- Если бы так, господин наместник... Но, к сожалению, все оборачивалось для города одними убытками. Должен вам сказать, что польского короля Сигизмунда заботило только одно - нарвская торговля русских. Он хочет сам захватить все Восточное море и сходит с ума от мысли, что русский царь поставил и свою ногу на морской берег. Но король забывает, что нарвская торговля выгодна всей Европе, она вливает в наши жилы свежую кровь. Датский король Фредерик и тот набивает свой карман золотыми: чем больше кораблей пропустит он через свои проливы в Нарву, тем он богаче. Увеличив пошлину на проходящие купеческие корабли, он воюет со Швецией. На эти же деньги он умудрился построить превосходную крепость Кронсберг. Польские корсары, окружив со всех сторон Нарву, мешают плаванию. Они посягнули на золото короля Фредерика, и он всю злобу обрушил на город Данциг, считая его виновником... В отместку датский король задерживает наши корабли в проливах, захватывает груз...
     Толстый капитан разгорячился, пыхтел и кряхтел, выказывая Кеттингу свои огорчения.
     - А мы, купцы, думаем так, - сказал он со вздохом. - Дорогу к Восточному морю русским не прикроешь, они будут воевать до тех пор, пока не встанут на берег обеими ногами. Чем скорее поймет это польский король, а кстати и шведы, тем будет лучше всем нам...
     - Пожалуй, с вами можно согласиться, господин капитан, - заметил Шведер Кеттинг. - Для русского царя, да и для Польши, выход к морю - совершеннейшая необходимость, насущная, так сказать, пища, а для датского короля да и для Швеции приобретение земель Ливонского ордена - ненужное лакомство, весьма вредное для их желудков... Значит, господин капитан, - свернул на другую дорогу разговор наместник, - ваш корабль "Веселая невеста" пришел в наши края для...
     - Мне необходимо пополнить запас воды, господин наместник. С вашего разрешения завтра я отправлю свою лодку с матросами за водой в город. Мне требуется всего десять больших бочек. Как только вода будет на борту, я немедленно снимаюсь с якоря и следую по назначению.
     - Сколько матросов вы намерены отправить за водой, господин капитан?
     - Десять матросов вместе с боцманом... Но разве это имеет значение?
     - Никакого, я просто хотел знать, сколько пьяных будет сегодня в городе... Что ж, я не буду препятствовать. Вам придется заплатить ничтожную пошлину. Желаю счастливого плавания, господин капитан.
     Толстяк распрощался с наместником в самом хорошем расположении духа. Кое-что купив в городских лавках, он нашел свою лодку, ожидавшую у деревянных мостков, и отправился на корабль.
     Карстен Роде после его ухода долго разговаривал с борнхольмским наместником. Именно в этот вечер они заключили между собой договор, по которому Карстен Роде обязался продавать всю захваченную на море добычу только Шведеру Кеттингу. А наместник обещал снабжать на своем острове корабли Карстена Роде всем необходимым... О договоре не должен знать ни один человек.
     Поклявшись на Евангелии свято соблюдать каждое слово договора, Шведер Кеттинг сказал:
     - Значит, завтра ты станешь капитаном "Веселой невесты", мой друг. Я советую прихватить с собой еще двух человек, втроем вам не управиться. Я пошлю их тебе?
     - Пожалуй, ты прав, Шведер, надо делать наверняка, посылай вечером людей, - сказал Карстен Роде.
     Возвратившись к своим товарищам, он сообщил:
     - Корабль грузоподъемностью восемьдесят тонн под названием "Веселая невеста" завтра будет в наших руках.
     - Ты хочешь купить корабль, Карстен? - спросил простодушно Степан Гурьев. - Хватит ли у нас денег?
     - Купить? - усмехнулся Карстен Роде. - Нет, я хочу захватить его у подданного короля Сигизмунда, недруга нашего великого государя. Завтра утром, друзья, мы отправимся в гости к шкиперу. Осмотрите оружие, наденьте под плащи кольчуги. Десять его матросов и боцман будут в это время на берегу наливать воду в бочки. Я думаю, надо сделать так... - Капитан подробно изложил друзьям свой план.
     Утром к борту "Веселой невесты" подошла небольшая лодка.
     - Мы, датские матросы, хотим предложить свои услуги шкиперу, - сказал Карстен Роде штурману с отекшим, заспанным лицом.
     - Вряд ли у вас что-нибудь выйдет, ребята, - ответил штурман, - матросов на корабле достаточно. Вот если бы кто-нибудь из вас был бы хорошим поваром... Наш негодяй замучил всех своей бездарной стряпней.
     - Я матрос, но хорошо умею готовить, - ответил Карстен Роде.
     - Ладно, поднимайтесь на борт, капитан у себя. - И штурман, широко зевнув, отправился в свою каюту.
     Привязав лодку к железному штырю, торчавшему на планшире парусника, Карстен Роде, Степан Гурьев и Ганс Дитрихсен направились на корму. Два борнхольмских матроса остались ждать у трапа. Взявшись за ручку капитанской каюты, Карстен Роде спокойно сказал:
     - Приготовьтесь!
     Степан и Дитрихсен, сжав кулаки, стояли у дверей. Сейчас решалась их судьба.
     В каюте царил полумрак. Карстен Роде с трудом разглядел ковры по стенам и на полу, неприбранную постель.
     - Добрый день, господин капитан, - обратился он к толстому человечку, сидевшему за столом спиной к двери.
     Толстяк обернулся, он усиленно жевал, рот его был набит жирной ветчиной. Ему так и не удалось проглотить свой завтрак. Карстен Роде в один миг расправился со шкипером. Потом он открыл дверь.
     - Парусник в наших руках, - сказал он. - Ну-ка, Ганс, позови штурмана. Скажи, требует капитан.
     Штурман с отекшим лицом не заставил себя ждать.
     - Вот что, приятель, - сказал ему Карстен Роде. - Твой капитан мертв, как дверной молоток. Посмотри. - Он кивнул на распростертое неподвижное тело. - Капитаном на этом корабле стал я, Карстен Роде. Хочешь мне служить? Если нет, тогда ничего не поделаешь, придется тебе кормить рыб.
     Штурман испуганно посмотрел на мертвеца, потом на датчанина.
     - Если не хочешь, я не настаиваю.
     - Я, Фриц Носке, согласен вам верно служить, господин капитан, - пробормотал штурман. - Не очень-то он был добр ко мне. - Он кивнул на мертвеца. - Жалеть не о чем!
     - Превосходно, но если ты думаешь, что я позволю тебе пьянствовать, ты ошибаешься. Ладно, посмотрим, а пока оставайся на своей должности... Но если солживишь... - Карстен Роде показал штурману свой огромный кулак. - Вызывай матросов на палубу.
     Штурман, не жалея ног, бросился выполнять приказание.
     Когда все собрались, Карстен Роде сказал:
     - Я адмирал русского царя Ивана Васильевича. Мы будем захватывать вражеские корабли, топить их или продавать вместе с грузом... - Карстен Роде показал всем желающим жалованную грамоту царя Ивана с красной печатью и золотым шнуром. - Я прочитаю, что пишет русский царь. - И он громко прочитал грамоту. - Все слышали? Я буду делить добычу между всеми. Из того, что мы захватим, каждый получит свою долю.
     - Согласны! - хором закричали матросы.
     - Мы не согласны, - сказали данцигские купцы.
     - Тогда вам одна дорога, - ответил датчанин. - Мы привяжем к вашим ногам камни и бросим в воду. И будете стоять на дне морском, пока рыбы не сожрут ваше мясо.
     - Пусть так, - ответили купцы источающим слезы голосом, - но разбойниками мы не станем.
     Карстен Роде с любопытством на них посмотрел.
     - Я люблю прямых людей, у которых одно сердце, - сказал он, помолчав. - Лучше чистосердечный враг, чем двуличный друг. Дарую вам жизнь, но вы должны отказаться от овечьей шерсти и поклясться молчать обо всем, что здесь видели.
     Купцы упали на колени перед адмиралом, растроганные его милостью.
     - Будем молчать, - сказали они, - и всегда помнить тебя с благодарностью. Мы добровольно отказываемся от овечьей шерсти и об этом дадим тебе письмо.
     - Кто хочет служить русскому царю, пусть встанет у правого борта, остальные остаются на месте, - продолжал Карстен Роде.
     Все матросы перешли к правому борту.
     - Снимайся с якоря, матросы, по местам! - послышалась громкая команда.
     Двухмачтовый корабль "Веселая невеста" поднял паруса и лег курсом на север вдоль обрывистого берега острова Борнхольма. Через три часа он вошел в укромную, закрытую бухточку. На пустынном берегу, покрытом скудной растительностью, стояли два-три дома под черепицей. А среди береговых утесов виднелись стены и башни крепости Хамерсхус.
     Поблизости обитало великое множество морских птиц. Они с пронзительным криком носились над бухтой, над кораблем, навевая на мореходов тоску. Издали глухо доносился шум морского прибоя.
     Высокие обрывистые берега, прибрежные камни и скалы придавали берегу суровый и негостеприимный вид.
     На передней мачте новый капитан велел поднять синий флаг. Вскоре на берегу появились люди. Они принялись что-то грузить на большую лодку, стоявшую у деревянных мостков. Когда лодка подошла к борту "Веселой невесты", мореходы увидели, что в ней лежит дюжина средних пушек и десятка два дубовых бочонков с порохом. Приплывшие на лодке девятнадцать человек оказались новыми матросами. Все это прислал борнхольмский наместник... Боцман с матросами, отправленные за водой, остались в Рёне.
     Когда моряки выгрузили пушки на палубу корабля, Карстен Роде сказал:
     - У нас много дела. Надо поставить рымы <Железные кольца.> для крепления пушек, раскрепить пушки по местам. Надо привезти с берега ядра и съестные припасы... Ты, Степан, следи за установкой пушек, а ты, Ганс, отправляйся на берег и торопи ребят.
     Работа закипела. С берега на лодках везли чугунные и каменные ядра, картечь, абордажные крючья, огнестрельное ручное оружие, панцири, кольчуги, ножи и топоры и всякое другое оружие. На лодки, возвращавшиеся к берегу, грузили мягкие кипы первосортной овечьей шерсти из трюмов "Веселой невесты". За оружие, порох и съестные припасы Карстен Роде расплачивался захваченным грузом.
     С последней лодкой приехали два пушечных мастера из города Рёне, а помилованные капитаном Роде купцы перебрались на берег.
     К вечеру "Веселая невеста" преобразилась. Вместо мирного купеческого парусника, бороздившего морские воды под флагом города Данцига, в бухте стоял вооруженный пушками корсарский корабль. На зеленых флагах красовался черный двуглавый орел с коронами, точно такой, как на знаменах царя Ивана.
     Капитан Карстен Роде в расшитом золотом синем камзоле принимал в своей каюте клятву верности от матросов. Повторив за капитаном страшные слова клятвы, матрос целовал золотой крест, нарисованный на обложке Евангелия, выпивал большую чашу испанского вина и получал из рук датчанина серебряную монету в один гульден. В кубрике под палубой матрос брал у боцмана ружье с небольшим запасом пороха и пуль, боевой топор, два ножа и саблю.
     Теперь под командованием капитана Карстена Роде было тридцать три человека: три штурмана, боцман, его помощник, два пушечных мастера, повар и младший повар, плотник и двадцать три матроса. Ганс Дитрихсен был назначен начальником абордажной команды, а Степан Гурьев - штурманом.
     Ночь прошла спокойно. Утро было тихое. Дул ровный ветерок от северо-запада. Когда краюшка окровавленного светила вышла из-за горизонта, корсарский корабль "Веселая невеста", подняв все паруса, медленно двинулся в открытое море. Отдалившись от берега, он лег курсом на юго-восток, прямо на полуостров Хель.
     У капитана Карстена Роде в каюте сидели штурман Степан Гурьев и начальник абордажной команды Ганс Дитрихсен. Втроем они решили идти к городу Данцигу и ждать удачи вблизи его берегов.
     - Будем охотиться на корабли польского короля Сигизмунда и на тех, кто торгует с городом Данцигом. Ответим ударом на удар, - закончил совет Карстен Роде. - Я намертво закупорю данцигскую дыру. А сейчас, друзья, надо готовить корабль и людей к бою!
     "Веселая невеста" оказалась хорошим быстроходным судном, построенным из отборной древесины. Покачиваясь на разгулявшейся волне, парусник каждый час оставлял за кормой около восьми миль.

Глава двадцать третья

ВСЯКОЕ НАСИЛИЕ ВЛЕЧЕТ ЗА СОБОЙ НАСИЛИЕ ЕЩЕ БОЛЕЕ ТЯЖЕЛОЕ

     Дни стояли солнечные, теплые. Глубокие снега, за зиму завалившие Москву, растаяли, и на улицах держалась непролазная грязь. Утопая по ступицу, медленно двигались телеги, а пешеходы, подобрав полы кафтанов, старались не набрать в голенища сапог. Огромные лужи блестели на торговой площади. Купцы проложили мостки к своим лавкам. К богатым покупательницам, застрявшим среди грязи, подходили дюжие приказчики и переносили их на руках...
     Посольство Речи Посполитой, возглавляемое Яном Кротовским, целый месяц томилось в Москве в ожидании великого государя. Переговоры с посольскими дьяками и боярами пришли в тупик, обе стороны не хотели уступать.
     В день перенесения мощей святителя и чудотворца Николая зацвели вишни в московских садах, березка оделась яркой зеленью. На улицах в местах, где было посуше и росла трава, распустились желтые цветы одуванчика. После обеда посол Ян Кротовский и его товарищ Николай Тавлош решили посмотреть на новый опричный дворец царя Ивана. Недалеко от Троицких ворот Кремля их остановили стрельцы, расчищавшие дорогу от толпившихся людей.
     - Царь! Царь едет! - раздавались возгласы.
     Разбрызгивая жидкую грязь, промчались в Кремль гонцы. За ними прошел на рысях отряд опричников в черных одеждах. Люди с опаской поглядывали на собачьи головы, подвешенные к их седлам. Стайка перепуганных босоногих мальчишек, мчавшаяся во весь дух по улице, мгновенно скрылась за оградой деревянной церквушки с синими куполами. Гнавшийся за ними всадник осадил рослого жеребца и с недоумением стал оглядываться.
     В толпе засмеялись.
     Опричник выругался, вздыбил коня, полоснул плетью по чьей-то спине и поскакал обратно.
     На улице показался царь Иван, по-татарски, на коротких стременах, сидевший в седле. На нем черная монашеская одежда наброшена поверх золоченой кольчуги. На шее вороного жеребца болталась собачья голова. Царь размахивал саблей и что-то кричал. Рядом с ним на рыжей однорогой корове, растопырив ноги, ехал шут, обряженный в мантию из цветных лоскутов, с нашитыми серебряными колокольчиками. За царем двигались приближенные опричники в черных шапках и одеждах. Проехав Троицкий мост, процессия скрылась за кремлевскими воротами.
     Возвратившись на свое подворье, послы долго обсуждали приезд в Москву царя Ивана. Им казалось, что вид у него был какой-то странный.
     - Когда царь взглянул на меня, я подумал, он пьян или сошел с ума, - сказал Ян Кротовский. - Я уверен, что он смотрел, но ничего не видел.
     - Царь опьянел от крови, - ответил Николай Тавлош. За долгое сидение в Москве посол узнал кое-что про новгородские дела.
     Вечером в посольском приказе состоялась новая встреча с думными боярами. Много спорили и опять без всякого успеха. Тогда королевские послы просили позволения переговорить с государем.
     Царь Иван назначил прием. То, что послы увидели во дворце, еще больше удивило их. С посохом в руках царь стоял у решетчатого окна, и не в приемной палате, а возле сеней. У его ног примостился шут, что ехал на однорогой корове.
     Увидев послов, царь громко закричал:
     - Поляки, поляки! Если не заключите со мной мир, прикажу вас изрубить в куски. - Глаза у царя выкачены, лицо бледное. Редкие волосы прилипли ко лбу.
     Послы в растерянности переглянулись.
     Закатываясь смехом, царь Иван схватил соболью шапку с головы Яна Кротовского и надел ее на шута.
     - Кланяйся, кланяйся мне по-польски! - закричал царь пронзительным голосом. Он кричал что-то еще, совсем несуразное и непонятное...
     Через час царь Иван пришел в себя и повелел звать послов в приемную палату. Он сидел в черном кресле из мореного дуба. Спинка была резная, на ней изображен двуглавый орел с распростертыми крыльями. Царь был одет в парчовые ризы, украшенные узорами и драгоценными камнями. Теперь на престоле сидел совсем другой человек. Его величавый и строгий вид невольно внушал уважение. Послы почувствовали робость. В золотых парчовых одеждах толпились у трона царедворцы.
     После обычного обмена любезностями начали серьезные разговоры.
     - Ты утверждаешь, Иван, что нынче мне особо выгодно заключить с королем Жигимондом мир? - спросил царь.
     Взгляд его черных маленьких глаз вперился в посла.
     - Государские советы короны Польской и великого княжества Литовского, - витиевато ответил Кротовский, - советовались о том, что у государя нашего детей нет, и если господь бог государя нашего с этого мира отзовет, то обе рады не думают государя взять от басурманских или от иных земель, а желают избрать от славянского рода и склоняются к тебе, великому государю, и к твоему потомству.
     Посол был уверен, что царь обрадуется польской короне и сделается податливее на мирный договор. Однако он ошибся. Не изъявив ни согласия, ни удивления, царь Иван ответил:
     - Милосердием божьим и молитвами наших прародителей Россия велика. На что мне Литва и Польша? А ежели вы хотите нас видеть своим владыкой, то не должно раздражать нас войнами...
     Царь Иван вошел в охоту и говорил полных два часа, не передыхая и ни разу не запнувшись. Он подробно и точно изложил историю отношений Москвы к Литве за время своего царствования.
     Три писаря, ломая перья, торопливо записывали его речь.
     Послы дивились царской памяти и острому уму.
     - Выходит, не я причинен войнам, а король Жигимонд, - закончил царь. Однако по совету думных бояр он согласился заключить перемирие на три года.
     Если царя Ивана на самом деле не столь сильно интересовала польская корона, то как-нибудь изловчиться и разъединить Польшу и Литву ему очень хотелось.
     Надвигалось тяжелое время. Со всех сторон русскому государству грозили враги. Правительство царя Ивана всеми силами старалось уменьшить опасность.