возвращении из-за  границы  он  старался  поступить  на  государственную
службу. "Максимум моей амбиции, -  пишет  он  Краевскому,  -  попасть  к
какому-нибудь тузу или тузику  в  особые  поручения".  В  это  время  он
порывает  все  свои  литературный  связи.  Изменяется  также  и   взгляд
Белинского на него. Попечитель  моск.  учебн.  округа,  граф  Строганов,
обративший внимание на К., как на очень способного студента,  доставляет
ему уроки в разных аристократических семействах. В 1845 г.  он  защищает
диссертацию об "Элементах и формах славяно-русского языка" и назначается
адъюнктом по кафедре философии. Как профессор, К., по  свидетельству  г.
Любимова,  даром  слова  не  обладал  и  не  мог  увлекать   слушателей.
Профессорствовал К. только  пять  лет,  до  1850  г.,  когда  вследствие
реакции,  вызванной  событиями  1848  г.,  преподавание  философии  было
возложено на профессора богословия. В 1861 г. К.  становится  редактором
"Московских Ведомостей"  (тогда  эта  была  должность,  замещавшаяся  по
назначению) и чиновником особых  поручений  при  министерстве  народного
просвещения.  В  1852  г.  в  "Пропилеях"   -   сборнике,   издававшемся
Леонтьевым, с которым К. близко сош„лся ещ„ в 1847 г., когда они  вместе
состояли профессорами в московском университете - появилось  философское
сочинение К.: "Очерки древнего периода греческой философии". В  1856  г.
Каткову  удалось,  благодаря  поддержке  товарища   министра   народного
просвещения, князя Н. А.  Вяземского,  получить  разрешение  на  издание
"Русского Вестника". Сначала К., занятый составлением большой  статьи  о
Пушкине (оставшейся не оконченной), не принимает участие  в  том  отделе
журнала,  который  был  посвящ„н  специально   обсуждению   политических
вопросов, т. е.  в  "Современной  Летописи".  Наступившая  эра  коренных
государственных реформ возбуждает в н„м, однако, интерес к политике.  Он
начинает серье„зно заниматься англ. госуд. строем, изучает  Блекстона  и
Гнейста,  совершает  поездку  в  Англию,  чтобы  лично  присмотреться  к
английским  порядкам.   Он   становится   страстным   полемизатором   и,
высказываясь  самым   решительным   образом   против   революционных   и
социалистических увлечений, является, вместе с тем,  горячим  поборником
английских  государственных  учреждений,  мечтает  о  создании   русской
джентри, увлекается институтом английских мировых судей. На  этой  почве
разыгрывается его полемика с  Чернышевским  и  Герценом.  Полемика  эта,
независимо от  интереса,  который  "она  представляла  по  существу  для
тогдашнего  русского  общества,  приобретает  ещ„  особенное   значение,
вследствие  того  обстоятельства,  что   К.   окружали   тогда   крупные
литературные  силы,  принимавшие  деятельное  участие  в  "Рус.   Вест".
Тогдашние журналы были все настроены либерально, и  разница  между  ними
заключалась лишь в  оттенках,  прич„м  "Рус.  Вест."  представлял  собою
правое, а "Современник" - левое крыло либеральной партии.  К.  выступает
решительным  защитником  свободы   слова,   суда   присяжных,   местного
самоуправления.  В  тогдашней  деятельности  К.  обращает  на  себя  ещ„
внимание борьба, которую он в„л с цензурою для расширения свободы печати
в обсуждении общественных и государственных вопросов.  Во  всех  случаях
столкновения  с  цензурою  он  обращался  к  высшим  властям  с   весьма
обстоятельно и дельно изложенными  записками,  в  которых  излагал  свои
взгляды на текущие государственные  и  общественные  вопросы.  Благодаря
связям, которые он имел в высших правительственных сферах,  записки  эти
достигали цели. Через графа Строганова он  заручился  расположением  гр.
Блудова и кн. Вяземского, и таким образом даже гнев некоторых  министров
оказывался  по  отношению  к  нему  бессильным.  Результатом  оживл„нной
деятельности К. было  значительное  расширение  для  всей  печати  сферы
вопросов, допущенных к обсуждению. Этою тактикою  К.  стал  пользоваться
вс„ шире и шире, и ею в значительной степени объясняется  то  выдающееся
значение, которое он приобр„л в качестве редактора "Моск. Вед.". В  1862
г.   правительство   решило   сдать   частным   лицам   в   аренду   как
"С.-Петербургские", так  и  "Моск.  Вед.".  Благодаря  высокой  арендной
плате, предложенной К., "Моск. Вед." остались  за  ним,  и  он  вторично
вступил в редактирование этой газеты 1 января 1863 г. Через десять  дней
в  Польше  началось  восстание.  Сначала  К.  отн„сся  к  нему  довольно
спокойно.  Только  по  мере  того,  как  с  разных   сторон   посыпались
всеподданнейшие адресы и разгоралась дипломатическая переписка, К.  стал
помещать в своей газете страстные статьи, с одной  стороны  апеллируя  к
патриотическим чувствам русского народа, с другой требуя "не  подавления
польской  народности,  а  призвания  е„  к  новой,   общей   с   Россией
политической жизни". Таково было настроение К. приблизительно до 15 апр.
1863 г., когда  примирительное  настроение  в  высших  правительственных
сферах уступило место более решительному, выразившемуся, между прочим, в
назначении Муравь„ва ген.-губернатором в Вильно. Независимо  от  строгих
репрессивных мер, правительство решило впер„д опираться не на шляхту,  а
на польское крестьянство. В этих видах задумана  была  реформа,  в  силу
которой польским крестьянам предоставлена была поземельная собственность
и обеспечено их независимое социальное  и  экономическое  существование.
Первый в печати указал на необходимость этой реформы И. С.  Аксаков;  К.
восстал против не„, доказывая, что она неосуществима, и требовал  только
продолжения репрессивных мер. В этом смысле он высказывался  ещ„  осенью
1863 г., а 19 февр. следующего года реформа уже осуществилась. В  данном
случае,  таким  образом,  К.  не  служил  выразителем  правительственной
политики, в широком значении этого слова. Сочувствие, которое  встретили
статьи К. по польскому вопросу  в  некоторой  части  русского  общества,
внушило  ему  высокое  мнение  о  публицистической  его  роли:  он  стал
высказываться очень резко, и  большинство  его  прежних  покровителей  в
административных сферах от него отшатнулось. Он провозглашал,  в  начале
1866 г., что "истинный корень мятежа не в Париже, Варшаве или Вильно,  а
в Петербурге", в деятельности тех лиц,  "которые  не  протестуют  против
сильных  влияний,  способствующих  злу".  Отказ  К.  напечатать   первое
предостережение, данное "Московск. Ведом.", повл„к за собою второе, а на
следующий день третье предостережение, с  приостановкою  газеты  на  два
месяца. Вслед затем ему удалось испросить  Высочайшую  аудиенцию,  и  он
получил возможность возобновить свою деятельность, значительно,  однако,
умерив тон своих статей. В 1870 г. он снова получает  предостережение  и
уже не отказывается, как в 1866 г., принять его,  а  созна„тся  в  своей
ошибке и затем, до начала 80-х годов, не помещает  в  своей  газете  так
называемых  "горячих"  статей,  вызывавших  против  него  неудовольствие
высших административных сфер. Национальная  политика,  которой  он  стал
придерживаться с 1863 г., под влиянием  польских  событий,  не  изменила
сначала его воззрений на пользу реформ 60-х годов. Он высказывается и за
обновл„нный  суд,  и  за  земские  учреждения,  и  вообще  за   коренное
обновление нашей государственной и общественной жизни. Еще в 1870 г.  он