ГЛАВА ТРЕТЬЯ
     Ильдихо  с  подругами  бродили  под  буками  на   опушке  леса,  солнце
поднималось все выше, и девушки охотно отыскивали тень.
     Королевская дочь  отламывала тонкие  ветки, срывала листья и, втыкая их
один в другой упругими стебельками, сплетала из них красивый венок.
     Из глубины  мягко возвышавшегося леса тек прозрачный и довольно широкий
источник,  с  тихим,  мелодичным журчанием пробираясь кратчайшим путем через
лужайку к речке.
     На светлом  песчаном дне  источника, подобно темным  стрелкам, носились
быстрые гольцы, вспугнутые  легкими шагами приближавшихся девушек и тенью их
стройных фигур.
     Блестящая стрекоза с длинными, узкими темно-голубыми сетчатыми крыльями
без  страха, доверчиво опустилась  на золотые волосы Ильдихо и  долго сидела
так, хотя девушка продолжала идти вперед.
     -- Посланница Фригги! -- вскричала Альбруна.
     -- Богиня приветствует  тебя, любимицу Асгардов, -- прибавила Ганна. Но
принцесса внезапно остановилась  и  молча  подняла  палец кверху.  Из густой
верхушки высокоствольных буков слышалось воркование.
     --  Дикий  голубь!  --  с  радостно  заблестевшими  глазами  прошептала
Альбруна.
     -- Ты первая услышала его, госпожа! -- сказала Ганна.
     -- А это значит...
     -- Свадьба,  замужество,  --  улыбнулась Ганна, прижимаясь к белой руке
Ильдихо. -- Слушай, как нежно он воркует! И Фрейя также благосклонна к  тебе
-- ведь это ее любимая птица.
     Ильдихо покраснела  до  корней  волос и,  опустив свои  длинные  темные
ресницы, ускорила шаг.
     --  Слушайте,  -- произнесла  она,  как  бы  желая отвлечь мысли  своих
спутниц, -- это другой звук. Издалека, из самой глубины леса! Слышите опять?
Короткий, но очаровательно сладкий и таинственный!
     -- Это голос желтогрудого дрозда, -- пояснила Альбруна.
     --  Золотого дрозда?  Того,  кто  может  сделаться  невидимкою  в своем
гнезде?
     -- Да, ведь это он, очарованный  королевский сын, превращенный  в птицу
за  то,  что подстерег прекрасную богиню Остару, когда она купалась в глухой
лесной чаще.
     -- Ему не следовало бы болтать о том, что он видел!
     -- Но очарование  может  быть  разрушено  девушкой, родившейся  в  день
Водана, если она трижды поцелует его в желтую головку.
     -- Поцеловать птицу! Но ведь  это  позволительно даже  самой  примерной
девушке, Ильдихо, не правда ли? -- спросила смуглая Альбруна.
     -- Да, но тут не в птице дело, -- засмеялась Ганна, -- а после, когда с
нее свалятся перья и клюв...
     -- Ну тогда была бы его очередь целовать.
     -- Болтушки! -- уняла  их Ильдихо. -- Что вы там толкуете  о  поцелуях?
Удивляюсь, как вам не стыдно!
     -- Шутить можно и о поцелуях...
     -- Если при этом не думать о том, о ком не говоришь вслух!
     -- Конечно. А уж о королевском сыне в птичьих перьях наверное позволено
думать и...
     Ильдихо слегка нахмурила белый лоб и  сжала полные губы своего довольно
большого рта. Ганна приметила ее движение  и тихонько дернула Альбруну за ее
черные кудрявые волосы.
     -- Подождите меня здесь, на дерновой скамье, -- сказала Ильдихо. -- Мой
венок готов, и я пойду  положить его на место  рождения лесного источника. Я
делаю это по обету.
     --  Источник посвящен  Фригге  и воды  его  полны глубоких  пророчеств.
Оставь ее,  пусть идет  туда одна, и  не  следи за нею,  --  сказала  Ганна,
удерживая  за плащ хотевшую сопровождать  госпожу Альбруну и усаживая  ее на
скамью рядом с собою.
     ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА
     Ильдихо быстро шла вперед, по временам наклоняя свою золотистую голову,
чтобы пройти под нависшими над узкой тропой ветвями.
     Она  все дальше  углублялась в лес.  Деревья  стояли  здесь  теснее,  и
солнечные лучи с трудом пробивались сквозь их густую зелень.
     Скоро она  дошла  до истока  ключа.  Еще в старину  благодарные  предки
выложили красивым  темно-красным песчаником  то  место, где священный  ключ,
подобно  живому  существу,   внезапно  и  таинственно  бил  струей  из  недр
матери-земли.  На верхней плите  старинного настила была нацарапана надпись,
гласившая, что живой ключ этот был преподнесен благочестивым князем ругов  в
дар Фригге.  Плиту увенчивал венок из темного плюща,  среди листьев которого
резко и  красиво выделялись  крупные светло-синие  колокольчики. Венок лежал
здесь уже целую неделю, но сохранил еще свою свежесть: водяная пыль,  всегда
поднимавшаяся  вокруг  сильно  бьющего  ключа, не  давала  увянуть  цветам и
листьям.
     Ильдихо  опустилась  на колени,  заботливо положив  около  себя на  мох
принесенный ею венок.
     Осторожно  сняв  с  плиты  плющеный венок, она  разделила  его  на  две
половины и, встав, произнесла торжественно и важно:
     -- Фригга,  вопрошаю  тебя!  Венок --  это будущее,  его  судьба  будет
судьбой нашей жизни и любви. Пусть плывет его доля направо, а моя -- налево!
Фригга, вопрошаю тебя!
     И опустив  в источник старый  венок, она  с напряженным вниманием стала
следить за ним.
     Обе половины  Надолго  оставались  соединенными,  но вдруг разделились:
половина, плывшая справа,  была увлечена течением,  погрузилась  и  исчезла.
Левая продолжала плыть  одиноко и вдруг остановилась, зацепившись за темный,
острый камень,  выдававшийся из воды.  Тщетно  ожидала Ильдихо, что подмытый
быстрым потоком, он оторвется и поплывет: черный камень крепко держал его, и
самый красивый  из  голубых цветков  казался печально  утопающим,  погрузясь
головкой под воду.
     Всецело  поглощенная  наблюдением  за участью венка, девушка не слышала
быстрых шагов,  приближающихся с  противоположной стороны,  из  лесной чащи.
Шаги эти были упруги,  осторожны, беззвучны, и  обличали опытного  охотника,
умевшего стеречь и зоркую рысь, и чуткого тетерева.
     На светлое зеркало ключа упала тень пришельца. Только тогда она узнала,
или лучше сказать, угадала его.
     -- Ты! -- сказала она, быстро обернувшись и вспыхнув щеками.
     -- Почему ты так печальна? -- спросил прекрасный стройный юноша, ростом
еще выше  ее. Он наклонился, опираясь  правою рукою о  рукоятку  охотничьего