от него и недоступная ему действительность, Гегель  же  ее  отбрасывает,
как ненужное и ни на чем не основанное предположение; поэтому для  Канта
познающая сила ума заключена в область сущего лишь для  нас,  Гегель  же
смело распространяет ее на область всякого сущего, полагая, что  система
понятий, развитых нашею мыслью,  совпадает  с  логическим  строем  всего
мироздания. Вследствие этого Кант  в  своем  отношении  к  миру,  как  к
целому, останавливается  на  отрицательной  диалектике,  на  обнаружении
необходимых и, вместе с тем, неразрешимых для нашей мысли противоречий в
его понятии; Гегель требует диалектики  положительной,  которую  именует
умозрением и которая, признавая  и  объясняя  возникновение  необходимых
противоречий в понятиях, вместе с тем должна разрешать эти противоречия.
Всякое понятие, будучи лишь  одним  из  моментов  развитая  системы,  не
соответствует полноте (конкретности) требуемых ею определений  и  потому
необходимо противоречиво. На этом разложении понятия  и  останавливается
отрицательная  диалектика,  У.  же  дает  понятию  дальнейшее  движение,
определяя его, именно как момент развитая системы, вводя  его  в  состав
того  целого,  в  котором  его  отдельность,  т.  е.   противоречивость,
исчезает. Понятие, следовательно,  полагается,  противополагается  себе,
как  противоречивое,  и  это  противоположение  разрешается  на   высшей
ступени: в такой тройственной схеме развивается система, наполняясь  тем
самым чрез собственное свое движение новым содержанием и в своей полноте
образуя разумно обоснованное целое. Таким  образом  умозрительный  метод
Гегеля направлен не к тому, чтобы на ряду  с  опытною  действительностью
создать отдельную от ее,  потустороннюю  действительность,  но  к  тому,
чтобы  превратить  опытную  действительность,  действием   мышления,   в
действительность умозрительную. В существе  дела  Гегель,  как  и  Кант,
ограничивает мышление пределами опыта; но различие их в том, что  вполне
проникнутая мыслью действительность, по взгляду Гегеля,  перестает  быть
опытною, а становится  разумно  обоснованною  и  всеобъемлющею  системою
мироздания, вне которой никакой иной действительности,  никакой  вещи  в
себе искать уже нечего. Сравнительно с грандиозным  предприятием  Гегеля
методология  Герберта  представляет   собою   нечто   весьма   скромное.
Необходимые противоречия в опытных понятиях Гербарт разрешает  не  через
систематическое развитие  последних,  а  подвергая  их,  в  отдельности,
особому  измышленному  им  приему,  именуемому  методом  отношений   или
случайных воззрений. Взяв понятая вне их систематической  связи,  т.  е.
вне того, что можно назвать логическою историею их развитая, Гербарт  не
объясняет происхождения в них необходимых противоречий, вследствие  чего
самая  необходимость  последних  остается  спорною.  Поэтому   и   метод
разрешения противоречий не вытекает у Гербарта из самого строя  понятий,
как его внутреннее логическое требование, а навязывается им  извне,  как
нечто  искусственно  придуманное  или  изобретенное.   Сущность   метода
Герберта заключается в том, чтобы содержание  необходимо  противоречивых
понятий  привести  в  новое,  логически-оправдываемое,  отношение,  чрез
присовокупление  к  этому  содержанию  нового,   для   него   случайного
воззрения. Этот прием Гербарт поясняет примером геометрии,  которая  при
доказательстве какой-либо теоремы, путем прибавочных, для данной  фигуры
случайных построений обнаруживает  новые  отношения  между  ее  частями.
Самое это уподобление доказывает, что метод Гербарта не заключает в себе
ничего умозрительного, т. е.  никакой  новой  нормы,  возвышающейся  над
нормами обычной силлогистики: прибавочные построения для  доказательства
геометрических теорем оставляют наше геометрическое мышление  на  уровне
так   назыв.   начальной   геометрии,   повышение   же   и    расширение
геометрического кругозора  достигается  уже  иными,  более  радикальными
средствами. -  Крушение,  испытанное  системою  Гегеля,  свидетельствуя,
между прочим, и о ее методологической неудовлетворительности, не открыло
само  по  себе  никаких  новых   горизонтов   для   установления   начал
умозрительного метода. Напротив, между мыслителями XIX в.  все  более  и
более  получало  господство  мнение,   что   никакого   различия   между
умозрительным  методом  и  методом  обычного  мышления  не   существует.
Зависело  это,  от  того,  что  самый  предмет  умозрения  снова   начал
пониматься или реалистически, или мистически, или догматически. Казалось
бы, что если теория умозрительного метода еще заключает в себе известную
жизнеспособность, то она должна быть построена не на огульном  отрицании
того ряда развития, который привел от Канта  к  Гегелю,  но  на  здравом
критическом рассмотрении его результатов. Понятие творческого  ума,  как
единственного законного предмета У.,  осталось  в  своей  силе  и  после
падения  гегелианизма;  оказалось  ложным  лишь  то   убеждение,   будто
человеческий ум в праве отожествить себя с этим умом и развить  из  себя
самого  содержание  мысли.  Убедившись  в  ложности  такого   убеждения,
философия должна признать, что создаваемая  ею  система  категорий  есть
система лишь феноменального мира, которую нельзя отожествлять с системою
мира  умопостигаемого  или  сверхчувственного.  Идея,  т.  е.   понятие,
мыслимое  в   полном   его   единстве,   остается   органом   постижения
сверхчувственного и руководящим  началом  для  движения  мысли  в  сфере
феноменальной; одинаково ошибочным оказывается, следовательно, и  взгляд
Канта на умствование о предметах  идей,  как  на  неизбежно  возникающее
заблуждение мышления, и взгляд  Гегеля,  мнящего  схватить  в  идее  всю
полноту  Божественной  мысли.  Обнаружить  степень  плодотворности   для
философии этих начал умозрительного метода - дело будущего.

   Литература (те или иные взгляды на  У.  так  тесно  связаны  с  общим
движением метафизики, что указание на литературу делается здесь лишь для
подтверждения подлинными произведениями философов вышеизложенных мыслей,
а не в видах перечисления  источников,  с  помощью  которых  может  быть
достигнуто полное и всестороннее  изучение  предмета):  Платон,  "Федр",
"Менон", Федон", "Политика" (VI, VII); Плотин, преимущественно "Еннеады"
V  и  VI;  Декарт,  "Meditationes  de   prima   philosophia.   Principia
philosophiae" (I); Спиноза "Ethica" (преимущ. части I  и  II);  Лейбниц,
"Nonveaux essais sur l'entendement humain" (преимущ. кн. I, IV, гл. I  -
IV, IX  -  XI);  Кант,  "Kritik  d.  reinen  Vernunft"  (преимущественно
введение, Трансцендент. аналитика, кн. I, отд. I и 27; кн. II, отд. III,
Трансценд. диалектика); Фриз, "Neue Kritik d. Vernunft" (I, 21);  Фихте,
"Grundlage d. Wissenschaftslehre"; Шеллинг, "Vom  Ich  als  Princip  der
Philosophie"; "Philos. Briefe uber Dogmatismus u. Kriticismus";  Гегель,
"Wissenschaft der Logik"  (гл.  обр.  ч.  II,  отд.  III,  "Die  Idee");
Гербарт,  "Lehrbuch  zur  Einleitung  in  d.  Philosophie";  "Allgemeine
Metaphysik"(ч. II, отд.  I,  Methodologie);  Гартманн,  "Philosophie  d.
Unbewussten" (отд. В., гл. IX); Дж. Ст. Милль, "An examination of sir W.
Hamiltons Philosophy" (преимущ. гл. II, III, IV, VI);  Герберт  Спенсер,