Украинской  социал-демократической  рабочей  партии, один  из  организаторов
Центральной  Рады  в  1917  г.  и  Директории  в  1918  г.,  противостоявших
большевистскому режиму. С февраля 1919 г. руководитель Директории. В 1920 г.
эмигрировал. Участвовал в польско-советской войне 1920 г. на стороне Польши.
С  1924  г.  --  в Париже,  занимался  публицистической  деятельностью. Убит
эмигрантом Ш. Шварцбаумом из мести за еврейские погромы на Украине.
     28. Латгалия (Литгале) -- с начала XVII в. название юго-восточной части
территории, населенной в X--XIII вв.  латгалами.  В 1772--1917 гг. входила в
состав России (Двинская провинция, затем часть Витебской губернии).
     29. В  январе  1919  г. Вильно (Вильнюс) был захвачен Красной армией, а
через три месяца занят польскими войсками. В декабре 1919  г.  под давлением
Антанты передан Литве,  но в  октябре 1920 г. вновь  занят поляками. Столица
Литвы  была перенесена в Каунас. Состоявшийся  8 января 1922  г. плебисцит в
Вильно, проведенный под контролем и давлением  польских вооруженных сил, дал
большинство  голосов в пользу  закрепления города  за  Польшей.  Официальное
состояние  польско-литовской войны продолжалось до декабря  1927 года. После
советско-германского договора в августе 1939 г. и оккупации  Польши  Вильнюс
был возвращен Литве и вновь стал ее столицей.
     30. Речь идет  о  денежных  знаках, выпущенных  Бермонтом-Аваловым  под
обеспечение имущества,  принадлежавшего его армии. Выпущены были купюры в 1,
5 и 10 марок.
     31. Так в тексте. Приведены четыре способа.



     В No 7_2003
     Окончание. См. Вопросы истории, 2003, No 1, 2, 5, 6.
     Политический архив ХХ века

     Полковник П.Р. Бермонт-Авалов. Документы и воспоминания

     Воспоминания

     И.С. Коноплин. Бермонтовщина (Дневник, 1919--1920 гг.)

     Приведенные ниже страницы дневника есть только часть  моих воспоминаний
из книги      Переживая гетманскую  и петлюровскую эпопею 1 (конец 1918 --
начало 1919  г.),  мы  в  составе небольшого  маловооруженного  отряда  были
прижаты войсками атамана Григорьева 2  к Днестру (у  Бендер), где
после  недолгого сопротивления  часть из  нашего  отряда погибла, другая  --
перебралась в  Бессарабию.  Отсюда мы направились  в  Галицию, участвовали в
боях Петлюры на его  двух фронтах -- польском и большевистском, и, плененные
под  Радзивиловым поляками, были затем отправлены в Варшаву. Из последней по
указанию  вербовочного бюро  ротмистра  Гершельмана --  представителя  армии
ген[ерала]  Юденича  --  отправились  в   Ригу,  где  и  предполагался  штаб
последнего: точных сведений  на этот счет у  нас не было.  Мы решили, что по
пути, в Митаве, наведем нужные справки. Отрывки из дневника, открывающие наш
приезд  в этот город,  я и привожу здесь, не  пытаясь  заштриховать ни наших
предварительных  путевых настроений, ни  наших планов  относительно службы в
Белой армии, куда  мы,  разумеется, шли с  большим надломом и  физическим, и
душевным.

     Митава, 2 июня [1919 года]
     Сегодняшний день --  день решения  многозначительной  для  нас  задачи.
Оказывается, в полосе Прибалтики, кроме ген[ерала] Юденича,  организующегося
в Эстонии,  есть отряды -- кн[язя]  Ливена,  Бермонта, Вырголича...  Все они
вышивают  какие-то  узоры  --  каждый  своими нитками  и на свой манер.  Нам
пришлось задуматься над тем, кто же из них стоит не на жестком раздорожье, а
на настоящем пути...
     Думали долго, трудно...
     А вышло это так.
     Чуть засветлело утро, мы проснулись, выглянули в окна -- Митава. Где-то
за станцией надрывно бухал церковный колокол,  звуки  его тягуче ползли  над
городом, обрывались позади вагонов, точно упадали в сырую яму.
     Полковник  Кочан уже  успел побывать  в буфете, кого-то  расспросить  о
местопребывании  штаба ген[ерала] Юденича. "Господа, вставайте, -- сказал он
громко, -- здесь мы высадимся: немножко надо ориентироваться в обстановке".
     Мы заторопились.
     Кочан у  нас  за старшего. Мы охотно подчиняемся его распоряжениям, тем
более что каждый  из нас за время пережитой сумятицы стосковался по  твердым
указаниям, нося в своей душе ощущение крайней их необходимости.
     Дисциплина  скрепляет  внешне,   заставляет  подбираться  внутренне   и
сосредоточивает внимание на впечатлениях близких и насущных.
     Впрочем, по этому вопросу мы много спорим -- я лично  сторонник другого
взгляда,   уверен,   что   там,   где    в   наличии   существует    здравая
самостоятельность, всякое действие отдельного человека, направленное к общей
цели  (оно должно  быть  прочувствовано кадждым)  не  нуждается  во  внешнем
подстегивании.
     Другое  дело, если исчезает  это  общее признание цели:  тогда  насилие
(начальник   --  всегда  насильник)   должно  играть  роль   raison   d'etre
3,  ибо из  него  возникает  тот  "порядок", от  которого  всякий
"разлив" укладывается в берега.
     ...Итак -- надо ориентироваться!
     Мы  выбежали  на платформу,  стали расспрашивать всех, кто попадался на
глаза -- где штаб ген[ерала] Юденича.
     -- А, должно, в Риге, -- отвечали нам. Вот как!
     -- А может, здесь, -- мы не знаем...
     Офицеры возвращались в  вагоны и досадливо ворчали от неопределенности.
Наконец, откуда-то появился  Кочан; за ним медленными шагами, вперевалку шел
артиллерийский  поручик  в фуражке, низко надвинутой на лоб; из-под козырька
выглядывали спокойные серые глаза. Он мягко звякнул шпорами, козырнул.
     -- Здравия желаю, господа!
     -- Ну вот, -- сказал лениво Кочан, -- послушайте поручика.
     Мы затихли.
     -- Вы куда  направляетесь,  коллеги?  --  обратился  ровным,  уверенным
голосом артиллерист, -- к ген[ералу] Юденичу?
     -- Да, как будто...
     Артиллерист подумал.
     -- Штаб ген[ерала] Юденича находится в Риге,  а сам он, говорят, выехал