населению сводились исключительно  к  суду  уголовному  и  гражданскому,
которому подлежали все классы населения,  если  только  не  пользовались
привилегированной подсудностью. Вследствие жалоб со стороны населения, с
начала второй четверти XVI в. из ведения областных  правителей  начинают
выделяться  важнейшие  уголовные  дела,  под  именем  губных.  Население
продолжало, однако, жаловаться на  наместников,  что  они  поборы  емлют
сверх указа, чинят продажи и  убытки,  так  что  от  их  насилий  жители
разбегаются; с другой стороны и кормленщики жаловались, что посадские  и
волостные люди под  суд  им  не  даются.  В  половине  XVI  в.  в  руках
центрального правительства накопилось такое количество  подобных  жалоб,
что оно не в состоянии было разобраться в них;  поэтому  первый  земской
собор постановил все эти дела  покончить  миром  в  установленный  срок.
Можно догадываться, что  на  этом  же  соборе  возбужден  был  вопрос  о
преобразовании К. или даже о полной их отмене. По  крайней  мере  уже  с
1561 г. начинаются опыты замены К. излюбленными  судьями.  Под  1552  г.
встречается известие, что государь  поручил  боярской  думе  рассмотреть
вопрос о кормлениях. В 1555 г. появляется указ об отмене кормления  и  о
замени в  городах  и  волостях  наместников  и  волостелей  излюбленными
головами, старостами и целовальниками. Указ этот применялся, однако,  не
сразу и не повсеместно: источники продолжают упоминать  о  кормлениях  в
течете второй половины XVI в. Корм, поборы и пошлины, которые  население
платило в пользу наместников и тиунов, заменены были денежным  сбором  -
наместничьим откупным оброком. Этот оброк и послужил основным фондом для
выдачи жалованья  государевым  слугам,  взамен  упраздненных  кормлений.
Мнение Д. Д.  Голохвастова  ("Русский  Архив",  1889,  1,  650  -  655),
сближавшего слово К. с корма, кормчий и  пр.  и  толковавшего  его,  как
синоним  слова  управление  (gubernatio),  должно  считаться  совершенно
опровергнутым рассуждениями Д. И. Иловайского  ("Русский  Архив",  1889,
II) и В. О. Ключевского (там же). См. еще П. Д.  Голохвастов,  "Боярское
кормление" ("Русский Архив", 1890, ј 6); Сергеевич, "Русские юридические
древности" (т. 1, 333 - 340); Ключевский, "Состав  представительства  на
земских  соборах"  ("Русская  Мысль",   1892,   ј   1);   М.   Дьяконов,
"Дополнительный сведения о московских реформах половины XVI в."  ("Журн.
Мин. Нар. Пp." 1894, ј 4).
   М. Д.
   Корнель (Pierre Corneille) - знаменитый французский драматург,  "отец
французской трагедии". Род. в Руане в 1606 г., умер в Париже в 1684  г.;
сын чиновника; детство провел в  деревне,  учился  в  иезуитской  школе,
потом изучал право  и  получил  место  прокурора,  очень  мало,  однако,
интересуясь служебной карьерой. В 1629 г. он поставил свою первую  пьесу
- комедию  "Melite",  которая  навлекла  на  себя  характерный  упрек  в
"слишком  большой  простоте  плана  и  естественности  языка".  За   нею
последовал ряд комедий, загроможденных, по  тогдашнему  обычаю,  разными
инцидентами: "Clitandre ou L'Innocence delivree"  (1632),  трагикомедия,
одно резюме которой у К. занимает 8 страниц; "La  Veuve  ou  le  Traitre
puni" (1633), основанная на  недоразумениях  и  лживых  признаниях;  "La
Galerie du Palais", "La Suivante", "La Place Royale". Этими комедиями  в
духе времени К. создал себе положение и расположил  к  себе  Ришелье.  С
1635 г. К. пишет трагедии, сначала подражая Сенеке; к числу этих первых,
довольно  слабых  попыток  принадлежит  "Medee".  Затем,   вдохновившись
испанским театром, он написал "L'Illusion Comique" (1636),  тяжеловесный
фарс, главное лицо  которого  -  испанский  матамор.  В  конце  1636  г.
появилась другая трагедия К., составляющая эпоху в истории  французского
театра:  это  был  "Cid",  сразу  признанный  шедевром;  создалась  даже
пословица: "beau comme le Cid". Париж, а за ним вся  Франция  продолжали
"смотреть на  Сида  глазами  Шимены"  даже  после  того,  как  парижская
академия осудила эту трагедию, в "Sentiments de l'Academie sur le  Cid":
автор этой критики, Шаплен, находил  выбор  сюжета  трагедии  неудачным,
развязку - неудовлетворительной, стиль -  лишенным  достоинства.  Апогей
творчества К. - "Horace" (1640), "Cinna" (1640) и "Polyeucte". К тому же
времени относится женитьба К. на Marie de Lampriere, разгар его светской
жизни, постоянный сношения с отелем Рамбулье. Одна за другой  появлялись
его прекрасные комедии "Le Menteur"  и  гораздо  более  слабые  трагедии
"Pompee", "Rodogune", "Theodore, vierge et martyre", "Heraclius". В 1647
г. К. избран был членом французской  академии.  Появившиеся  после  того
пьесы "Andromede", "Don Sanche  d'Aragon",  "Nicomede"  принадлежат,  за
исключением последней, к более слабым его произведениям. Начиная с  1651
г. К. поддался влиянию своих друзей-иезуитов, пытавшихся отвлечь  своего
бывшего воспитанника от театра. К. занялся религиозной поэзией,  как  бы
для искупления своего светского  творчества  прежних  лет,  и  напечатал
вскоре стихотворный перевод "Imitation de Jesus Christ".  Перевод  этот,
очень посредственный в литературном отношении,  имел  огромный  успех  и
выдержал в 20 лет 130  изданий.  За  ним  последовало  несколько  других
переводов, сделанных также под влиянием иезуитов: панегирики Деве Марии,
псалмы и т. д. Для театра  К.  написал  еще  "Pertharite",  "Sertorius",
"Oedipe",  "Sophonisbe",  "Othon",  "Agesilas",   "Attila",   "Tite   et
Berenice",  "Pulcherie",  "Surena"  и  др.,  но  все  эти   произведения
стареющего драматурга имеют очень мало достоинств. Последние годы  жизни
К. провел очень уединенно и был  в  крайне  стесненных  обстоятельствах.
Только благодаря хлопотам друга его, Буало, К. назначена была  маленькая
пенсия. Значение К. для французского театра заключается прежде  всего  к
создании национальной трагедии. До  К.  театр  был  рабским  подражанием
латинской драме Сенеки, и даже такие талантливые предшественники К., как
Гарди,  Гарнье,  Ротру  и  др.,  не  сумели  сломить  рамок  условности,
превращавшей трагедию в мертвую,  сухую  декламацию.  К.  первый  оживил
французскую драму, привив ей испанский элемент движения и силы  страсти;
с  другой  стороны,  он  возобновил  традиции   классической   драмы   в
изображении страстей, глубоко человечных по своему существу, но  стоящих
выше обыденной жизни по своей силе. Про творчество К.  и  его  преемника
Расина некоторые критики говорят, что "К. рисует людей такими,  как  они
должны были бы быть, а Расин - такими, каковы они  в  действительности".
К. изображает идеальное человечество,  героев  с  непреклонной  волей  в
исполнении самого сурового долга, и если это и придает некоторую сухость
его трагедиям, то она возмещается жизненностью  трагических  конфликтов,
изображаемых  поэтом.  К.  исходит  из  аристотелевского  принципа,  что
трагедия  должна  воспроизводить  важные  события,  что  в  ней   должны
действовать сильные люди, душевные конфликты которых приводят к  роковым
последствиям. Но вместе с тем он помнит, что душу зрителя трогают только
бедствия, вытекающие из свойственных ему самому страстей.  Эти  принципы
К. излагает в своих теоретических рассуждениях, т. е. в  предисловиях  к