет душе твоей взлететь после смерти.
     - Хорошо, боярин, - перебил королевский посланец, - раз не хочешь, дело твое, неволить не будут. Одно прошу - пропусти меня в Москву. Я должен передать королевские письма князю Мстиславскому, князю Воротынскому и князю Бельскому... да еще от гетмана Ивана Ходкевича...
     - Ты враг государства Русского, - сказал неожиданно спокойно воевода, - и я... я отправлю тебя, как ты просишь, в Москву. Эй, - крикнул он, - слуги! - и звучно ударил в ладоши.
     Гремя оружием, в горницу вбежали ратники.
     - Королевского лазутчика в погреб, - сказал воевода, - охранять строго. А ты, дьяк, заготовь подорожную.
     Ратники схватили Ивана Козлова под руки и поволокли к двери.
     - Боярин, - крикнул Козлов, обернувшись, - вспомнишь мои слова у Малюты на сковороде!..
     Получив удар по шее, Козлов замолк.
     Когда все ушли, Иван Петрович долго мерил горницу большими шагами и думал о королевском послании. Один раз ему показалось, что слышит какой-то шум у себя над головой.
     Свечи сгорели наполовину и оплыли.
     Жигимонд пишет: осенью соберет войско и станет лагерем у рубежа близ Полоцка. Предлагает ему, воеводе Федорову, завлечь царя на Литовскую границу и оставить без защиты. Нет, боярин не хотел такого. "Мы, русские люди, - думал он, - должны делать свои дела сами. Вмешивать иноземцев бесчестно и богопротивно. Как мог считать король, что я, занеся ногу в гроб, погублю душу гнусной изменой?.. Отъехать к польскому королю? Что мне у него делать? Водить шляхетские полки я не в силах, пировать не люблю, веселить короля не умею, пляскам польским не научен. Чем может обольстить меня король? Я богат и знатен".
     - Господине, - услышал он голос своего слуги.
     Боярин Федоров остановился.
     - Кто-то подслушивал разговор твой, боярин, с королевским гонцом. Смотри, прямо над головой в потолке пробита скважина. Я услышал шум наверху, побежал, но было поздно. Человек исчез, второпях он забыл вот это. - Костюшка подал боярину длинный нож, похожий на те, что опричники носят за поясом.
     Иван Петрович поднял голову, взглянул на темневшее в потолке отверстие и ничего не сказал. Защемило сердце.
     Забравшись в постель, он долго ворочался с боку на бок, тщетно призывая к себе сон.
     "Жену Марью завтра отправлю в Москву. В Полоцке ей делать нечего, - решил он. - Страшные дела могут здесь свершаться".

Глава четвертая

"ДОГОВОР НЕ В ДОГОВОР, БРАТСТВО НЕ В БРАТСТВО"

     В шведской столице Стокгольме наступила осень. Каждый день моросил дождь. Часто с моря наплывали густые туманы, и жители с трудом отыскивали свои дома. В городе было тревожно, участились убийства и грабежи, появились вражеские лазутчики. Покой охраняли королевские стражники, всю ночь бродившие по кривым и грязным улочкам.
     В сентябре 1568 года Стокгольм со всех сторон окружили войска королевских братьев: герцога финляндского Иоганна и Карла, герцога зюдерманландского. Королевичи подошли к стенам, чтобы свергнуть с престола своего брата короля. По утрам из лагеря королевичей по городу стреляли пушки. Крепость отвечала, но редко: ощущался недостаток в порохе и ядрах. Дьяк Иван Васильев, ходивший по лавкам на торгу закупать кормовой запас для посольства, жаловался на резкое вздорожание хлеба, мяса и рыбы.
     Посольство царя Ивана, возглавляемое большим послом боярином и смоленским наместником Михаилом Ивановичем Воронцовым, целых пятнадцать месяцев прожило в Стокгольме без всякого успеха. На требования посла королевские советники отвечали отказом.
     За два дня до покрова, в канун святого Кирьяка, посол Воронцов, ложась спать, сказал своему товарищу:
     - Слыхал, Василий Иванович? Выдал все-таки братьям король Ирик своего любимца Георга Пирсона.
     Опричник Наумов, из детей боярских, возведенный царем Иваном для пущей важности в сан можайского дворецкого, выполнял при посольстве особые обязанности. Он был человеком Малюты Скуратова и наблюдал за поведением многочисленного состава посольства, насчитывающего более двухсот человек.
     - Ежели выдал, на троне ему не усидеть, - отозвался Наумов, - запомни мое слово. Вокруг короля Ирика измена гнездится, и Пирсон изменникам головы рубил... А ты как думаешь, справим мы посольство?
     - Ты хочешь знать, выдадут ли нам Катерину Ягеллонку?
     - Да, это самое.
     - Нет.
     - Почему?
     - Да разве ты сам не видишь? Герцог Юхан и герцог Карл, братья короля, у города с войсками стоят. Катерина при своем муже Юхане. Король Ирик дважды от крестного целования отступал, нам прямой дал отказ.
     - Не для забавы послал нас государь в Стекольну <Стокгольм.>, не даром деньги тратили. Мы не дети, которых можно обманывать сказками... Вернемся к царю-государю с пустыми руками, он нас не помилует.
     - Разве я не требовал отправить великих послов с Катериною и отдать ее на рубеже боярину и наместнику Михаилу Яковлевичу Морозову с товарищи совсем здорову и без всякой хитрости, а против ее взять у Михаила Яковлевича докончальную грамоту с золотой печатью государя нашего царя и великого князя?
     - Требовал, Михаил Иванович, что было, то было, отрицать не буду! Голова у тебя светлая, а толку-то нет. Ты им свое, а они тебе свое: "Не божеское дело ваш царь задумал... - передразнил короля Наумов. - Отнять жену у мужа, мать у детей противно богу. Послы мои клятву дали московскому царю, чаяли, что брат мой умер!.." Попали бы вы к нашему царю-батюшке, по-другому бы запели. Ежели по государским делам требуется, почему не взять у мужа и жену, хотя бы он и знатного рода? Разве мало наш царь за Катерину Ягеллонку королю дает? Договор-то ему куда как выгоден!
     - Со своим уставом в чужом монастыре не можно.
     - Да уж верно.
     Михаил Иванович замолчал. Он зажег лампадку, потушил свечу на столе и долго молился перед образами. Помолившись, с кряхтеньем улегся на мягкие перины. Был боярин Воронцов в преклонных годах и тучноват. А от долгого недвижимого сидения в Стокгольме еще больше располнел.
     "Не по честному делу приехал, - казнясь, думал посол. - После такого посольства в монастыре грехи отмаливать надоть. Безбожное дело задумал царь".
     Долго не мог уснуть Михаил Иванович, с отвращением прислушиваясь к храпу опричника Наумова. Наумов был худ и черен, как ржаной сухарь, а худым людям боярин не доверял. В голову лезли всякие мысли.
     Михаил Иванович знал очень многое из того, что происходило в шведском королевстве, хотя королевские советники скрывали от послов все важное. Один из малых королевских слуг, Свен Эрсен, побывавший в прошлом году в Москве, был подкуплен Малютой Скуратовым. Каждую неделю, таясь, он пробирался в посольское подворье и рассказывал дьяку Кургану все, что узнавал во дворце. Михаил Иванович знал о помешательстве короля Ирика в прошлом году, знал о том, что он отдал под суд своего любимца правителя тайной канцелярии Георга Пирсона и выпустил на свободу своего брата Юхана. Но недолго Пирсон был в опале... Свен Эрсен рассказывал, что будто бы король Ирик на своей свадьбе с Катериной, дочерью Монса, хотел отравить брата Юхана, а он узнал об этом и не приехал на свадьбу.
     Потом был большой прием во дворце, и король снова обещал выдать Катерину и одарил послов. Михаил Иванович вспомнил королевский подарок и усмехнулся. Сто шестьдесят пудов меди, шутка ли! А Наумову и дьяку Кургану - по пятьдесят пудов. Послы от меди отказались.
     Когда посольство представлялось королю, боярин Воронцов преподнес от себя пять сороков соболей да восемь рысей. Василий Иванович три сорока соболей, и дьяк Курган три сорока соболей... Надеялись на богатый отдарок, а вышло курам на смех. И вот пришел конец королю Ирику. Войска королевичей окружили город Стекольну. На Брункской горе стояли пушки и ядрами били по городу.
     Как ни упирался король, а пришлось ему согласиться и выдать братьям Георга Пирсона. Свен Эрсен рассказывал, как глава тайной канцелярии прятался в замке, не желая отдаваться в руки врагов. Но его отыскали... "Жалеть Георга Пирсона нечего, сродни он Малюте Скуратову, - думал посол. - Многих людей король казнил по его наветам. А каково нам будет, ежели герцог Юхан власть возьмет? Отомстит он за Катерину..."
     После полуночи начался ветер и пошел дождь, крупные капли ударили в оконные стекла. Шум дождя и ветра убаюкали посла Воронцова.
     А в Стокгольме в ту ночь произошли большие события.
     На рассвете, перебив королевскую стражу, горожане отворили ворота и впустили королевичей.
     Утром, русские послы едва успели позавтракать, дверь затрещала под ударами.
     - Открывай! - кричали с улицы.
     - Не отворяй, - приказал Воронцов слуге, - пусть ломают! - В окно он увидел вооруженных солдат.
     Дверь рубили топорами, щепки летели в комнату. Посол Воронцов вытащил из-за пояса какую-то бумагу, разорвал ее на мелкие куски, разжевал и проглотил.
     - Теперь пусть убивают! Давай-ка, Василий Иванович, попрощаемся...
     Воронцов и можайский дворецкий Наумов обнялись.
     Дверь наконец не выдержала и с грохотом слетела с петель. Несколько вооруженных солдат в мокрых плащах с копьями и мечами ворвались в комнату.
     - Остановитесь! Здесь живет посол великого государя и царя всея Руси! - крикнул Воронцов, сделав шаг навстречу солдатам. - Вы оскорбляете великого царя...
     Солдаты оттолкнули старого боярина и бросились к двум большим сундукам. В них хранилось главное посольское богатство.
     - Эй, люди, Петька! - закричал он, увидев, что солдаты топорами сбивают замки с сундуков. - Люди, ко мне!..
     Из смежной комнаты выскочили слуги, плотные, рослые ребята. По знаку Михаила Ивановича они бросились на солдат. Но их было только двое. Остальные жили в соседнем доме. Солдаты мигом разрубили головы посольским слугам.
     Шведы сбили замки с сундуков и принялись выбрасывать из них добро. Дорогие меха, золотая и серебряная посуда, деньги, разные украшения и драгоценности, приготовленные для подарков Катерине Ягеллонке, праздничная одежда послов... Все до последней монетки, до последнего платка они вытащили из сундуков. Рухлядь быстро исчезла за пазухами солдат.
     Михаил Иванович несколько раз пытался остановить грабителей, и тогда Наумов придерживал его за руки, беспокоясь, как бы солдаты не разозлились и не пришибли Воронцова.
     Когда с добром было покончено, солдаты бросились на послов и, не обращая внимания на крик и отчаянную ругань Михаила Ивановича, сняли с них дорогую одежду.
     В этот трагический миг в комнату вошел герцог Карл, младший брат короля Ирика.
     - Что вы делаете? - крикнул он, обнажив шпагу.
     Со шляпы и длинного плаща королевича струйками стекала вода. У ног его на полу возникла рогатая лужа.
     Солдаты, узнав герцога, в нерешительности остановились.
     - Того не бывает в государствах христианских, - твердо сказал посол Воронцов, стоя в одной рубашке перед герцогом. - Так делают в вертепах разбойничьих... Все вы ответите перед великим государем всея Руси, царь сумеет расквитаться. Мне не стыдно быть перед тобою голым, герцог зюдерманландский, а тебе стыдно видеть меня!..
     Лицо герцога Карла покрылось краской. По характеру он был добрый, отзывчивый человек.
     - Мерзавцы! - закричал он на солдат. - Вас будут судить. Арестовать их! Я приношу извинение перед послами великого русского царя за бесчестие, - продолжал герцог, кланяясь. - Всему виной перемена власти. Ирик, безумный тиран, свержен с престола. Новый король, брат его Иоганн, желает дружбы с вашим государем. Обидчики ваши понесут суровое наказание.
     - Мы просим немедленно отпустить нас в Москву, донести великому государю о том, что произошло, - заявил Воронцов.
     - Я доложу о вас королю Швеции Иоганну, - сказал герцог Карл. - Все, что у вас уворовано, все сыщем, а чего не сыщем, за то заплатим втрое.
     И герцог Карл знаком позвал послов к руке. Послы отвернулись, к руке королевича не пошли.
     Наказав солдат за самовольство, герцог Карл ушел с посольского подворья. А люди, что были с герцогом, заперли посольскую свиту, корму давать не велели и поставили у ворот стражу.
     К полудню в городе сделалось шумно. Появились во множестве солдаты. Горожане вышли на улицы, но, боясь грабежей, толкались близ своих домов. Они вооружились кто чем мог. Некоторые опоясались мечами, у других в руках были пики и топоры.
     Солдаты и горожане громко разговаривали, кричали и пели песни.
     Ровно в полдень открылся городской торг.
     Михаил Иванович Воронцов, отлично говоривший на шведском языке, упросил начальника стражи разрешить толмачу <Переводчик.> дьяку Ивану Васильеву с двумя посольскими слугами отлучиться на малое время, купить хлеба и всякого кормового припаса.
     - Даром время не теряй, - сказал Ивану Васильеву посол, - разузнай на торгу, что в Стекольне делается.
     Дьяк Васильев вернулся вечером, как стали закрывать лавки. Посол Воронцов вместе с можайским дворецким Наумовым учинили ему допрос.
     - Король Ирик посажен в тюрьму с женой и детями.
     - Отрекся он от престола?
     - Отрекся и за себя и за детей своих. Свейским <Шведский.> королем возглашен герцог финляндский Юхан.
     - Как город взяли, много ли убитых?
     - Горожане отворили ворота самовольно. Король Ирик в замок утек, там его схватили... А Георга Пирсона, его любимца, казнили на площади. Страшной смертью. Сам видел...
     - Сказывай, - заинтересовался Наумов.
     - Живого на куски рубили, да не сразу, а с проволокой. Перед казнью глашатай список читал, будто он двести семьдесят три человека невинно загубил, много вельмож знатных... Катерину Ягеллонку хотел нашему великому государю выдать. Сначала отрезали ему оба уха и повесили за ребро. В муках Пирсон громко сказал: "Я всегда думал, что скорее небо обрушится на землю, нежели король Ирик меня оставит... Надейтесь на бога, только на бога, но никогда не надейтесь на больших господ". Через полчаса его с крюка сняли и привязали к четырем столбам. Тут ему раздробили руки и ноги и опять оставили на полчаса. А потом били ножом в грудь... Царский любимец просил смерти, стонал и вопил на всю площадь.
     - Знаем мы этих невинных, - презрительно сказал Наумов. - Мало их Пирсон отделал. Вдвое бы, втрое бы больше надоть! Глядишь, и Ирик на престоле усидел... Бывало, мы с Григорием Лукьянычем Скуратовым за один день больше намахаем.