Царь Иван едва сдерживал безумные силы. Он шесть раз в день пил успокоительную настойку из лесных трав и кореньев. Спальник Годунов испортил желудок, слизывая лекарства со своей ладони, прежде чем государь изволил их отведать. Но болезнь не унималась. Однажды он на целую неделю потерял разум и не помнил, что говорил и делал. Особенно пагубно на него влияла человеческая кровь. Он любил смотреть на врагов под пытками, любил смотреть на казни, самые страшные. И тогда лекарства не действовали, и черная пелена застилала разум...
     Наступила осень. На улицах грязь. Каждый день моросил мелкий, нудный дождь. Стены каменных и деревянных домов в Слободе не успевали просыхать. Только зеленая листва на деревьях выглядела по-летнему свежо. Казалось, дожди, усиленно питая влагой корни, омолодили деревья.
     26 сентября 1569 года царю Ивану сделалось легче, и он приказал дьяку Васильеву принести список с письма, отправленного английской королеве.
     Но царю не удалось прочитать его, в комнату вошел Малюта Скуратов.
     - С чем пришел, Гриша? - ласково спросил царь.
     Малюта Скуратов повалился на колени.
     - Встань. - Царь протянул руку для поцелуя.
     - Великий государь, с недобрыми вестями пришел к тебе. Князь Володимир Андреевич Старицкий...
     Царь Иван поднял страшные глаза на своего любимца.
     - Я послал его в Нижний Новгород.
     - А в Костроме горожане встречали его как нового царя. С крестами встретили, с честью, с хлебом и солью. В колокола звонили по всем церквам.
     Иван Васильевич насторожился. В голове возникла мысль: "Ивашка Висковатый посоветовал".
     - А еще что знаешь? - сказал он свистящим от возбуждения голосом.
     - Повар Федька Ребро ездил в Нижний Новгород за рыбой, для твоей, великого государя, поварни. Вчера назад вернулся. Братец твой зазвал его, дал яд и пятьдесят рублей и велел отравить тебя, великий государь.
     - Где Федька? - Царь Иван вскочил на ноги.
     - У меня на цепи сидит, во всем сознался. Злую отраву, порошок зеленый, вместо ладанки на шее носил, мне отдал и деньги отдал.
     - Где отрава?
     Малюта вынул из кошеля, висевшего на серебряной цепочке, завернутое в тряпку снадобье.
     - Псу чуток дали в мясе, сразу подох... И деньги вот, пятьдесят рублей...
     - Отраву положи сюда, - царь показал на золотую чашу, стоявшую посередине стола, - а деньги возьми себе за верную службу.
     - Спасибо, великий государь.
     Иван Васильевич, постукивая пальцами по дубовой столешнице, несколько минут сидел молча. Лицо его постепенно бледнело.
     - Спасибо тебе, братец, отблагодарил ты меня, век не забуду, - вдруг сказал он, ни к кому не обращаясь. - Вот что, Гриша, посылай гонцов в Нижний Новгород с грамотой ко князю Володимиру. Я-де, великий государь, зову его с ласкою к себе в Александрову слободу с супругою и с детками... И костромчан, кои князя Володимира хлебом-солью встречали, к себе зови. А тем временем мы с Федькой-поваром побеседуем.
     Не подозревавший ничего плохого, Владимир Андреевич приехал по зову царя и остановился верстах в трех от Александровой слободы, в деревне Слотине.
     На следующий день ранним утром опричное войско окружило со всех сторон деревню.
     Опричники шли как на бой: с победными кликами, под завывание труб и литавр.
     Царь Иван слез с коня и вошел в дом, стоявший неподалеку от дома, где остановился его двоюродный брат.
     Малюта Скуратов вскоре появился у князя Владимира.
     - Княже, Володимир Андреевич, великий государь и царь всея Руси Иван Васильевич не считает тебя больше своим братом, а считает врагом, ибо знает, что ты покушался на его жизнь.
     Полное, добродушное лицо князя Владимира исказилось страхом, он взглянул на жену.
     - Не виновен я, Евдокеюшка... Ложь...
     - Нет, не ложь, - хладнокровно продолжал Малюта. - Ты дал царскому повару Федьке Ребру отраву и пятьдесят рублей денег.
     - Не давал я отравы, не знаю и повара царского.
     - Хорошо, посмотрим, что ты скажешь сейчас...
     Малюта Скуратов вышел и через минуту возвратился, ведя за собой окровавленного, трясущегося человека с маленьким крысьим личиком.
     Федька Ребро давно раскаялся в своем предательстве, не рад был пятидесяти рублям, которые посулил ему Скуратов. Его пытали по-настоящему, а когда с ним беседовал сам царь, он едва не отдал богу душу. Два раза его отливали холодной водой. Но отступать было некуда, везде была смерть.
     - Ты знаешь его? - Малюта ткнул пальцем в князя.
     - Знаю, как не знать, это князь Володимир Андреевич.
     - Давал тебе князь деньги?
     - Давал, не откажусь.
     - За что давал тебе князь деньги?
     - Наказывал отравить своего брата, государя и великого князя Ивана Васильевича. Пятьдесят рублей дал и яду дал.
     Князь Владимир Андреевич понял, что все подготовлено, чтобы погубить его. Увидел свою смерть.
     - Ты лжешь, несчастный раб! - крикнул он и заплакал.
     Евдокия Романовна, его жена, обняла князя, прижала к своей груди.
     Старшие дети, девочка и мальчик, испуганно жались к матери.
     - Собирайся, князь, вместе с супругой и детками, хочет поговорить с тобой наше пресветлое солнышко, великий государь Иван Васильевич, - сладким голоском пропел, появившись в дверях, Василий Грязной.
     Охая и причитая, собирался князь Владимир к своему брату. Его глаза были красны от слез.
     Княжеский род Старицких давно мешал русскому царю. Отец князя Владимира, Андрей Иванович, умер в тюрьме тридцать лет назад. А Владимиру, еще совсем маленькому, пришлось побывать в заточении три долгих года вместе с матерью Евфросиньей Андреевной. В декабре 1541 года одиннадцатилетний великий князь Иван простил своего двоюродного брата и его мать. В 1553 году Владимир и старая княгиня отказывались целовать крест на верность младенцу Дмитрию, сыну тяжело заболевшего великого князя Ивана, и Старицкие снова подверглись опале. Княгиню Евфросинью принудительно постригли в монахини и сослали на Белоозеро. Князь Владимир был помилован.
     По натуре своей Владимир Андреевич Старицкий был малоподвижен и бездеятелен. Не блистал умом, и многие считали его глуповатым. "Простоват ты, Володимир, - говорила ему мать, - а простота-то хуже воровства иным разом оборачивается".
     После заточения в монастырь княгини Евфросиньи, злой, мстительной женщины, Владимир совсем замкнулся в себе. Боясь рассердить своего царственного брата, он всячески уклонялся от тайных разговоров с боярами, противниками царя Ивана и опричнины. В 1567 году князь Владимир выдал участников заговора, прочивших его самого в цари.
     Открыто дружить с князем Владимиром никто из московских бояр не отваживался. Возле него держались лишь доверенные люди царя Ивана да лазутчики Малюты Скуратова, заменившие старых слуг князей Старицких.
     Царь Иван сидел в просторной избе на деревянном кресле, поставленном под иконами. Он был в дорожном платье. На поясе висела сабля, сверкающая драгоценными камнями, в руках царь держал плеть. Со всех сторон его окружали опричники. У самого кресла, держась за резную спинку волосатой рукой, стоял Малюта Скуратов. Когда привели Владимира Андреевича, в избе стало тихо. Всхлипывал, уткнувшись лицом в материнское платье, маленький сын князя.
     - Ну, - произнес царь Иван, - говори!
     Владимир, толстый и тяжелый мужчина, упал на колени перед двоюродным братом.
     - Не виновен, поверь мне, великий государь и любимый брат, не умышлял я против тебя худого...
     Рядом с князем на колени опустились княгиня Евдокия и дети.
     - Помилуй нас, - просила Евдокия Романовна. - Ежели неугодны тебе, сошли в монастырь, пострижемся.
     - Не виновен я, - опять сказал Владимир Андреевич, - но согласен постричься в монахи. Помилуй, великий государь и брат...
     - Помилуй нас, государь, - вторили голоса княжеских детей.
     Царь Иван задумался. Заметив колебания на его лице, Малюта Скуратов нагнулся к царскому уху и сказал:
     - Матушка-то его, Евфросинья Андреевна, давно в монастырь пострижена, а что ни день, от нее всякие выдумки на твое здоровье, великий государь, и многие козни исходят.
     В этот миг острый царский глаз заметил рыжего таракана, выползшего из щели противоположной стены. Недавно в избе обитали полчища тараканов, но перед царским приходом слуги долго шпарили кипятком по всем щелям.
     Таракан пошевелил усами и пополз вдоль бревна к небольшому черному сучку, видневшемуся неподалеку.
     Царь не спускал с него глаз. "Доползет до сучка, - решил он, - помилую князя Володимира, не доползет - казню".
     Малюта Скуратов первый заметил, что молчание царя Ивана затянулось, и перепугался. А что, если он раздумает казнить брата и на этот раз? Однако нарушить царское раздумье он не посмел.
     Василий Грязной видел, что царь пристально смотрит на стену, но не заметил таракана.
     А таракан все полз к сучку.
     Царь Иван решил было, что помилует, но близ смолистого сучка таракан резко свернул в сторону. "Не дополз, - с некоторым сожалением подумал царь, - делать нечего, видно, так бог велел".
     И таракан перестал занимать его, царь словно очнулся.
     - Не верю я тебе, злочестивец, - прихмурив брови, сказал он. - Федьку-повара я сам пытал, все его речи мне ведомы. Хотел ты меня погубить, подговаривал повара порошок в еду и питье мне сыпать, не удались твои козни. Сегодня от своего яда умрешь, из моей руки. Палачам не позволю великокняжескую кровь проливать. Подойди ко мне, Володимир...
     В это время Малюта Скуратов подал золотую чашу с вином в руки царя.
     Владимир Андреевич посмотрел на жену.
     - Попрощаемся, мой господин и муж, - сказала Евдокия Романовна. - Не унижайся, не проси его.
     Она поняла, что пощады не будет. С плачем прощались дети с отцом. С деревенской колокольни раздался медленный погребальный перезвон.
     - Выпей, князь, - прозвучал скрипучий голос царя. - По твоей милости колокола звонят. - Он смотрел на сизый, вспухший нос брата, любившего выпить.
     - Иди, - подтолкнула мужа Евдокия Романовна. - Мы не будем жить без тебя, скоро свидимся на суде у всевышнего.
     Князь Владимир перекрестился, шагнул вперед, взял золотую чашу из рук царя Ивана. Лицо князя будто земля тронула - серое. Он вспомнил день, когда поверил своему брату и выдал тех, кто просил его на царство и подписал челобитную... Все они чередой прошли перед его глазами. "Зачем я поверил злодею, погубил себя и многих? Ежели бы я встал против него, может быть, и остался жив". Эта последняя мысль была невыносима. Он почувствовал себя необычайно гадко.
     Не сказав ни слова, Владимир залпом выпил вино.
     Несколько мгновений он стоял прямо, уставившись взглядом в глаза царю Ивану. Когда голова закружилась, он прислонился к стене, скользнул по ней и тяжело свалился на пол.
     - Ты покушался на мою жизнь и власть, так умри же! - громко сказал царь.
     Не прошло и пяти минут, как Владимир скончался в корчах и мучениях.
     Когда он затих, царь Иван поднялся с кресла и подошел к Евдокии Романовне.
     - Евдокеюшка, - сказал он ласково, - ты молода еще, и брат твой в опричнине, на что тебе умирать? Проси у меня милости.
     Княгиня Старицкая стояла молча, не поднимая глаз.
     Царь костяной рукояткой плети сбросил шапку с головы княгини.
     Евдокия Романовна побледнела от оскорбления, губы ее задрожали.
     - Что не смотришь на меня, красавица, али жить надоело? - с издевкой продолжал царь. - О твоем здоровье пекусь!
     - Братоубийца, - с неженской силой сказала Старицкая. - Каин... Да, я прошу милости. Ты не посмеешь отказать. Дай мне вина, которым угостил моего мужа. Если не дашь - прокляну.
     - Гриша, - сказал царь Иван, - налей вина для княгини. Я милостив, Евдокеюшка, - подавая чашу, продолжал царь. - Хочешь быть с мужем в небесах, иди, нам на земле вольготнее станет.
     Царь захохотал. Его дружно поддержали опричники.
     Княгиня бережно в обе руки приняла чашу.
     - Цветочки мои, - обратилась она к детям, - отпейте по глотку и увидите своего папу, не бойтесь, здесь сладенькое.
     Дети послушно потянулись к чаше. Сначала отпил старший мальчик, потом девочки. Евдокия Романовна благословила детей, прижала их к себе и выпила все, что осталось.
     В молчании прошло несколько минут. Царский лекарь осмотрел неподвижные тела отравленных.
     - Скончались, великий государь.
     - Похоронить достойно, - приказал царь Иван.
     Сегодня он не чувствовал подъема. Люди, умиравшие от яда, не возбуждали, не подстегивали нервов. Он собрался уходить, но Малюта Скуратов задержал его.
     - Великий государь, при Евдокии состояли девки и бабы. Как с ними поступить прикажешь?
     Иван Васильевич задумался. Повернулся и сел в кресло. Усмехнулся чему-то.