Пороховой дым и жажда наживы застилали глаза королевским корсарам. Они не заметили приближения кораблей наказного царского капитана. Русский корсар подоспел как раз вовремя. Корабли польского короля изрядно потрепали англичан: на двух кораблях оказались разбитыми мачты и они вместе с парусами и спутавшимися снастями рухнули на палубу; а еще на двух паруса были разорваны картечью, и ветер раздувал обрывки парусины. Английские купцы, привыкшие силой навязывать на всех морях свою торговлю, яростно защищались.
     Приближалась развязка. После пушечного обстрела передовой и самый крупный корабль королевских корсаров "Корона" пошел на сближение с английским. Готовые к абордажу матросы висели на реях и на вантах, норовя спрыгнуть на палубу противника, и стреляли из ружей... Англичане готовились вступить врукопашную, однако надежды на спасение у них было мало.
     Неожиданно на корме главного корабля королевских корсаров увидели чужой бушприт с блестевшей под ним золотой овцой. Корабль Карстена Роде с ходу врезался в борт "Короны", затрещал крепкий корпус, вздрогнули мачты. Несколько человек, не удержавшись на вантах, с воплями упали в воду...
     - Вода в трюме! - раздался истошный голос.
     - К насосам, к насосам! - кричали на королевском корабле.
     Четыре десятка вооруженных людей наказного капитана спрыгнули на палубу "Короны".
     - Московиты! - кричали королевские корсары. - Черный орел на флагах!
     - Московиты!..
     Огромный корабль "Корона" медленно подносило к борту английского купца. Англичане, ободренные помощью, потрясая оружием, дружно бросились на палубу корсара, а другие метали во врагов с мачт своего корабля короткие копья.
     Через полчаса "Корона" оказалась в руках царского капитана Карстена Роде. Потоки крови растекались по палубе. Многие матросы были убиты или сброшены в море. Молили о пощаде раненые. Умер от страха толстый католический священник.
     Трехмачтовый корабль "Царица Анастасия", где капитаном был Денежкин, а штурманом Федор Рыжиков, подошел к высокобортному корсару "Доминиканец". Денежкин поставил свой корабль за кормой неприятельского и, держась возле него в разных положениях, вел пушечную стрельбу.
     Отец Феодор, подоткнув за ремень полы черной рясы, возился возле носовой пушки. Он заменил раненого пушкаря и отлично вел стрельбу.
     Корма на "Доминиканце" скоро оказалась разрушенной тяжелыми ядрами "Царицы Анастасии". Потеряв управление, королевский корабль стал бортом против ветра. Паруса заполоскали. Ветер, не надувая парусов, рвал их и бил о мачты. От ядер, обмазанных горючей смесью, на "Доминиканце" возник пожар. Пушки, заряженные ядрами и брошенные матросами, разогревшись, стреляли сами собой куда ни попало... Пожар, раздуваемый ветром, разгорался все больше и больше. Люди, обезумев от страха, бросались в воду.
     И остальные корабли Карстена Роде ударили по королевским корсарам. Бой длился еще два часа. Гремели пушки, раздавались яростные крики озверевших людей, бросавшихся друг на друга. Вопили раненые.
     Несколько ядер попало в "Веселую невесту". Одно из них расщепило кормовой поручень, обломки полетели в разные стороны. Куском дерева зацепило Степана Гурьева, стрелявшего из пушки вместо убитого пушечного мастера. Левая рука его покрылась кровью. Перевязав рану, капитан продолжал командовать боем. Другим ядром проломило борт, появилась течь...
     Со всех сторон слышались громкие команды капитанов, их отборная ругань.
     Бой кончился. Семь кораблей королевских корсаров сдались в плен. Поднявшийся ветер осложнил дело. Раскачиваясь на вдруг возникшей зыби, корабли бились друг о друга бортами. С северо-запада наполз туман со слякотью.
     Капитаны Карстена Роде оказались отличными мореходами. Они быстро привели в порядок свои корабли. Исправили повреждения и на плененных судах.
     Всех оставшихся в живых королевских корсаров согнали на один из взятых в плен кораблей, закрыли в трюм и поставили охрану.
     Тех, кто попал в воду и не утонул, люди Карстена Роде и английские купцы выловили и оказали им помощь.
     После удачного боя корабли наказного капитана снова вошли в бухту на острове Борнхольм, и мореходы под охраной пушек крепости Хамерсхус отдыхали и готовились к предстоящему сражению.
     Карстен Роде собирался снова выйти в море в первый вторник сентября.

Глава двадцать пятая

"ДОРОГА МОРСКАЯ - БОЖЬЯ, НИКТО ЕЕ ЗАСТУПИТЬ НЕ МОЖЕТ"

     Быстро прошли недели спокойной стоянки в тихой бухте острова Борнхольм. Корабли в порядке. Команды отдохнули, настало время выполнить обещание, данное городу Любеку, прорвать заслон вражеских кораблей у Нарвы.
     Над морем начинался рассвет. Звезды побледнели, на востоке возникла ярко-желтая полоса. Штурман, спустившись в каюту Степана Гурьева, тронул его за плечо..
     - Я видел неприятельские корабли, господин капитан, - сказал он, - много, больше десятка.
     Степан Гурьев окончательно проснулся, посмотрел на бледное небо за окном.
     - Мы подходим к ним с наветра, - добавил штурман.
     - Видны ли наши корабли?
     - Позади, в полмиле, идет "Золотая овца", господин капитан.
     - Хорошо, ступай на свое место, Шульц.
     Натянув сапоги, накинув на плечи плащ, Степан поднялся на корму. Корабли противника держались в дрейфе против ветра длинной чередой, один за другим. Кормовые фонари не горели. Степан Гурьев прикинул расстояние: оставалось не больше двух верст. Море было спокойным, северо-западный ветер только рябил воду.
     - Спустить лодку и держать за кормой на канате! - приказал Степан.
     На этот раз "Веселой невесте" предназначалась почетная, но печальная участь. Подобравшись вплотную к адмиральскому кораблю, надо взорвать три десятка бочек пороха у себя в трюме. Таким способом Карстен Роде хотел обезглавить королевских корсаров, нагнать страху, а потом всеми силами напасть на них.
     Прислонившись к мачте, Степан Гурьев задумался. Может быть, он живет сегодня последний день? Ради чего он умрет в далеком Варяжском море? Если бы его спросили об этом полгода назад, когда он не знал всей напряженности борьбы, ведущейся против Русской земли, он не смог бы ответить на этот вопрос. Но сейчас Степан Гурьев чувствовал, что умрет недаром. Ему вспомнилась Москва. Перед глазами встали кремлевские стены, цветные купола нового храма. "Мою родину хотят оторвать от моря, обескровить, - подумал он. - "Руссия пересыщена своими товарами, - пришли в голову слова Аникея Строганова, - если не дать им выход в другие страны, она задохнется, товары ее задушат". Да, с такими соседями жить - нельзя не огрызаться. Все они хотят поживиться за наш счет". Эти корабли, что черными тенями выстроились впереди, закрывают свободный путь к Нарве, путь к богатству и славе Русской земли. Корабли казались ему живыми чудовищами, о которых в детстве он много слышал сказок от матери. Он чувствовал себя богатырем, которому под силу отрубить головы крылатым драконам.
     Снова Степан Гурьев с тоской вспомнил жену Анфису и вдруг мысленным взором увидел ее. Анфиса стояла рядом и улыбалась. "Я жива, милый, и жду тебя, - прошептала она, - помни, я жива". Степан протянул руки.
     - Ты здесь, женка? Подожди...
     Анфиса исчезла. Степан тяжело вздохнул.
     На большом вражеском корабле, державшемся посередине, стал виден обвисший на мачте белый адмиральский флаг.
     - Правь к большому трехмачтовому паруснику с высокой кормой, оставим его левее... Ого! Рядом с ним, совсем близко, еще один корабль.
     Капитан оглянулся. Лодка давно спущена и тащится вслед. На корме около него собралась вся команда. Оставалось самое трудное и опасное.
     "Веселая невеста", управляемая умелыми руками, легко прислонилась к королевскому корсару. Матросы прицепили к его борту веревки с крючками на конце, надежно закрепили их у железных стоек на своей палубе и бросились к лодке.
     Сотрясение при подходе "Веселой невесты", хотя и легкое, не осталось незамеченным. На адмиральском корабле показались люди, послышалась команда, тревожно зазвонил колокол, с мачты раздался рев сигнального рога...
     В лодку сошла вся команда "Веселой невесты", кроме двоих.
     Степан Гурьев, оставив боцмана Твердякова у веревочной лестницы, побежал в пороховой трюм, прихватив медную жаровню с раскаленными углями. В трюме все было готово к действию, тяжелая дверь, окованная железом, всегда строго охранявшаяся, открыта, от нее к бочкам тянулись две дорожки зернистого пороха. У трех бочек выбиты крышки. Капитан Гурьев проверил, не рассыпались ли пороховые дорожки от сотрясения, и положил на них красные угли. Порох задымился, синие огоньки пламени быстро поползли к бочкам. Капитан, не теряя времени, выбежал на палубу. Вместе с боцманом они спустились в лодку, перерезали ножами канат, гребцы рванули весла, и лодка помчалась прочь от обреченного корабля.
     Прогремел взрыв. Из трюма "Веселой невесты" вырвался огненный столб, корабль подпрыгнул и развалился на две части. Его мачты с горящими парусами с шумом свалились на вражеский корабль, загромоздив его палубу, а сотни обломков взлетели в воздух. Степан Гурьев широко перекрестился, прощаясь с "Веселой невестой".
     На адмиральском корабле начался пожар.
     Королевские корсары открыли беспорядочную стрельбу по приближавшимся кораблям Карстена Роде. Много ядер упало в воду, не долетев до цели. Пушки стреляли всего на двести шагов.
     Степана Гурьева и его людей подобрали на головной корабль. В то время как они поднимались на палубу, на передней мачте "Золотой овцы" появился красный флаг, обозначавший начало сражения. Загремели орудия. Корабли Карстена Роде, стреляя из пушек левого борта, нанесли немалый урон королевским корсарам. Многие паруса были порваны, мачты сломаны, продырявлены борта. Сбитые картечью люди, как птицы, падали с мачт. На кораблях возникли пожары. Черными клубами дыма заволокло королевских корсаров. Среди дыма и огня они с трудом различали друг друга.
     На этот раз царский капитан хотел уничтожить корабли врага, а не брать их в плен: он опасался неожиданного появления шведов, отличных моряков, обладавших могучим флотом.
     Не переставая гремели пушки. Королевские корсары упорно сопротивлялись, несмотря на потерю адмиральского корабля. Загорелся и вскоре пошел ко дну "Доминиканец", сражавшийся под флагом русского царя. Ядра пробили в борту несколько больших дыр. И "Золотая овца" получила большую пробоину. Команда, откачивая насосами, с трудом держала воду в трюмах на уровне двенадцати дюймов. Корабль накренился на правый борт, однако продолжал вести непрерывный огонь из пушек. Пушкари перед боем разожгли угли в жаровнях. В них калились железные пруты. После каждого выстрела пушки раскрепляли, сдвигали внутрь корабля и снова заряжали. В дуло деревянным совком насыпали порох, закладывали пыжи из пакли, а на пыжи вкатывали железное ядро весом двадцать фунтов.
     Затем пушки снова выдвигали из бортового отверстия наружу и крепко привязывали веревками.
     Получив команду стрелять, пушкарь поджигал раскаленным докрасна железным прутом порох, насыпанный в углубление казенной части пушки, порох загорался и через небольшую дырку в стволе поджигал заряд.
     Один за другим выходили из строя корабли короля Сигизмунда. Без парусов они не могли ни изменить своего положения, ни уйти из-под обстрела и представляли собой неподвижные мишени. Спасаясь от гибели, матросы бросались в море и плавали, ухватившись за деревянные обломки.
     Очень хорошо показали себя построенные в селе Наровском корабли "Варяжское море" и "Царица Анастасия". Русские мастера, посланные из Москвы царем Иваном, отлили пушки, стрелявшие дальше, чем другие. А русские пушкари, приноровившись, били из них без промаха. Особенно отличились пушкари на "Царице Анастасии" и среди них отец Феодор. У них меньше, чем у других, уходило времени на зарядку. Один залп они дали из спаренных пушек, стрелявших двумя ядрами, скованными между собой железной цепью. Такое приспособление быстро приводило в негодность паруса и снасти вражеских кораблей. Все пушки тоже заряжались с дула, но русские мастера научились отливать прочные стволы вместе с камерой и глухим дном и стали делать порох в зернах вместо неудобной мякоти, прилипавшей на стенки в пушечном канале.
     На четвертом часу боя только три корабля королевского флота из семнадцати оставались на плаву и продолжали бой, остальные или сгорели, или были затоплены. Оставшиеся корабли представляли жалкое зрелище.
     Вскоре затонул еще один корабль русских корсаров "Нептун", а всего царский капитан потерял в бою два корабля.
     Неожиданно усилившийся ветер, поднявший изрядную зыбь, прекратил сражение. Спущенные по приказанию Карстена Роде лодки подобрали плавающих в море моряков и перевезли на свои корабли.
     После победы Карстен Роде не стал задерживаться на месте сражения. Прихватив один вражеский корабль, вода в трюмах которого поддавалась откачке, он направился к острову Борнхольм.
     - Чем гуще туман, чем хуже погода, тем лучше для нас, - говорил он, радостно потирая руки.
     Четыре корабля, и в том числе "Золотую овцу", он поставил в своей любимой бухте на восточном берегу острова, а остальные, которым там не хватало места, спрятались от штормового ветра и крупной зыби под юго-западным берегом.
     Сильный ветер бушевал вот уже скоро неделю, и даже в укромную бухточку доходили отголоски волнения. В капитанской каюте тепло. Карстен Роде сидел у растопленного камелька и с наслаждением пил пиво из огромной глиняной кружки. Ноги его в войлочных туфлях покоились на шкуре бурого медведя.
     Степан Гурьев сидел напротив и тоже пил пиво. Сегодня он последний день на корабле. Завтра Степан повезет грамоту царю Ивану - отчет наказного капитана и маленькую записку к герцогу Магнусу. В Рёне он едет верхом. Оттуда на попутном судне надеется попасть в Аренсбург на острове Эзеле. А уж из Аренсбурга нетрудно добраться к границам Московского царства.
     - После победы над семнадцатью кораблями короля Сигизмунда я могу с полным правом называться адмиралом, - прихлебывая пиво, говорил Карстен Роде.
     - Да, господин адмирал, это так.
     - Если тебе удастся встретиться с его царским величеством, ты ему расскажи об этом. Я хочу, чтобы сам царь назвал меня адмиралом. Сейчас я в чине дородного капитана, но заслужил большего. Всякий другой правитель, не задумываясь, назвал бы меня адмиралом. Теперь с моими кораблями мне в Восточном море страшны только одни шведы. Но если бы я получил десяток таких кораблей, как "Царица Анастасия", с русскими матросами и пушками, я не побоялся бы и шведов. Я вызвал бы на бой самого адмирала Гона.
     - Я верю вам, господин адмирал.
     - Я написал его величеству всю правду. Если он хочет свободу морскому пути, ему необходим флот, такой, как, скажем, у Дании или Швеции. А иметь флот без хорошей гавани невозможно. Нарва в счет не идет. Вход в реку очень мелок и ненадежен, надо ждать благоприятного ветра. Царь должен завоевать хорошую гавань. Ты понимаешь, в закрытой гавани, защищенной пушками, я спокойно могу укрыться от шторма и от превосходящих сил врага. Могу пополнить свои запасы продовольствием, порохом и ядрами, поставить новые пушки, починить корабли. Я могу сделать все, что требуется флоту... Конечно, обладать хорошей гаванью - это еще не все, - продолжал Карстен Роде. - Возьмем корсаров короля Сигизмунда: они обладают превосходной гаванью - Данцигом. Но король не может заставить данцигских горожан помогать себе... О-о, если бы Ревель принадлежал его величеству, я, адмирал Карстен Роде, утверждаю, что через десять лет он обладал бы самым сильным в Европе флотом! Я знаю теперь, - датчанин встал от возбуждения и стукнул себя кулаком в грудь, - русских людей, знаю русские пушки, знаю русских матросов и умение ваших людей строить корабли. Пусть он мне даст гавань Ревель, я покажу, как надо воевать на море...
     Карстен Роде сел и снова отхлебнул пива.
     - Вот, скажем, ты, Степан. Ты отличный штурман. Знаешь, как пользоваться астролябией <Угломерный прибор, употребляемый на кораблях до XVIII века.>, знаешь компас и карту. И все это ты постиг за короткий срок.
     - Многое я получил от вас, господин адмирал.
     - Я знаю, некоторые люди родятся моряками, других ничему не научишь, хоть разбейся в лепешку. Не всякого научишь малевать или вырезать деревянные статуи. Я пью пиво за здоровье русских моряков! А тебе, Степан, я хочу сказать еще одну вещь: пушки нужны не только для завязки боя, как думают некоторые, а дальше, дескать, судьбу сражения должен решать абордаж. Нет, по-моему, если многочисленных солдат, необходимых для абордажа, и продовольствие, которое они сжирают во время плавания, заменить хорошими пушками, ядра сделают дело самым лучшим образом.
     В этот вечер Карстен Роде долго разговаривал со Степаном Гурьевым о морских делах, словно чувствуя, что они никогда не увидятся.
     Адмирал хотел как можно больше передать своему любимому ученику из того, что он знал сам.
     Утром Степан Гурьев уехал в город Рёне.
     А следующие дни принесли дурные вести. В полдень 22 сентября к борту "Золотой овцы" прискакал гонец от борнхольмского наместника Шведера Кеттинга.
     - Господин адмирал, - сказал гонец, очутившись в каюте датчанина, - ваши корабли близ Рёне на глазах у горожан были взяты в плен шведским адмиралом Горном.
     - Не верю! - вскочил с кресла Карстен Роде.
     - Так произошло. Шведы напали внезапно, и ваши капитаны не успели скрыться.
     - Сколько было кораблей у шведов?
     - Двенадцать.
     - Ты говоришь, что все мои корабли сдались?
     - Да, кроме одного. Кроме "Царицы Анастасии". У самого берега этот корабль успел вывернуться и ускользнуть между пальцев у шведов.
     - Молодец капитан Дементий Денежкин! - Карстен Роде радостно засмеялся.
     - Господин адмирал, борнхольмский наместник советует немедленно уходить из этой бухты. Шведы собираются прихлопнуть вас здесь, как в мышеловке... Вы должны взять самое ценное из грузов на складе и уходить в Копенгаген, за остальное, что останется здесь, вам будет уплачено.
     - Да, да, я так и сделаю. Передай Шведеру благодарность за предупреждение. - Адмирал ударил в ладоши, призывая дежурного матроса. - Мы начинаем сниматься. Первыми будут выходить они. - Карстен Роде кивнул на стоявшие в бухте корабли. - Тем временем я набью свои трюмы. Слава богу, у меня на борту хватит места... О-о, если бы у меня был Ревель!..
     ...Степан Гурьев три дня прожил в городе Рёне, ожидая попутного судна. На четвертый день он узнал, что двухмачтовая пинка <Небольшое парусное судно.> "Катерина" взяла полный груз пшеницы для города Аренсбурга-на-Эзеле. За небольшую сумму он столковался со шкипером и к вечеру переехал из гостиницы в маленькую каморку на корме "Катерины".
     Утром 20 сентября пинка вышла в море и, обогнув с севера остров Борнхольм, легла курсом на Аренсбург.
     Шкипер происходил из граждан города Любека. Он многое знал о событиях на Ливонской земле.
     - Скоро десять лет, - говорил шкипер, - как в бедной Ливонии появился герцог Магнус, брат датского короля Фредерика. По отцовскому завещанию король Фредерик был обязан уступить своему брату Голштинские земли, а вместо них он отдал купленную у эзельского епископа часть острова Эзеля. Девятнадцатилетний епископ герцог Магнус не скупился на обещания и соглашался на все условия, вовсе не заботясь, в силах ли он будет их исполнить... За ним пошли многие ливонские дворяне, надеясь, что датский король не оставит своего брата...
     Сначала герцог Магнус склонился к союзу с магистром ливонского ордена Горхардом Кетлером и был враждебен русским. Потом шведы заняли город Ревель и часть эстонских земель, а Кетлер решил передать все владения ордена польскому королю Сигизмунду. Тем временем московский царь захватывал одну за одной ливонские крепости. Борьба за Ливонию между русскими, королем Сигизмундом и Швецией разгоралась, и положение герцога Магнуса среди трех враждующих держав сделалось ненадежным и даже опасным. Герцогская казна совсем опустела. Потеряв всякую надежду на поддержку Польши и Швеции, Магнус решил обратиться за помощью к царю Ивану. В это тяжелое время русский царь предложил ему королевскую корону из своей руки. "Если Ливония будет жить в любви и мире с русским царем, - рассуждал шкипер, - то и желать лучшего нечего. Король Магнус сохранит Ливонию от всякой опасности. Он хочет вышибить шведов из Ревеля, и он прав. Ведь Ревель приобрел себе богатство, силу, вольности и всякое удовольствие, торгуя с русскими".
     Медленно проходили дни. Степан Гурьев мучился от безделья. Он часто вспоминал Анфису.
     Путь от Аренсбурга пинка прошла благополучно. Но герцога Магнуса в замке не оказалось.
     - Его величество король отбыл завоевывать Ревель, - важно сказал дворецкий.
     С отрядом немецких стрелков, спешивших под стены Ревеля, русский корсар отправился в лагерь короля Магнуса, чтобы передать ему записку Карстена Роде.
     3 октября немецкие стрелки добрались к окрестностям Ревеля. Царский голдовник милостиво принял Степана Гурьева и письму Карстена Роде был рад. Он вышел пышно разодетый, с королевской короной на голове. За спиной его величества стояли ливонские дворяне - опричники царя Ивана: низкий и толстый Иоганн Таубе, сухопарый и высокий Элерт Крузе. Без них король не делал сейчас ни одного шага. По правую руку от него маячил его духовник и главный советник Христиан Шрапугер с Евангелием в руках, человек с огромным орлиным носом и чудными длинными ногами. В отдалении держались еще несколько человек из ливонских дворян, решивших соединить свою судьбу с судьбой Магнуса.