Всадники ехали близко от кустов бузины. Анфиса хорошо рассмотрела высокого человека в золоченом шлеме. У него был большой орлиный нос и реденькая бородка. По тому, как богато был убран его конь, Анфиса решила, что это сам царь.
     Она не ошиблась.
     У кустов бузины, где прятались сестры, царь Иван остановил коня. Приподнявшись на стременах, он долго что-то рассматривал из-под ладони.
     - За мной! - крикнул вдруг он и вытянул плетью коня. - Гой-да, гой-да!
     Мимо помертвевших от страха сестер проскакал отряд ближних к царю опричников, потом прокатила телега с полураздетыми, плачущими девками и молодыми бабами. За телегой проскакал еще один отряд. У каждого всадника при седле болталась собачья голова и метла.
     Поднятая лошадиными копытами пыль медленно оседала.
     - Мне страшно, бежим в лес, - прошептала Анфиса.
     Арина еще не успела ответить, как на дороге показались два мальчугана.
     - Федора Шарикова сыновья, - узнала Анфиса.
     Когда мальчики подошли ближе, она тихо окликнула:
     - Никитушка!
     Мальчики остановились.
     - Подойди, Никитушка, ко мне! Это я, Анфиса! Не признал?
     Посмотрев по сторонам, мальчуганы юркнули под кусты.
     - Ты жива, тетка Анфиса? - зашептал Никита. - А наши сказывали, убил тебя кромешник. Ан ты вона где!
     - Не знаю, как жива осталась. Смотри, шишка, - Анфиса показала огромную опухоль на затылке, - окровавилась вся... А детушки мои где? И матушка с батюшкой?
     Мальчуган склонил свою белобрысую голову.
     - Сгорели бабка с дедом, - помолчав, ответил он, - кромешники дом подожгли и двери гвоздями забили. Вместе с домом и сгорели. А другие хрестьяне, кто вживе остался, все в лесу спрятались.
     - А где Николка, Ванюша? - прошептала Анфиса.
     - Когда дом загорелся, дед Федор детишек из окошка людям подал... Кромешник увидел да опять бросил их в дом.
     Анфиса вскрикнула и, потеряв сознание, свалилась на землю.
     Полумертвую, ее взял на телегу проезжавший мимо односельчанин и довез к опушке леса. Арина позвала на помощь спрятавшихся в лесу мужиков. На сплетенных из ивовых прутьев носилках они переправили Анфису в непролазную чащу, к трем вековым соснам, куда собрались оставшиеся в живых крестьяне деревни Федоровки.
     В чувство ее привел Фома Ручьев, дружок Степана. Он вылил на нее ковшик студеной воды из ручья, приподнял ей голову.
     Анфиса очнулась, мутными глазами посмотрела вокруг.
     - Степан тебя искать в деревню пошел, - сказал Фома, - а ты здесь. Вот ведь как. Часу не прошло, как пошел...
     - Николенька, Ванюша! - вспомнила Анфиса и зашлась в безумном плаче.
     Лагерь бежавших от царской расправы был невелик. Кроме просторной хижины, построенной у трех сосен, покрытой от дождя шкурами недавно освежеванных коров, в кустарнике виднелись еще три шалаша поменьше, где хранились кое-какие запасы продовольствия.
     Над кострами в подвешенных на треногах котелках кипело варево, распространяя вокруг приятный запах. Старуха Пелагея, босая и горбатая, помешивала в котелках большой деревянной ложкой.
     Из шалаша вышел приказчик Прохор Серебров. Его детей и жену убили опричники. За ночь он стал неузнаваем. Голова совсем побелела, глаза ввалились.
     Мужики обступили его со всех сторон.
     - Хрестьяне, - сказал он, - решайте, как будем жить!
     - Как ты мыслишь, поведай, - попросили мужики.
     Серебров оглядел подступивших крестьян лихорадочно горевшими глазами.
     - Плохо дело, ребята. Боярин наш в великой опале, а может быть, и жизни лишен. Отчину его царь на себя отберет, а потом отдаст новому хозяину. Каков он будет, никто не знает. Хорошо, ежели человек, а ежели кромешника бог пошлет? Опять грабеж и насилие. Да ежели и человек попадется, малым числом людей, - приказчик повел рукой по собравшимся, - разве подымешь хозяйство... Хлеб подчистую сгорел. Семена пропали. Скота малая толика осталась. Лошадям кровопийцы ноги перебили. С курами да с утками хозяйства не поднимешь. Голодный год впереди, многие ли выживут? А там, глядишь, с поборами царские люди приедут, последний кус изо рта вынут... И деревни нет, жить негде.
     Приказчик Серебров опустил голову, замолк.
     - Чего же делать, Прохор Архипыч?
     - Скажи, как нам быть?
     - Нанесло на нас несчастье.
     Бабы, стоявшие позади и не пропускавшие ни одного слова, заплакали, запричитали.
     - Слушайте, хрестьяне, - поднял голову Серебров, - мой совет в новые места податься. Туда, где кромешников нет и царская рука не достанет. Сами себе хозяевами станете.
     - А как кабала? - раздался чей-то голос.
     - Сожгли кабалу. Другой хозяин у нас будет, другие бумаги напишут. А сегодня мы люди вольные.
     - Куда же нам идти, Прохор Архипович?
     Серебров на минуту задумался.
     - Что же, хрестьяне, на Волгу можно. Много там вольных мест. Можно на Дикое поле - на украинские города <Украинские или украинные пограничные города на окраине Московского государства.>. И на Урал тоже можно. И в Сибири люди живут. Благодаря господу богу русскому человеку есть где уберечься.
     - А ты сам, Прохор Архипыч, куда надумал?
     - К Дикому полю, на юг, земли там плодородные, и поборов казна не берет.
     Долго говорили мужики и порешили всем миром уходить на юг, к новому городу Орлу. Земля там черная. Налогов не берут. Даже лошадок и другое кое-что дают на обзаведение. Плохо, что от татар много лиха бывает. Крымский хан, почитай, каждый год лезет на Русскую землю. Однако не в диковинку русскому человеку от крымчаков отбиваться...


     Пока в лесу люди решали свою судьбу, Степан Гурьев искал жену в разграбленном селенье. Он расспрашивал всех. Некоторые ничего не знали, а другие видели, как за Анфисой гнался конный и как он ее заколол копьем.
     Повстречавшийся Степану Гурьеву брат Семен рассказал, как опричники бросили в горящий дом его сыновей. Поплакав, Степан стал искать тело своей жены Анфисы, чтобы похоронить по христианскому обычаю. Он искал долго, но жениного тела не нашел. Под вечер его заметили каратели и до полусмерти избили палками.
     Отлежавшись в кустах, Степан вместе с братом Семеном и с тремя мужиками односельчанами утром ушли на север, к корабельной пристани Холмогоры.

Глава тринадцатая

И ОН УВИДЕЛ НЕСМЕТНЫЕ БОГАТСТВА, О КОТОРЫХ ДАЖЕ МЕЧТАТЬ НЕЛЬЗЯ

     Карстен Роде очень быстро и удобно ехал из Нарвы до Москвы на ямских <Ямской двор, где держали лошадей для правительственных перевозок и почты.> лошадях. Своих товарищей Клауса Тоде и Ганса Дитрихсена он оставил в Нарве. Из Москвы приказчик Аники Строганова отправил его в город Вологду, тоже на лошадях. В Вологде строгановские приказчики посадили датчанина на небольшой дощаник, груженный разным товаром для Сольвычегодска. Вместе с датчанином они посадили толмача, маленького разговорчивого старичка. И поплыл дощаник по реке Вологде среди лесов и непролазных болот.
     Плыли по течению, а где и под парусами. Если стихал ветер, помогали веслами. На дощанике жили четыре десятка человек. Они по очереди стояли на руле, отпихивались в мелких и узких местах шестами. Два раза в сутки варили себе похлебку из солонины и гороха.
     Когда наступала темнота, дощаник становился на якорь, а люди отдыхали и пели грустные, протяжные песни.
     На второй день пути дощаник крепко сел на мель. Пришлось беднягам судовщикам поработать до седьмого пота. Они выгрузили половину груза на берег при помощи четырех лодок и затем, когда дощаник оказался на плаву, снова погрузили на него все товары.
     Карстен Роде с удивлением смотрел на бесконечные дремучие леса, на диких зверей: медведей, лосей, волков, встречавшихся по берегам реки.
     По вечерам он закутывался с ног до головы в сетку, спасаясь от мучительных укусов комарья, черной тучей висевшего над дощаником.
     На четвертые сутки дощаник вышел на широкую реку Северную Двину. Прижавшись к правому берегу ниже впадения в нее реки Вычегды, судовщики взялись за лямки. Они развернули свое судно и потащили его против течения в столицу купцов Строгановых - Сольвычегодск.
     Город стоял среди еловых лесов. Несколько каменных и деревянных церквей сразу бросились в глаза, половина из них построена на деньги Аникея Строганова. В городе много высоких новых домов. На Афанасьевской стороне и за Введенским монастырем держались болота.
     Выйдя из дощаника на берег, Карстен Роде сразу попал на ярмарку, раскинувшуюся по берегу и вокруг большой каменной церкви. Товаров на ярмарке было много, а людей возле товаров толпилось еще больше.
     В сколоченных на скорую руку палатках торговали всевозможными вещами купцы помельче. Тут и кожи, рукавицы кожавые, и железо, и медь. В других рядах торговали овощами, яйцами, сухими грибами, орехами и еще коровьим маслом, холстинами, сермягой, валенками и льном.
     Были купцы, торговавшие и красным товаром.
     Торговец бусами, кольцами и разными женскими украшениями на глазах Карстена Роде положил за щеки две горсти мелких монет, не переставая оживленно разговаривать с покупательницами.
     Особенно понравились датчанину меха. Здесь были соболи, каких не увидишь и в Москве, редкой красоты и высокой цены. Были беличьи меха и бобровые шкурки.
     - Это что! - сказал толмач, шагавший рядом с иноземцем. - Здесь мягкой рухляди самая малость. Посмотрел бы ты нашу зимнюю соболиную ярмарку! Вот где бы удивился!..
     Оптовые купцы торговали мукой, горохом и зерном с дощаников и лодей, стоявших у берега. Много было плотов из бревен, сплавленных с верховьев реки, их продавали на дрова. И готовые, рубленые, дрова продавали с лодей и дощаников саженями.
     На четыре больших лодьи грузили соль в рогожьих кулях.
     Датчанина Роде удивило обилие выставленных на продажу еловых дров.
     - Почему столько? - спросил он провожатого. - Или зимой здесь очень холодно?
     - На варку соли идут дрова, господин. На десять пудов соли сажень дров требуется извести. А соли, сколь ее по всей Русской земле отсюда идет! Недаром город Сольвычегодск прозывается. Вон смотри, - толмач показал на десятки высоких труб, одна подле другой, вокруг озера и по берегу реки Солонихи, - сколь труб солеварных...
     - А это кто? - снова спросил Карстен Роде, увидев на берегу реки, около лодок, нарядных девушек; они были в новых сарафанах и цветастых платках, на ногах белые холщовые онучи и новые лапти.
     - Невесты, - ответил провожатый. - Ежели вам, господин, жена потребуется, приходите на нашу ярмарку и смотрите, какая вам больше по душе. А как найдете, желание от невесты спросите и что за ней от родителев дают. Стыдливые невесты сами сказывать не похотят, тогда вместо них родные сказывают. И будет согласие между вами, тогда прямо под венец. - Толмач показал на красивую каменную церковь посреди площади.
     Датчанин засмеялся:
     - Что ж, надо подумать, может быть, придется и невесту искать... А если девица всю ярмарку отсидит и жениха не найдется?
     - Ежели никто не возьмет или сама по себе не изберет, тогда отъезжает обратно восвояси... Другие на жатвенную работу нанимаются. Однако жену, ежели работница в дом нужна, взять выгоднее.
     Невесты, заметив долговязого Карстена Роде в коротких бархатных панталонах, гастонских черных чулках и башмаках, пересмеивались, закрывая лица ладонями.
     Карстен Роде приценился к хлебу. Здесь цены стояли низкие - за четверть ржи просили всего шесть денег <Три копейки.>.
     - Вот и хоромы купцов Строгановых, - сказал старичок. - Не в пример и не в образец они прочим купцам.
     Дворец Аникея Строганова, расположенный близ реки Солонихи на Никольской стороне, был весь деревянный. Он состоял из трех соединенных между собой сенями и переходами домов, срубленных из толстых бревен столетней лиственницы. Впереди, вплотную к дворцу, высилась деревянная башня с дозорной вышкой и колоколом. Украшенные деревянной резьбой хоромы выглядели нарядно и уютно. Со всех сторон их окружали крепостные стены с башнями и воротами. Стены сделаны из двойного ряда толстых бревен, засыпанных внутри землей.
     Наметанный глаз кормщика заметил десятка два пушек, стоявших на стенах, и возле них вооруженных людей.
     Дворецкий долго вел Карстена Роде по дворцовым большим и малым переходам, горницам и лестницам. Все выглядело добротно и крепко. Датчанин удивился, что во всех горницах одна из стен до самого потолка занята иконостасом в несколько ярусов. Везде горели огни в разноцветных лампадках и пахло воском и ладаном. Сверкали густо золоченные толстые свечи.
     Даже в переходах на стенах висели иконы, поражавшие яркостью красок и необычностью рисунка.
     Хозяин был богомолен, любил художество и знал в нем толк. Мебель стояла не густо, но зато вся она была тяжелая, резная, сделана из мореного дуба.
     Карстену Роде понравилась столовая с большим обеденным столом и длинными дубовыми лавками. За стол, не теснясь, могли сесть полсотни человек.
     Кабинет Аникея Строганова был просторным, с высоким деревянным потолком. А пол был устлан ковром, сшитым из шкур белого медведя. Иконы занимали не одну, а две стены целиком. Большинство святых сверкали золотыми и серебряными ризами, усыпанными крупным жемчугом. У каждой иконы горела лампадка либо свеча. Третью стену занимала полка, заполненная книгами, свитками, картами. На четвертой стене красовались модели кораблей.
     Аника Строганов поднялся навстречу гостю. Кормщику показалось. Что купец похудел и еще меньше стал ростом. Одежда на нем была черная и чем-то походила на монашескую рясу. На груди виднелся тяжелый железный крест.
     - Господин Карстен Роде, - сказал Строганов тихо, но отчетливо, - я рад видеть тебя. Поздорову ли доехал?
     - О-о, я доехал превосходно! Мне очень нравится ваш дом. Но я... - датчанин немного замялся, - не понимаю: почему вы так удалились от столицы Москвы, от своего царя? Простите меня за нескромность, господин Строганов... Наши богатые люди стараются жить в Копенгагене, поближе к королю.
     Аникей Федорович улыбнулся, взял со стола карту и подал гостю.
     - Вот смотри... Теперь тебе понятно, почему я живу здесь, на реке Вычегде?
     - Не совсем. Одно ясно, что отсюда вам удобно доставлять ваши товары. Северная Двина - превосходная дорога к Северному морю.
     - Правильно, господин Карстен Роде. А кроме того, в наших местах есть соль, железо, медь. Отсюда не так далеко до моей новой вотчины - Пермской, пожалованной мне великим государем три года назад. От Астрахани и от Москвы весьма удобно плыть в Пермскую вотчину. Я все товары сплавляю по рекам. А еще, заметь, отсюда, из Сольвычегодска, прямая дорога в Сибирское царство по рекам и сухим путем до самой Оби-реки. Я сам нашел удобный путь на Обь через реку Лозьву... Это было давно, - улыбнулся Строганов, - мне было тогда всего двадцать лет.