-- Эллак. Он посетил твой дом, пока ты был у нас на охоте.
     -- Кто сказал тебе? Не он же сам?
     -- Она...
     -- А мне ни слова!
     --  Она не хотела пугать тебя заранее,  --  сказал  юноша, --  ты  ведь
знаешь  ее твердость! И  быть может, как она сказала, без  причины.  Но этой
причины достаточно  для  нас.  Он  видел  прекраснейшую  из всех  германских
девушек и пожелал сделать  ее  своею: да и кто из видевших ее не  пожелал бы
того же? Он хотел...
     -- Ильдихо? Мое дитя! Пойдем! Поспешим! Домой! Скорее!
     Они  быстро  пошли  к  остроконечной  западной  части  острова, где  на
тенистом берегу  лежал грубый бревенчатый плот. Дагхар быстро спустил его на
воду, оба вскочили на него, и он стрелою помчался  по течению. Юноша спереди
подталкивал его  длинным  шестом,  то справа, то слева, а  на  другом  конце
старик  правил  широким рулем, держа курс к правому южному берегу. Оба  были
возбуждены, полны нетерпения и торопились домой.
     Когда вдали замерли слабые всплески руля, прежняя глубокая тишина снова
легла на реку и на опустевший островок.
     Прошло немного времени, безмолвие не нарушалось.
          Внезапно широкий ствол ивы, под которой совещались германцы,  как будто
вырос: между верхними ветвями дерева показалась темная фигура.
     Сначала  стала видна голова в шлеме, затем широкоплечий стан без плаща,
двумя   сильными  руками  опиравшийся  о   верхушку  дерева.   Фигура  чутко
прислушалась и зорко осмотрелась кругом; но все было тихо, и через несколько
минут из дупла на землю спрыгнул человек. За ним соскользнули еще двое.
     -- Не прав ли  я был, о господин? -- с юношеским жаром вскричал один из
них. -- Разве не так все было, как я говорил?
     Тот, к  кому он обращался, не  отвечал.  Темнота  скрывала  его  черты,
фигура же его была низкорослая, коренастая, но благородной осанки.
     --  Запомни  все  имена,  Хелхаль,  -- приказал  он  другому  из  своих
спутников. -- Я  не забуду их: Визанд, Ротари,  Вангио, три склабенских пса.
Пригласи их на наш трехдневный праздник Дзривилы, богини коней. Это в обычае
и  не  возбудит  подозрений.  Мне  нужны они  сами, все  их  приближенные  и
родственники, все!
     --  Господин, ты доволен? Отдай  же  мне условленную  награду, -- снова
заговорил первый. -- Ты  думаешь,  легко было  предать молодого благородного
господина,  мне,  его  собственному  щитоносцу?  Только  одна  безграничная,
страстная и безнадежная любовь к этой девушке могла  принудить меня... Ты не
поверишь, как она хороша, господин! Как стройна, и полна, и бела...
     -- Стройна? И в то же время полна? И бела? Я увижу, так ли это!
     -- Когда?
     -- Конечно, в день ее свадьбы. Я там буду.
     -- Спеши! Ты слышал, Эллак уже... мне нужно спешить!  Когда, когда дашь
ты ее мне?
     -- Когда я  вполне уверюсь в  твоей верности и молчании. Посуди сам: ты
предал  своего  господина, которого ты  не  любишь, а  лишь  боишься:  каким
средством должен я удержать тебя от измены мне?
     -- Каким  средством?  Каким  хочешь. Самым  верным и надежным, какое ты
можешь придумать!
     -- Самым  верным?  -- медленно повторил  тот,  запуская руку  под  свой
широкий плащ. -- Хорошо, будь по-твоему!
     И выхватив длинный кривой нож, он так быстро и ловко вонзил его в живот
ничего не ожидавшего предателя, что конец оружия вышел у него под ребрами, и
тот, не вскрикнув, упал на спину,
     -- Оставь его, Хелхаль. Вороны найдут его. Пойдем.
     --  Господин, позволь мне  одному переплыть на остров, где  мы спрятали
челнок. Я  приеду сюда за тобою. Ты уже проплыл почти  всю реку. Тебе трудно
будет плыть еще.
     -- Молчи.  Что  значит  для  меня  ничтожная  частица  Дуная?  Плаванье
принесло плоды. Я срублю одним махом не только  эти  мелкие кусты,  старые и
молодые, но и согну  эти гордые дубы: гепида и амала. Они должны покляться в
верности моим  сыновьям,  так  же  как  клялись  мне. Или они  умрут.  Живо,
Хелхаль!  Холодное купанье приятно мне!  Приди  в мои объятия,  широкогрудый
Дунай!
     ГЛАВА ВТОРАЯ
     Область  короля Визигаста  -- Рушландия простиралась  от правого берега
Дуная на восток до возвышенностей, откуда вытекают Кремс и Камп.
     Величественное  жилище  короля стояло  на  небольшом  холме, окруженное
многочисленными  низкими  постройками,  и  находилось  от  берега  Дуная  на
расстоянии одного дня быстрой езды.
     Вверх по отлогости росли  дубы и буки, достаточно вырубленные, чтобы не
загораживать  вида  на  долину  к  северу  от  королевского дома.  Внизу  по
роскошному лугу, змеился широкий, многоводный ручей, огибавший холм с юга на
северо-запад.
     Ясным летним утром  вокруг ручья кипела веселая работа:  толпа  молодых
девушек  усердно  занималась стиркой  всевозможной  шерстяной  и  полотняной
одежды в быстрой светло-зеленой воде ручья.
     Громкие  разговоры  и  звонкий  смех часто раздавались в  пестрой толпе
девушек,  красные, желтые,  синие  и  белые  юбки которых ярко выделялись на
сочной зелени росистого утреннего луга. Для удобства девушки подоткнули свои
юбки под широкие пояса; белые ноги их были обнажены, и полные, округлые руки
сверкали  при  солнечном  свете; на некоторых были надеты широкие и плоские,
сплетенные  из   темного  камыша  и  завязанные  под  подбородком  шляпы,  у
большинства по плечам развевались белокурые волосы.
     По временам  то  та,  то  другая  из  наклонявшихся  над водою работниц
выпрямляла  свой  стройный,  юный  стан  и  освежала  раскрасневшееся  лицо,
подставляя его навстречу свежему утреннему ветру.
     Выполоскав  одежды, девушки раскладывали их на большие, плоские, чистые
камни, нарочно  принесенные  сюда  для  этой  цели, и  усердно  колотили  их
гладкими  кругами из  мягкой,  белой  березы, иногда  ударяя  по поверхности
ручья, и  тогда  высоко  разлетались водяные брызги, смачивая  голову, шею и
грудь громко вскрикивавших соседок.
     Потом  началось  выжимание  выстиранных вещей, повторяющееся  семь раз,
согласно старинному  завету  Фригги. Молодые  руки сильно скручивали  каждую
вещь, давая воде стекать, но  не  обратно в ручей, а на  прибрежный песок, а
затем  бросали ее позади  себя на густой дерн, вынимая  другую  из  стоявших
справа  от  каждой девушки  красивых, высоких  корзин, сплетенных из  ивовых
прутьев.
     Позади  работниц,  занятых   у  ручья,   быстро  двигались  сушильницы,